— Не буксовать. Нам ещё туда, к антенне. Салями, как говорят французы.
Прихватил с собой кабель, выпавший из коробки. Поднялись в шар, нёсший звезду в пшеничных пучках. Внутри шара темно. Зашарил по стенам, нащупал что-то, пошатал в стороны, догадался и с силой потянул вбок. Клацнуло. Надавил ладонями. Дверка ремонтников-альпинистов открылась наружу, впустив свет мощных прожекторов, электрическое пламя города и свет полной луны. Они ослепли. Глаза слезились, привыкая. Притянула его голову, шепнула:
— Я восхищена тобой, воин!
Воин расправил плечи, выгнул грудь колесом и направил свои легионы дальше. Вперёд! Штурм продолжается. Третье отделение, третий звоночек. Наканифолить носочки! Легионеры в балетных тапках страшно ударили мечами в медные щиты. Над ними — золотая звезда. Последнее место, куда до зарезу нужно дикому художнику и его спятившей музе.
Отвёл её руки в стороны, пропустил кабель подмышками и затянул выше грудей узел. Другой конец завязал вокруг своей груди.
— Если звезданемся, то вместе. По-честному. А я, дурак, еще хотел зарядку сегодня делать по полной программе. Жди!
Последний бросок был чистым смертоубийством, если бы всюду, на пшеничных пучках, на самой звезде, не были бы приварены, привинчены, приклепаны антенночки местного значения.
Бросил взгляд наверх и выдохнул:
— Плевать! Всяко разно один раз придётся на кладбище заскочить, хошь не хошь.
Цепляясь за усы антенн, успешно страхуясь, по треугольным выступам пшеничного пучка полез наверх. Ухватился за металлическую трубку над боковым лучом звезды, подтянулся и встал на узенькую решетку для альпинистов. Проморгался, огляделся. Оглядевшись, ойкнул, будто его ударил копытом мустанг, пробегающий мимо.
— Ничего себе ямки! Тут главное не расстраиваться, Стёпик. В крайнем случае только раздваиваться.
Внизу город, ощерившийся мириадами алмазных иголок света, и сама планета размером с воробьинный нос.
— Аби! Ужас! Ужас, Аби! Иди ко мне, злополучная.
Услышал, как скрипнула её сорвавшаяся ступня, перегнулся через трубку ограждения и подобрал кабель.
— Сейчас ты такое увидишь… А я еще брыкался. Я давал обещание не давать обещаний. Фиг теперь! Скажут: «Нужно на очередной шпиль залезть», брошу всё и полезу. Торжественно обещаю!
Показалась абигелева спина, перечерченная кабелем.
— Хватайся, сатанинская секта, — поймал руку, втащил наверх. — Что скажешь, обезьянка богова?
Нет, не зашевелились волосы на голове обезьянки боговой. Захлопала в ладоши и засмеялась грудным, таким теперь милым художнику, смехом.
— А где… где эта финтифлюшка?
Степан кивнул на верхний луч звезды.
— Здесь. Ничего только ты там не увидишь. Гарантирую! — прошёл последние метры. — Картинки показать — пожалуйста. Залезть на шпиль — да нет проблем. Финтифлюшку показать, — пожалуйста леди, не обляпайтесь. Всё, что приближается к тебе — всё хорошо!
Леди-то леди, только у леди на подбородке кровь с порезанной губы. И у него после поцелуев. Классическая парочка вампиров. Положила ему руки на плечи.
— В жизни, художник, очень мало реальности. Большей частью это всё иллюзии.
Они стояли у золотой пирамиды. Можно поднять руку и дотянуться до кончика. Но на кончике звезды приклепали еще одну, самую последнюю антенну-ёлку в рост человека.
Абигель возбуждённо прошептала:
— Ну так что, — посмотрим?!
Пожал плечами — ну, посмотрим. Действительно момент истины, чтоб ему!
Срочно. Совершенно секретно. Без права копии. Председателю объединённого комитета начальников штабов. Спутник только что зарегестрировал двоих в непосредственной близости от объекта, на основе которого предполагается создать самое страшное оружие. Национальную разведшколу определить не удаётся, агенты замаскировались раздеванием..
К золотой пирамиде на уровне пупа приклепаны две трубочки. Встал ногой на одну, прилип животом к плоскости луча, встал другой ногой на вторую трубку. Теперь можно дотянуться до самой антенны. На всякий случай накинул на ус её страховочный кабель и обмотал для верности пару раз. Подтянулся на руках, взобрался на ствол, потянул кабелем Абигель. Посидели на полусогнутых. В этот момент на Степана и накатила жуть, за которую нисколечки не стыдно.
Последний штырь над головой в пятнадцати сантиметрах. Распрями колени и увидишь, что хотел.
— Поднялись, — встала первая. — Вот так, — сквозь стиснутые зубы. — Вот так, — громче. — Так-так-так! — торжествующе. — Вот оно как! — свирепо. Крик ведьмы, застигнутой петушиным криком. — Понял ты, идиот?!! — будто вопль — зверина, выношенная в груди, а теперь рванувшая через рот на свободу. — Провалитесь вы все пропадом!!
— Как же так..? — прошептал, чувствуя в себе тот же грудной вопль.
Перед ними, на расстоянии вытянутого пальца, на пятачке прутка — кошмарный паук вползший в реальность, лежала жемчужина, точка с плотью, что само по себе невероятно, неизвестно что.
— Не прикасайся к ней! — предупредил, чувствуя, как по спине забегали капли пота-муравьи на ледяных лапках.
— Я люблю тебя, мужчина!
Любовь — алмаз, который не могут купить даже цари. А он смог!
Абигель задыхаясь под степановой рукой, откладывала ему в ухо слова-яйца.
— Вот такая картина мира! Ты художник, а это твоя картина. Вокруг одно только искусство. И это тоже искусство.
К животу упали металлические волосы, голова его покатилась по спине, в голове взорвалась сверхновая, пульсирующие плечи в слепящем свете… Темнота.
Грозовой фронт-игрок подкрался поиграть. Ползал на электрическом животе вдалеке, пугал и слал пробные шары. Пристреливался. Шары неслись над окаменевшими домами, заспешившими пешеходами, поседевшими от страха ивами у реки и распадались папиросным дымом. Игрок громыхал кием, посылая новые. Похоже, имел он характер осмотрительный. Сам, черным телом, залёг полукругом, а в небо над городом набил уже столько шаров, что те, не находя лузы, грызлись друг с другом, поражая соседей уколами молний. Вконец остервенившись, плевались огненной слюной в хозяина, и в молниеотводы высоток, и куда попало. Устроив такую эффектную артподготовку, игрок пожаловал самолично. Влез тушей в собственный бардак, и хрясь! выбросил вниз стрекательную пуповину ненормальной толщины и яркости. В ушах лопнули перепонки, в глазах треснуло глазное дно. Ужасно и страшно до того, что захотелось заорать не своим голосом: «Сдаюсь, ваша партия!». Из ближайшего папиросного тела вылупилась шаровая молния и, празднично блистая радужными переливами, полетела к окнам. Последние метры шар приближался коброй, копировшей мельчайшие его движения. Спрятаться негде, встречи не избежать. Шаровая молния впилась в шею.
Проснулся. За окном какое-то шипение, треск, будто дрова стреляют в костре, вспышки молний, выбеливающие потолок, и жжение на шее. Время: вспомнить себя. Что-то вспомнил. Он — художник, зовут Степаном. Этот желтый потолок перед глазами есть желтый потолок его мастерской. Желтый цвет есть концентрированный свет, ежу понятно. Остальное — темна вода во облацех. Нет, вот же ещё, сон видел. Как шаровая молния ему в шею коброй…
Проклятье, а что тогда жгёт шею?!
Повел головой — кобра тоже пошевелилась, положила ему на грудь ладошку. «Аби!» Девушка лежала у него головой на затёкшем плече, телом на затёкшей руке, ногой на затёкшем колене. Стоило чуть шевельнуться, чтобы понять, как они лежат. Абигель спала, присосавшись к шее жгущим поцелуем. Слабо сказано. Засос это миндалеглазой Нефертити, владеющей тайной властью над духами и царями египетскими.
Сделал движение подняться и вскрикнул от боли. «Это ещё откуда?!» Боль в спине отступала, но теперь зажгло на груди. Да ещё как. «Ну всё! Сейчас истерику закачу!» Передвинул руку девушки вниз, скосил глаз. Грудь перерезала багровая полоса и ныряла подмышки. Жгло и там. И на спине. «Кабель же это, ядрит-ангидрит!» След от кабеля, которым он связался с спарринг-партнером на шпиле. «На шпиле..?!» Ширма, отгораживающая прошлую ночь, исчезла. Напряг шею — кобра-Нефертити разжала напряженные губы.
Сфинкса светящийся глаз…
«Ой, мамочки! Что же выпупенивается?» А выпупенивалось то, что профессор за свою резонансную пушку гноится сейчас неизвестно где. А мальчик-жуайе за пальбу ухарскую за компанию там же. А она его за рупь купила, обматерив… А он взъярился… И выходит, добрались они до интимчика с до чего доведённым легкомыслием. Вот это да-а-а!
Повернул голову и, на зависть китайцам, округлил глаза. За окном, на фоне черного игрока летали языки пламени. Горело именно там, где должна стоять колченогая лестница, сколоченная из разбитых подрамников. Точнее, догорало. Доски обрушилась кучей, веселее вспыхнуло. Неважно, как это произошло: шаровая молния, не шаровая молния, главное: через пару минут головешки не останется, а ливень, серьезно шумевший, приближаясь, смоет пепел к чёртовой бабушке, пропади она пропадом вместе с уликами!
Девушку на пол, сам сел. Хотел подняться на ноги, но тут в голове лопнула сверхновая. Поковеркав лицом, открыл глаза. И отпрянул, насколько позволила караулящая боль. Абигель стояла на коленях и смотрела на него в упор. Сна в глазах не было напрочь.
— П-привет, д-детка, — прозаикался.