- На рассвете пойдешь, - сказала первая старуха, - он покажет. Не отказался.
- Старый стал, - сказала, поднимаясь, вторая.
Скрипели ступеньки, старухи спускались с крыльца.
Ангелина проводила их, вернулась. Было тихо. Потом Андрюша глупо улыбнулся:
- Геля, если пойдешь, возьми меня, заодно кассу захватим.
- Глупец, - сказал дед Артем, - кассы не существует.
Эдуард Олегович молчал, поглядывал на всех, был бледен.
26
- Ничего страшного, - сказал серьезно Вениамин. - Стакан живой воды поставит меня на ноги. Разве не так?
- Спать, спать. - Эдуард Олегович поднялся. - Мне, к сожалению, еще одного пациента навестить надо. Долг прежде всего.
- Может, его на ночь выпустить из погреба? - сказала Элла. - Он же простудится.
- Нет, - сказал дед Артем, - и не подумаю. Делайте со мной что хотите. После того как мельница сгорела и Мишка погиб, нет ему пощады - это же банда, которая сама никого не жалеет!
- Я с вами полностью согласен, совершенно, абсолютно, - сказал Эдуард. Но я гуманист и ничего не могу с собой поделать...
- Пошли вместе, - сказал дед. - Я послежу. Передай-ка мне ружье, Андрюша.
- Это лишнее, - сказал Эдуард Олегович, - вы устали, вы пожилой человек. Я с ним справлюсь.
- Не знаю, как уж и справишься, а вдвоем лучше. Пошли, пока дождь не хлынул.
- Идите, - согласился Веня.
Температура у него была тридцать девять и шесть.
Когда дверь за ушедшими закрылась, засобирался и Андрюша.
- Пойду в Красное, ничего со мной не случится.
- Куда ты пойдешь? - возмутилась Элла. - На тебе же лица нет!
- Хорошо, - сдался Андрюша. - Тогда я иду отдыхать. Через час прошу меня разбудить. К тому времени, надеюсь, и гроза пройдет. Дайте слово, что меня разбудите. - И он твердым шагом, хоть ноги и ныли от дневных хождений, прошел в холодную горницу, рухнул на постель и тут же заснул.
27
Андрюша не слышал, как бушевала гроза. Он проснулся от тишины, слагавшейся из ровного и густого шума дождя, который был постоянен и потому неслышен.
Андрюша вскинулся, вскочил в полной темноте с кровати, выбежал в сени. Ему показалось, что дом опустел, что все покинули его.
Но в щель под дверью в теплую половину пробивался свет.
Андрюша распахнул дверь, щурясь заспанными глазами. На ходиках была половина второго. Вениамин спал. Он был пятнист - черное с красным. Дышал часто, ворочался, сучил во сне руками. Возле кровати на стуле дремала Элла.
- Что случилось? - прошептал отчаянно Андрюша, злой на весь свет, оскорбленный предательством близких, а еще более предательством собственного тела, которое потратило на сон четыре часа. - Почему никто не думает о Вениамине?
- Ах, - вздрогнула Элла, - ты проснулся?
- Каждая минута на счету, - сказал Андрюша.
- Причешись, - сказала Элла, - ты дико выглядишь. Мы тебя не будили, ждали, что пройдет дождь.
Вениамин забормотал во сне. Вошла Ангелина со сложенным мокрым полотенцем, положила на лоб Вене.
- Какая температура? - спросил шепотом Андрюша.
- Сорок, - сказала Элла.
- Эдуард приходил? Что говорит?
- Нет, пропал куда-то, - сказала Элла. - Он тоже устал.
- У вас есть сапоги? - спросил Андрюша.
- Погоди... - Ангелина принесла резиновые сапоги и брезентовый плащ. Впору будет? - спросила она.
- Впору, - сказал Андрюша, переобуваясь. - Ну я пошел.
- Иди, - сказала Элла, - только будь осторожен.
Андрюша пересек двор, скрипнула калитка. Почему-то ему показалось, что ливень на улице сильней, чем во дворе. Струи дождя сразу нашли путь за ворот, и плащ отяжелел. "Как я дойду до Красного? - подумал Андрюша. - Тридцать пять километров лесом. Пять километров в час... Семь часов. Главное, не терять темпа".
Он огляделся. Было темно так, что глаза с трудом, лишь по тусклому блеску луж находили дорогу. Небо было затянуто тучами. Силуэты домов и заборов угадывались лишь потому, что были темнее окружающей темноты. Дождь сыпал мельче, но густо и занудно. Собаки молчали, все в деревне молчало.
И сквозь этот бесконечный молчаливый шорох дождя до Андрюши донесся крик, приглушенный, еле слышный, и были в этом крике отчаяние, одиночество и безнадежность. Андрюша побежал, скользя по лужам, к площади. Крик заглох. Андрюша остановился, и ему стало страшно, страшно посреди деревни, и сознание этого заставило его содрогнуться от мысли, как он будет идти по тайге.
Крик возник вновь и вновь оборвался.
Андрюша упал, но он уже так промок, что это не имело значения. Плащ налился свинцовой тяжестью, и все было как в кошмаре, и хотелось открыть глаза, чтобы увидеть хоть какой-нибудь свет.
- Помогите! - донеслось сквозь дождь и оборвалось вновь.
- Иду, - сказал Андрюша, и голос его оказался тих, сорвался, не хватило воздуха.
И вдруг крик раздался снова совсем рядом.
Глаза ли привыкли или в тучах был просвет, но Андрюша вдруг догадался, что стоит возле погреба, куда заточили Василия. И его взяла злость - оказывается, бежал на помощь негодяю.