- На все воля Неба, господин.
- Истинно так. Велик Аллах. Садись, дорогой, на коня, чей хозяин лишился чувств от твоей руки. Побитый воин побежит следом яко собака, велел нойон. - А девицу повезет ее новый господин.
Я вскочил в седло чужого коня. А девицу усадил к себе тот сочащийся силой батыр, коковой едва не рассек меня на две половинки.
Вскорости выехали мы из влажного зеленого ущелья на каменистую равнину, жаркую и скучную. Тут кони, почувствовав на своих крупах камчу, пошли рысью. Мой выдохшийся жеребчик попытался отстать, но пара воинов, что ехали позади, шлепали его плашмя своими саблями и повизгивала от удовольствия. Один из них крикнул издевательски:
- Не отставай, афанди. Каждого гостя мы угощаем жирным барашком, чтобы тело было довольным, егда голова начнет отлетать прочь.
Потом серая пустыня неожиданно расцветилась разной пестротой, и даже возомнилось мне, что зверь огромный перевернулся на лысую спину и показал клочковатый живот. Не сразу я соображение поимел, что это шатры, юрты, кибитки. Целое войско стояло здесь станом. Егда подъехали мы ближе, уже завечерело и весь стан озарился огнями кострищ и факелов, а некоторые шатры оказались высокие и просторные яко терема.
Посему мы с девицей снова расстались, ее забрал в свою юрту жирный и рослый батыр. А мне старухи-целительницы смазали зело пахучей мазью изодранные камнями грудь и руки, но после того был я сброшен в яму глубокую, в земле посидеть. Никто темницу мою не сторожил, впрочем и выбраться из нее не виделось возможным. Ближе к утру холод схватил меня за каждую жилку, за каждую косточку, и всякая внутренняя жидкость словно бы обратилась в лед. Но где-то с зарею нового дня в ямину опустился сыромятный ремень и по нему я выполз наружу. За краем поджидало меня несколько нукеров с лицами, выражающими пока неведомую мне волю властелина. Не знал я, что мне сейчас уготовано, останется ли моя голова сидеть на плечах, ино покатится горемычная - окроплять кровью бесплодные камни.
Мимо затухающих костров и спящих вповалку воинов проведен я был до края стана, где стоял зоркий дозор, там же били копытами и махали хвостами мои кони, отдохнувшие и сытые - на Сивке уже сидела девица де Шуазель. Узнал я ее по хрупким плечам, хотя лицо было закрыто тканью. Взобрался я в седло своего каурого коня, а один из воинов даже подержал услужливо мне стремя.
- Неужто ты умертвила того амбала? - с надеждой, но и некоторым трепетом пожелал услышать я у девицы. Заместо нее ответствовал нукер:
- Дочь иблиса высосала из батыра все жизненные соки. После умертвия Беркэ-батыр стал похож на дохлую ящерицу, такой же зеленый и сморщенный.
Мне почему-то захотелось назвать этого рослого рыжебородого воина "ротмистром Сольбергом".
- Старухи-целительницы по всякому вертели Беркэ-батыра, растирали его мазями и поливали снадобьями, но дух жизни уже не вернулся в его жилы и члены. Не смогли они сыскать и отверстия, через которые дочь иблиса нашла вход в тело батыра. Неужели в западных землях все девы и женщины подобны ей?
- Да, друг мой. Остальные девы и жены много хуже, их злые свойства не дремлют даже при свете дня.
После ночи щеки девицы де Шуазель затянулись румянцем, а на губах блуждала лукавая улыбка. Из-за того возникали мысли, что воспользовалась она для смертоубийства блудным отверстием.
Воины сопроводили нас до края долины, где меня с девицей пропустил конный дозор, а дальше, через ущелье, мы отправились одни. Спутница была молчалива и лишь искоса постреливала своими глазками, отчего пробуждалось во мне мышленье о возможных чаровных силах, каковые в ней таятся.
Наконец девица разомкнула поалевшие уста:
- Устроим же привал и я залатаю твой халат, витязь, пока он не превратился в сплошную дыру.
- Отчего же не устроить.
Как раз воспарил густой туман, сплошной завесой закрывший путников, мы стреножили коней и устроили небольшой костер из наспех собранного хвороста. Я вручил девице свой рваный халат и восхотел узнать, отчего батыр стал добычей тлена.
- Каким же образом, невинная дева, сгинул поганый воин Беркэ, да еще по смерти превратился в мерзкого гада? Коли я правильно понял твои слова, ты не богопротивный упырь, отрыжка адской утробы, а благочестивое чадо рыцаря-батыра де Шуазеля.
- Я чадо рыцаря-батыра, ведь девушки-простолюдинки не украшают свои шеи и виски монистами, свои запястья браслетами, свои носы и персты кольцами, - отринула мои сомнения девица де Шуазель.
- А не можешь ли ты оказаться в одном лице знатной девицей, дочерью батыра, и знатным упырем, прости меня Господи?
- Разве не послужила я божьему делу? Тогда и защитить мое целомудрие мог только светлый ангел, посланец неба, - сказала девица, вправляя нить в большую костяную иглу.
Пусть так и будет, зачем мне оспаривать ее слова? Тем паче, что руки девы сновали над моей одежкой.
- Благодарствую тебе, девица, за то, что решила послужить мне ловкой ручкой и иглой.
- Успеется с твоим благодарствием, москвитянин.
И сделалось мне зябко, несмотря на теплое дыхание костра.
- Откуда тебе ведомо, что я из московского княжества?
- Давно нам ведом ваш замысел с подложной грамотой и окаянным упырем, - дева принялась за латанье новой дыры.
- Так почему же галльские татары не бросили меня в орлеанскую темницу?
- Не суетись, витязь. Галльские татары не желают воевать вместе с гордым султаном Вильгельмом далекую Москву. Они имеют неудовольствие к нему, поелику стеснил он их волю, отяготив податями и отняв многие владения для своих ближних беков.
Сразу сделалось тепло и покойно.
- Приятно известила ты меня. Позволь расцелую, да не сочтется за грех.
- Не распаляйся, милый витязь. Тебе еще надобно уразуметь суть происшедшего в веках. Галльские татары - татары только по именованию. Мы природные франкогаллы. После того, как нукеры Батыя-хана спалили и разрушили Париж, Орлеан, Нант, Бордо и Лион, после того как татарские кони напились из Сены и Луары, после того как не сумели в бою осилить диких звероподобных кочевников, принуждены мы были отатариться, подладиться под их вид, платье и обычаи. Пока вы, москвитяне, пытались в своих лесах отбиваться оружием от ордынцев, мы искали новый путь к одолению врага. Ордынцы ненасытной волчьей стаей прошли нашу страну, но не предали мечу всех франкогаллов, потому что им нужны были мастеровитые ремесленники, франкогалльские жены им тоже требовались и были предпочтены кривоногим всадницами-татарками.
- И я бы такое предпочтение выказал.
Девица де Шуазель продолжила, храня ровность голоса и суровость лика.
- Мы, франкогалльские жены, развивали искусство приманивания, одурманивания и истребления татарских мужей. Мы не могли уже блюсти христианскую веру, подложно сделались магометанками, мы взывали к владыкам судеб, к адским духам, которые раньше помогали сынам Чингиса, а затем обучили нас тонкой охоте на души. Взамен мы жертвовали кровь наших жертв. И то, на место сгинувших татарских нукеров возвращались наши мужчины, каковые доселе скрывались на Корсике, островах за Ла-Маншем или в Арденнах, они стали носить те же имена, что и ордынцы, и говорить на том же языке. Коли у татарских воинов успевали родиться дети, то они, хоть и смешанной крови, но вырастали франкогаллами.
- Так что, считай, ты меня приманила яко татарского мужа, однако истребила вместо меня батыра Беркэ. Поэтому пора и поцеловать устами в уста.
Она охотно подвинулась ко мне, даже приникла. Занялось все хорошо, сладко, а посему я почувствовал - во мне будто дверь открылася и прямо из серединки потекла моя сила, словно пиво. Егда холодная тьма уже опустилась на меня, истечение силы вдруг прекратилось и ко мне, как большие мухи, прилетели слова:
- Ты завез меня в эту пустынь, яко коварный мучитель, и нынче я покидаю тебя здесь. Твой халат и шапка позволят мне выглядеть подобно мужу, а тебе они уже не понадобятся, дорогой москвитянин. Правило должно быть соблюдено, таков наш договор с владыками судеб.
И тут мгла окончательно поглотила меня. Я только и успел крикнуть в густую пустоту: "Будь проклято время сие, лишенное благодетельного влияния техники." Вдруг молния метнулась в мою сторону и, ставши ослепительным сиянием, продернула меня сквозь какой-то туннель.
4
Очнулся на сей раз я от стужи. И сразу взбрыкнул зубами. Наверное, потому что на мне ни халата, ни бешмета, ни даже шароваров - все уперла проклятая девка. Впрочем, даже при желании нельзя было меня назвать и оголенным. Какая-то серая пленка частично обволакивала меня, но тепла от нее не прибавлялось. Поди догадайся, на что сдалась мне такая колбасная обертка.
Ледяная крупа лупила в мое открытое лицо, губы только поджимай, чтобы не рассекло до крови, по щебенистой земле вилась поземка. И ни кустов вокруг, ни спичек - костерком, как ни старайся, не порадуешь окоченевшие кости. Даже непонятно, куда хворост задевался, набирал ведь недавно. Тут тоска на меня напала, стала жевать под ложечкой: как никак уцелел я, испытав кровопийство галльской ведьмы, а теперь придется озябнуть до смерти как птенцу, выпавшему из гнездилища. И видимо без толку мне обращаться к святым заступникам - переполнилась и потекла чаша небесного терпения.
Но смертное уныние еще один тяжкий грех в небесную копилку, поэтому я, поднявшись на ноги, - а они, как приделанные палочки были - побрел на северо-запад в русскую сторону. Триста шагов хватило, чтоб ноги окончательно закостенели и уронили меня лицом в ледяную крошку. В последний раз, наверное, отлепил я мерзлую башку от мерзлой земли и глянул на свои беспомощные руки. И зачем вы только выросли? Но тут заприметил, что пленка, каковая их бестолково прикрывает, отмечена несколькими пупырышками. А поскольку помирание - дело скучное, то я просто придавил один из них. И враз потеплело, просто жаром меня обдало как из печки. Пленка задрожала словно живая тварь, сделалась ярко-белой, немало раздулась, с внутренней ее стороны даже пророс густой волос. Потом она, не угомонившись, наплыла мне через голову на щеки и рот, прилипла к ним, образовала дыхательные трубочки для ноздрей и прозрачные выпуклые полоски в районе глаз. Трубочки согревали поступающий воздух, несмотря на выдохи ртом влага под наличником не накапливалась. Удобная зараза, хоть закопайся в сугроб и вмерзни в лед - не пропадешь.
Но Дед Мороз дернул меня приложиться к другому пятнышку. И тут же пленка мстительно сошла, съежилась, оставшись только на бедрых и срамных местах и еще небольшими браслетиками на запястьях. Ледяной ветер, насыщенной шугой, на радостях мигом впился в мое беззащитное тельце. Не догадайся еще нажать на пупырышек с левого браслета и полетела бы душа моя на волю из ледяного полона. Пленка снова помилосердствовала, закрыла и согрела меня. Я даже вспомнил ее название - квазиживой биополимерный комбинезон. Странные пугающие слова.
Ледяная смерть уже не могла загрызть меня, но еда и питье оставались сладкими мечтами. Когда я уже весь заерзал от голода, прямо перед моими глазами побежали слова - видимо по прозрачным полоскам - "в крови до опасного уровня снизилось содержание глюкозы и повысилось содержание молочной кислоты. Желаете обратиться за помощью по спецсвязи?" Тоже самое было просуфлировано и неким голосом в моих ушах. Что это: бесы, предсмертные видения или чудеса техники? Надеясь, что не вступаю в сделку с дьяволом, я внятно произнес: "Хрен с вами, желаю помощи, супа, каши, водки". И тут же появилась красная надпись: "Сигнал передан, получение подтверждено. Патрульный корабль прибудет через пятнадцать минут. Для облегчения поиска по маяку оставайтесь на месте."
Начало уже смеркаться, неожиданно из-за смутной скальной громады появилось темное пятно. Оно повисло над моей головой и вдруг меня накрыл ослепительный конус света, потом сверху упал хобот, с очень клейкими лепестками на конце. Раз и два, темное пятно уцепило меня этим хоботом, приклеило и втянуло, да так скоро, что мои потроха чуть внизу не остались. Очутился я будто в ящике каком, или вернее, в каморке без окон и дверей. И не один был - окружало меня с полдесятка мужиков, затянутых в ту самую "квазиживую" пленку, только зеленую, под цвет обстановки.
Один из них, рослый, в берете, с тремя крестиками в петлицах, судя по всему начальник, велел остальным: