— Я, — согласился мой собеседник, — высказывал, все что я о них думаю богам.
— Ты с ума сошел, — сказал я.
— Они убили Кэсти!
Не знаю, за что Ракот взъелся на Молодых Богов, но спорами на эту тему, за последние месяцы, он буквально достал уже всех. Утверждали, будто он говорил о том, что большинство Древних проголосовало за его кандидатуру на пост Главы Совета Поколения, и лишь коварный Ямерт приказал выбрать Мерлина. Похоже это уже болезнь, а тут ещё и Кэсти…
— Давай поговорим о чем-нибудь другом, можно о Кэсти, но только без Богов!
— Давай, — согласился мой сородич, — знаешь какой главный вывод, я сделал из всей этой истории с Хаосом?
— Какой? — не удержался я.
— Нельзя для достижения своих целей пользоваться заемной силой, даже самой распрекрасной — это закончиться гибелью или поражением. Нужно искать как преумножить свою! Богами не становятся за один день, как думал Кэсти, тем более за чужой и не тобой оплаченный счет. Нет, мы пойдем другим путем.
Где-то я это уже слышал… Неясный свист над головой Ракота, заставил меня прервать размышления и посмотреть вверх. С неба на моего собеседника, острием вниз, падал меч. Причем, его личный меч. Не став дожидаться развития событий, я испепелил падающее оружие специальным заклинанием.
Ракот так же поднял глаза вверх.
— Спасибо. Они приняли мой вызов, — заявил он.
— Вы только посмотрите, — произнес высокий беловолосый мужчина с хищно загнутым вниз носом, — теперь он кинул в нас своим мечом!
Двое женщин и порывистый с глазами цвета волн мужчина от души рассмеялись. Последний тут же произнес:
— Может и правда трусливо и коварно убить его, пока он не вышвырнул нас из Обетованного?!
Щелчок пальцами и мятежный маг растянулся на камнях Межреальности. Теперь от смеха умирали те же женщины и первый мужчина. Он, погодя, чуть сверкнул глазом и меч Ракота, набирая скорость по ходу, ринулся вниз.
Нахмуренный мужчина с опаленными усами, не разу не рассмеявшийся вместе с остальными, внимательно посмотрев в глаза Ракоту, чуть ворчливо произнес:
— С этим поколением еще будут проблемы… И думаю, что немаленькие. Придавить нужно нахального щенка, прямо сейчас, иначе, помяните мое слово — добром это не кончится!
Возмущенный новыми раскатами смеха, он удалился подальше от всех.
— Яэт, — окликнула его женщина с огромными изумрудными глазами, — ну за что ты так взъелся на Юное Поколение?
Тот не ответил, а в зал вошел могучий мужчина с лишенными зрачков, пылающими глазами, остальные поклонились ему:
— Юность Поколения окончена, — своим великолепным баритоном объявил он, — пусть теперь взрослеют и развлекаются, создавая свой, как там его назвал Мерлин, — Джибулистан. А юный наглец, глядишь так же спутается с Хаосом и ещё сумеет пригодиться нам.
Стылая зимняя ночь. Ледяной ветер завывает среди возвышающихся угрюмыми громадами скал. Их чёрные гранитные тела кажутся сгустками затвердевшего мрака, чистого, первородного, абсолютного. Небо затянуто покровом свинцовых туч, словно саваном укутавших спящий мир под ними. Не видно колючего мерцания звёзд, и лишь неполный диск луны печально выглядывает из разрывов облачного одеяла земли. Его холодное сияние не разгоняет мрак — оно лишь скользит по сугробам, гаснет в кружащемся белом вихре снежинок. Кажется, что всё вымерло, жизнь навеки ушла из этих мест. Остались лишь вой ветра и иссиня-чёрный камень. Мир спит.
Длинное узкое ущелье. Каменные стены, надвинувшиеся с обеих сторон, словно стремящиеся подмять под себя, раздавить любое живое создание, осмелившееся прийти в это безжизненное царство. Снежный покров, скрывший под собой старинную дорогу, проложенную в древние времена забытым ныне народом. Память о нём давно стёрлась, и лишь вековечные скалы могли бы рассказать что-то, если бы умели говорить. Они помнили странных существ, что ходили когда-то по дороге через ущелье, помнили вереницы рабов, которых гнали туда, откуда нет возврата, помнили гордость и величие древней расы, ныне втоптанной в пыль. Те, кто когда-то мнили себя хозяевами этих земель, ушли навсегда — их место заняли другие, но ни один из них не отважился войти во владения сгинувших. В вое ветра люди слышали стоны сотен неупокоенных душ, взывающих к отмщению, слышали крики тех, кто прошёл однажды по дороге без возврата, той, что вела через ущелье.
Столетиями ни одна нога не ступала на проложенный древними путь, ни один человек не решился хотя бы краем глаза взглянуть на то, что когда-то принадлежало ушедшим. До сегодняшнего дня.
Скрип снега под ногами. Ущербный лик луны в небесах, затянутых чёрными тучами. Человек шёл по цепочке следов, небольших, оставленных маленькими изящными ножками, обутыми в мягкие сапожки. Следы, следы, ведущие… куда? Сколько недель, а может и месяцев он идёт, вот так, преследуя ту, что вечно ускользает от него? Как долго, а главное — зачем? Много раз он задавал себе этот вопрос, но не смог найти вразумительного ответа. Сколько миров промелькнуло перед ним, подобно цветам в калейдоскопе, сколько лиг бесконечного пути сквозь Упорядоченное осталось позади? Помнит ли он, с чего всё началось? Да, эти воспоминания не покинут его до тех пор, пока он не достигнет цели.
Человек остановился, вгляделся в ночную тьму. Послушно повинуясь беззвучному приказу, расступился мрак перед глазами — стал виден дальний конец узкого ущелья, словно прорубленного в толще земли топором какого-то гиганта. Там, впереди, каменный коридор, доселе прямой как стрела, резко заворачивал куда-то вправо… Что это? Человеку показалось, что он увидел невысокую хрупкую фигурку, бредущую по ущелью, увидел за миг до того, как она скрылась из виду, зайдя за поворот.
Он шёл по её следам. Сколько раз она появлялась вот так, на миг, маня своей близостью, чтобы через мгновение исчезнуть? Можно бежать за ней, сжигая собственные силы, разрывая в неимоверном усилии мышцы, чувствуя, как бешено колотится сердце, готовое выпрыгнуть из груди. Он пробовал. Бессмысленно. Она всё равно уйдёт, расстояние, отделяющее от неё, не сократится ни на шаг. Всё чаще ему казалось, что догнать её невозможно, что эта погоня будет длиться вечно. Повернуть назад? Какой смысл? Он сам выбрал этот путь, для него нет обратной дороги. Остаётся только идти по следу, идти до тех пор пока не иссякнут силы. Идти в надежде на то, что однажды ей надоест убегать, и она, наконец, остановится, чтобы встретить преследователя лицом к лицу.
Он вздохнул и продолжил путь. Стороннему наблюдателю показался бы странным облик путника. Некогда аккуратно подстриженная бородка, украшавшая мужественное лицо, теперь сильно отросла, утратив всякое подобие формы; глубоко запавшие глаза лихорадочно блестели. В них застыло странное выражение: казалось, путник отчаянно пытается отыскать взглядом что-то, скрытое от остальных, видимое только ему, ищет — и не может найти. Странник облачён в стальную броню, выкованную и зачарованную лучшими магами-кузнецами его родного мира. Зиэра — место, откуда он родом, место, которое он покинул… Зачем? Он не мог найти ответа. У путника нет теплой одежды, чтобы хоть как-то защититься от пронизывающего ледяного ветра; казалось, человек просто не замечает холода. За спиной болтается походная котомка, добытая уже в пути. На плече — странное оружие: широкое, искривлённое лезвие, похожее на клинок ятагана, насаженное на длинное копейное древко, украшенное замысловатым узором в виде сплётшихся змей. Верный Карнот, зачарованное оружие, созданное великим магом Зерциусом во времена войны с Белыми Рыцарями. Когда-то, кажется, что целую вечность назад, ещё при дворе Салкадера, страннику доводилось читать об этой войне. Он знал, что привело Белых Рыцарей в Зиэру, знал, что они искали в его родном мире — то, что никак не мог заполучить он сам.
Воин провёл рукой по лицу. Воспоминания нахлынули бурлящей волной, подхватили, понесли туда, откуда он начал свой путь. В памяти одна за другой всплывали картины из прошлого: дом, родные, братья и сёстры, с которыми он ребёнком играл в саду отцовского особняка, слёзы матери, провожающей его на долгое учение в Храм Великого Гимнарлата, учителя, ученики, постижение магических и боевых искусств, первый проигранный поединок и первая победа. И, наконец, лицо его возлюбленной. «Вернуться?» — мелькнула в голове знакомая мысль. Чем дольше он шёл по следу, тем чаще ему хотелось бросить всё, сойти с пути, найти дорогу домой. Вернуться, но не дойти до цели? Тогда чего ради он проделал весь этот путь?
Воспоминания, воспоминания… Всё, что у него осталось. Воспоминания и стремление любой ценой догнать, настигнуть ту, по чьему следу он идёт столько времени. Безумие? Иначе и не назовёшь. Другому не понять его целей. Чего он добивается, что ищет? Власть, богатства, знания? Нет. Нечто большее.
Он прошёл через множество миров, видел зелёные небеса и чёрный песок, видел людей и существ, не имеющих с человеком ничего общего, видел боль и страдания, видел тайны, множество тайн. Хотелось остановиться хоть на денёк, попытаться разгадать одну из них. Но воин не останавливался: та, кого он преследовал, шла вперёд, и жизнь простых миров не интересовала её. Чего она добивается? Куда ведёт её путь? Он никогда не задумывался об этом. У неё есть то, что ему нужно. Всё остальное значения не имеет.
Перед ним был новый мир, холодный, суровый, неприветливый. Он, мир, назвал страннику своё имя — Хьёрвард. Бессмысленный набор звуков, который скоро сотрётся из памяти. Путник видел множество миров, и каждый из них называл ему своё имя. Оно просто возникало в сознании, словно имея хоть какое-то значение для того, кто ходил бесчисленными тропами Упорядоченного. Он не запоминал этих имён. Зачем? Его родной мир остался далеко позади, и воин не знал, сможет ли когда-нибудь вернуться.
Он шёл уже несколько часов, не останавливаясь и не отдыхая. Магия надёжно защищала его от холода и хищников, которым одинокий путник мог бы показаться лёгкой добычей, помогала удержать постепенно иссякающие силы. Но даже у неё был свой предел: идти становилось всё тяжелее, ледяной ветер бросал пригоршни снега в лицо, словно насмехаясь над странником, одиноко бредущим навстречу неизвестности. Нужно было остановиться, передохнуть, немного поспать, иначе через пару часов он просто рухнет без сил.
Путник огляделся. Магия вновь заставила ночной мрак расступиться, и примерно в трёх сотнях шагов впереди он увидел небольшую пещерку, прорубленную в гранитной стене ущелья. Именно прорубленную: она явно была создана руками разумных созданий. У входа стояло что-то вроде каменного идола, настолько старого и истёртого ветрами, что понять даже приблизительно, кого он изображал, не представлялось возможным.
Внутри было сухо, снег почти не попадал внутрь пещерки. У дальней стены, напротив входа, стояла другая статуя — огромный каменный глаз, пялящийся в пространство перед собой. Казалось, ничего подозрительного здесь нет, но путник не торопился заходить внутрь. Он чувствовал магию, странную, древнюю, основанную на муках и крови. Те, кто создал это крохотное святилище, давным-давно сгинули, но их злобное чародейство, пропитанное чужими страданиями, продолжало жить. Впрочем, странник не ощущал опасности: кровожадные божки этого мира не властны над ним, прошедшим дорогами Межреальности и видевшим то, чего простые смертные не могли себе даже представить. Осторожно прощупав незримую магическую сеть, опутывающую пещеру, и не обнаружив никакого подвоха, он вошёл внутрь.
У путника не было дров, чтобы развести костёр, но тому, кто владеет Силой, они не нужны. Он просто щёлкнул пальцами, и на голом камне весело заплясали язычки магического пламени, не нуждающегося в пище. Снял со спины котомку, вынул походный котелок, шесть деревянных палочек и меховую подстилку — всё это чародей добыл уже в пути. Странник вытащил из сумки кусок мяса — оставалось лишь надеяться, что зверушка, убитая им в другом мире, съедобна — и принялся варить похлёбку, наполнив котелок водой из бурдюка. Обычное дело. Странствия заставили его научиться выживать, а если человек действительно хочет жить, то найдёт выход из любой ситуации. Однажды задумавшись об этом, воин решил, что жить на самом деле хотят немногие.
Покончив с едой, он лёг на подстилку и закрыл глаза. Костёр давал достаточно тепла, но путник сейчас не отказался бы чем-нибудь укрыться. Невольно вспомнилась его уютная детская в богатом доме отца, знатного вельможи Салкадера, мягкая постель и вкусная еда; он вспомнил, как ребёнком прятался под одеяло, опасаясь чудовищ, живущих, как ему казалось, под кроватью, вспомнил смех отца и нежные руки матери. На лице его появилась улыбка: эти воспоминания ласкали душу, вселяли надежду, напоминая о чём-то светлом, добром, радостном. Ушедшем безвозвратно. Раньше он и не помышлял, что научится спать, не снимая доспехов, будет на свой страх и риск есть мясо неведомых ему зверей, пройдёт там, где не ступала нога ни одного жителя Зиэры. Порой странник сравнивал себя с камнем, брошенным в бескрайний океан рукой того, кому безразличны его судьба и жизнь; он погружался всё глубже и глубже в бездонную пучину, со всех сторон надвигался мрак, и свет солнца уже не мог пробиться сквозь водную толщу. Назад вернуться невозможно, остаётся только тонуть без надежды на спасение.
Путник тряхнул головой, отгоняя наваждение. Нет, он не камень, способный лишь погружаться во тьму, у него есть возможность плыть наверх, к ласковым лучам дневного светила, такого далёкого и казалось бы недостижимого. Лучше умереть, пытаясь хотя бы краем глаза увидеть солнце, чем опустить руки и пойти ко дну, где лежат сотни других камней, брошенных в пучину раньше.
Довольно. С рассветом он продолжит путь, но сейчас ему необходимо поспать, дать отдохнуть телу и разуму. Кто знает, быть может завтра его странствия закончатся, и цель наконец-то будет достигнута? Каждый раз, засыпая, путник призывал эту мысль. Она помогала идти дальше.
Он стоял на вершине высокого холма. Впереди, до самого горизонта, тянулась бескрайняя равнина, травяное море, залитое солнечными лучами; дул ветер, и казалось, что по зелёному океану гуляют самые настоящие волны. Лазурный купол небес был девственно чист, голубую бесконечность не пятнали ни белёсые тела лёгких облачков, ни мрачные громады грозовых туч. Вниз с холма змеилась узкая лента дороги, проходящая через небольшое село: добротные деревянные дома, покатые крыши, изгороди и лавки возле них, стоящие у калиток телеги — самая обычная деревушка. Впрочем нет, было в ней что-то странное. Путник прислушался. В посёлке царила подозрительная тишина: на улицах не играли дети, не лаяли собаки, не слышно было ни смеха, ни криков — село словно вымерло. Но не это удивило странника. Он не видел ни расчищенных квадратов полей, ни огородов, ни садов; не видно было и реки, хотя как могут люди жить без источника воды? Казалось, кто-то неведомый, словно играя, понаставил дома прямо посреди равнины, но забыл поселить в них людей.
Сон? Нет, всё слишком реально. Что же тогда? Морок? Да, скорее всего. Вот только, кто же его сотворил? Узнать это можно лишь одним способом — идти вперёд. Путник взглянул вниз и вдруг остолбенел. Там, по дороге, не торопясь, шла невысокого роста женщина: изящная фигура, длинные чёрные волосы, кожаный ремень, опоясывающий неправдоподобно тонкую талию, и висящий на нём короткий, слегка изогнутый меч в посеребрённых ножнах. Она! Странник почувствовал, что покрывается потом. Она! Та, по чьему следу он шёл столько времени, та, кого он так долго и безуспешно пытался настигнуть, — впереди, в каких-то пяти сотнях шагов! Ей негде скрыться, вся равнина как на ладони. Каких-то пятьсот шагов! Вперёд!
Он побежал. Вниз с холма, глаза, не отрываясь, смотрят на хрупкую фигурку, всё так же медленно, не торопясь, бредущую в сторону деревни. Пятьсот шагов. Четыреста. Она уже идёт между домами, не замечая судьбы, наступающей ей на пятки. Триста шагов. Двести. Зачарованная броня не стесняет движений, не мешает бежать; руки привычно перехватывают рукоять Карнота, последовательности мыслеобразов спешно сплетаются в сеть атакующих и защитных заклятий, готовых в любой миг сорваться с незримой удерживающей их струны. Сто шагов. Пятьдесят. Она неожиданно замерла, наконец почувствовав что-то, резко развернулась — он словно налетел на невидимую стену, остановился, буравя женщину взглядом. Странник не чувствовал творимой волшбы, но неведомая преграда, возникшая словно сама по себе, не давала сделать ни шагу вперёд. На лице черноволосой путницы мелькнула странная улыбка — скрытое торжество и, словно бы, сожаление.
— Думаешь, что догнал меня? — спросила она негромко, но воин расслышал каждое слово. — Ошибаешься. Твоё преследование лишено смысла: меня ты никогда не настигнешь, Вельтейт. До тех пор, пока я сама этого не захочу.
Казалось, кто-то плеснул ему в лицо ледяной водой. Вельтейт… Имя, которое было дано ему при рождении, истинное имя. Вельтейт Амалигар, третий сын его светлости эйнара Джебенда Амалигара Салкадерского. Великие боги, откуда она знает?.. Никто и никогда не звал его так с тех самых пор, как он переступил порог Храма Великого Гимнарлата. Всех молодых послушников заставляли забыть о том, какое имя им было дано при рождении, принуждали отречься от титулов и званий. Душа и тело аколита предавались таинственному покровителю Храма — Гимнарлату Златоокому. За долгие двадцать лет, проведенных в стенах святилища, Вельтейт действительно почти забыл о своём истинном имени, но женщина, стоящая сейчас перед ним, с лёгкостью отыскала и извлекла самое сокровенное из его памяти. Как, каким образом? Неужто спешно возведённая магическая защита оказалась бесполезна?
— Может быть, хочешь это проверить? — она словно издевалась над ним, маня своей близостью и в то же время оставаясь недоступной. Каким образом ей удаётся так легко читать его мысли? И где же, тогда, предел её могуществу?
Ответа на этот невысказанный вопрос Вельтейт так и не дождался.
Калитки ближайших домов внезапно распахнулись, извергая целую толпу бородатых крестьян, вооруженных кто чем: кольями, рогатинами, топорами, вилами. «Где же они прятались раньше?» — успел подумать Вельтейт за миг до того, как мужики спешно и молчаливо, точно отборные гвардейцы салкадерского двора, заняли пространство, разделяющее закованного в сталь воина и хрупкую черноволосую женщину. Острия рогатин и кольев нацелились в странника, но нападать крестьяне отчего-то не спешили, застыли на месте с каменными лицами, точно неживые. Краем глаза уловив какое-то движение, Вельтейт повернул голову. На крыши двух ближайших домов вскарабкались лучники — тетивы натянуты, наконечники стрел смотрят в грудь незваному гостю.
Во всём этом было что-то неправильное. Простые холопы действовали слаженно, быстро и молчаливо, словно опытные ветераны, мгновенно выстроив настоящую живую стену, отделившую его, Вельтейта, от цели. Непонятно было, как крохотные крестьянские подворья смогли вместить такую толпу. «Всё это не правда, не может быть правдой, так не бывает, это морок», — он пытался убедить себя в этом, но глаза, видящие перед собой ощетинившийся вилами и рогатинами строй, нос, чувствующий запах немытых тел, кожа, ощущающая дуновение ветра, — всё это говорило о реальности происходящего.
— Всё реально, Вельтейт, — прозвучал в голове мягкий обволакивающий голос. Её голос. —