Чем больше Степан расспрашивал, тем больше понимал, что за внешним улеглись еще слои. Что-то насобирал по жизни человек. И когда открылась её связь со «строителями» — удивился.
— Я сама не «строитель». Слишком хорошо думаешь. Но они мне нравятся. Новый дух и прочее… — улыбнулась. — Привели меня однажды к кришнаитам…
— Ну-ну? — улыбнулся тоже, вспомнив знакомого кришнаита. Тот убедил подружку записаться, обрил её. Девушка еще не привыкла, одела на голову платок. Они шли втроем по Красной площади: Степан, кришнаит, кришнаитка. Вдруг порыв ветра сдергивает с девушки платок, тамбовские туристы: ха-ха-ха! кришнаитка расплакалась, кришнаит ломает руки, Степан успокаивает. И смех, и грех.
Дальше мирно общались.
— По той причине, почему люди не любят садиться спиной по ходу поезда. Они ждут новостей. Жить, вообще, скучно, но жить хотелось интересно. Один заливает пустоту жизни литрами пива, другой заполняет коллекционированием подсвечников… Ты сейчас интересно живешь?
Благоразумно промолчал.
— Никто же до сих пор не понимает, где граница между живым и неживым. Может быть, там спрятались ответы на все стрёмные вопросы. Откуда и куда? В чем смысл жизни?
Степан прислонился виском к её плечу.
— Это-то просто. Смысл жизни в самой жизни.
— Просто, но и мы уже не в телячьем возрасте.
— Ну уж и возраст.
— Возраст, возраст. Люди в двадцать пять лет, отработав на пределе, погибали с чистой совестью. Кто бы дятла знал, кабы носом не стучал. Ты же работаешь, как китаец, лошади оборачиваются, я твои картины видела.
— Да я бездарность.
— Врун ты большой и охмуряла. Знаешь софизм «Лгун»? Вполне возможно, что лгун сознается в том, что он лгун. В таком случае он скажет правду. Но говорящий правду — не лгун. Следовательно, возможно, что лгун не есть лгун.
— А я знаю софизм «Рогатый». То, чего ты не потерял, ты имеешь. Ты не потерял рогов. Следовательно, имеешь рога. А ты была замужем?
— Нет. А ты как?
Да он-то подженился. Жёнушка ему каждый день последний месяц повторяла: «Из упрямства ни на шаг не продвинется Степашак». А какой из художника самодур-администратор? Ему только одно надо — краски портить.
— Бе-е-дненький!
И бедненький художник то же самое утверждает.
— Гутьере, мой вечный преследователь. Вместе учились здесь, — постучала по камню пальцем. — Испанец, а туда же, затащил к… И доказывали, батюшки мои, что ртуть есть неизменный дух, соль упрочняет тела, а сера производит рост живого. Сказки первобытного леса.
Действительно, какой только ерунды не читали и не слушали.
— …Фрейд отшлёпал. Религия — форма коллективного невроза. Банально — захват территорий.
— Так понять надо было самой. Папа говорил: «Если бы мне удалось разобраться с углеродом-двенадцать, со всеми его загадочными энергетическими уровнями, я бы булки выпекал».
— …инкарнация — переселение душ. Плохой — в прямой кишке родишься. Хороший — в минерале. Потом спинку обточат, в кольцо вставят и будет кто-нибудь на пальце носить, не снимая в бане и ковыряя в носу.
— …Это уже могло увлечь. Голова — дом мечтаний.
— А мне даосизм нравится. Экологично мыслят. Не терзай природу, слейся с ней. Только не христиане, страхуилы-людоеды. Шаловливая церковёшка. То девчонок жгли на кострах, пидеры, отдали бы мне, то пятьдесят тысяч детей погонят за гробом Господним, так, что потом ни одного найти не могут. Православие это жирнозадое. Муслимы-придурки, тупизм и фанатьё. Чем исламист хуже буддиста? Да ничем, кроме религии. Под носом румянец, во всю щёку — что в носу.
— Точно. Представить себе: мы пошли на балет — ну и что? нормально. Пошли арабки. На сцене белое «Лебединное озеро», и полный зал чёрных мешков с бронетанковыми прорезями для глаз. Жуть какая!
— …Китайцы прелесть. На вершине священной горы травы растут без корней.
Так они беседовали дальше и дальше в пришедшей ночи.
Интересная женщина оказалась. И с дурами скучно, и без толку хлопотливых в мыслях избегал, при которых рта нельзя открыть, чтобы не чувствовать себя корзиной для скомканных и выброшенных умностей. Эта многим интересовалась и многое знала. Хотя сразу обманула глицериновой медлительностью, но оказалась живым человеком. Но, ох, странным!
В том же духе закончился их разговор.
— Бог-то есть, — подвела черту после пересмешек по поводу религиозного творчества народов.
— В смысле? — приогорошился.
— Я не про того бога. Этому богу не надо резать баранов. Ему вообще ни до чего нет дела.
Степан помял кончик носа, и не отпуская его, прогундосил:
— М-м, ну-у ты про пантеизм?
Не ответила. И выяснять уже времени нет.
— Аби, извини, я сейчас должен идти в город.
— Пойдем, я с тобой.
— Нельзя. Я с человеком встречаюсь Быстрые перемещения, серьезный разговор.
— Встречайся, подожду.
— А если я с девушкой встречаюсь?
— Встречайся.
«Вот смола!» Начал злиться.
— А если я ей ноги задирать начну, ты, прислонютой сиротиночкой, рядом болтаться будешь?
Невозможно понять её неожиданное упрямство.
— Послушай меня теперь ты, Ван Гог занюханый.
Голову опустила, смотрит из-под бровей, кривится губами. Отойди дальше — человек в гневе. Но он-то рядом стоит и видит бурлеск.
«Что ей надо от меня, актрисетке? Невозможная девица!»