Послушная Гера, у которой транзисторы замкнуло на массу, взяла и тут же зеленый пышный наряд сбросила. Она не учла тот фактор, что в квартире находится чужой мужчина, вернее, чужой для нее в глазах Лины Столовой. В ее-то глазах он был уже не чужой. Но Лина Столова расценила этот рывок по-своему и ринулась прочь из комнаты.
А для смертного человека Севы Краевского это было уже слишком. Больше он оставаться у косяка не мог, у него тоже замкнуло на массу. Он шагнул, поймал руками этот ветер, эти ребрышки, глотающее нежное горло, нырнул в него и стал его пить взахлеб. Теряя сознание от счастья и от боли, он услышал прохладные пальцы на своем затылке и как они скользнули по спине. Загремели симфонии, отпевая их грешные души.
Гром и молния. Сильнейший разряд прошил их бедные тела одновременно.
А Боря Багрецов, как и положено путевому мужу, прибыл домой неожиданно. Зорко оглядел квартиру. Ковер вроде вычищен, в холодильнике борщ и ромштексы. В баре сухое вино, ликер. Кухня свежей побелкой сияет. Остался доволен: “моя школа”. Раскрыл чемодан, кое-что выложил и пошел в ванную, не заботясь о хозяйке. Где, что — придет и сама все скажет.
Гера с Тимой пришли домой поздно.
— Аа! — Тима схватил себя за щеки. — Кто-то к нам приехал.
— Это папа-герой с войны приехал, — сказала застывшими губами Гера, — беги к нему скорее.
Боря сидел и улыбался, ни слова не говорил.
— Боря… — голос у Геры осип, — прости, мы засиделись у соседей. Это рядом, в доме напротив.
В глазах у нее все качалось. От такого — даже если ждешь — все равно жутко.
— Да ладно. — Багрецов покровительственно сгреб ошалелое семейство в стальные ручищи. — Что-то раньше никакие гоштины ты не любила. Приличные люди хоть?
— Там тетя Соня, тетя Броня и дядя Сева, они раньше были поляцкие. Мама тете Соне колола уколы вместо врачихи, — затрещал Тима.
— Ну, это не одобряю. Сын дело родное, а перед чужими не позволю. Жена офицера не должна…
— Да старушка, ветеран войны, умирала. Что ты, Боря…
— Коханые, приехал спешно, без подарков. Только казахстанский мед, пакованный на экспорт. Все завтра. А сегодня краткий ужин и здоровый сон.
— Ты в отпуск?
— Не совсем. Возможен перевод по службе.
Но вот и ужин, и сухое, и мед подарочный на пробу — все позади.
Конечно, Тима расходился, он не хотел ложиться спать, завелся от вида живого отца. Гера бормотала ему сказочку и кажется, впервые не хотела, чтобы он вообще заснул. Но вот и маленький затих.
Роскошный Багрецов склонился над женой.
— Ты как всегда без пеньюара.
— Но ты ведь неожиданно.
— Наверстывай весь пропуск на ходу.
— Сегодня бы не надо… И ты устал, и я.
— Устал? Да я соскучился как черт.
— А вдруг у меня женские капризы?
— У тебя, милашка, могут быть только обязанности.
— Да Боря, я ведь не рабыня.
Он выпрямился.
— Бунт на корабле. Попытка свергнуть капитана. Слушь, ты развинтилась без меня. Но мое мне отдай.
— Как ты можешь? Я была влюблена в тебя…
— И будешь.
— Не буду. И руки убери.
— Женщину воспитывают плетью.
Он взял лежавший рядом пеньюар, ловко захлестнул вокруг диванной ножки и связал ей руки.
— Но это подло.
— Подло то, чем ты тут занималась без меня.
— Закричу ведь.
— Не закричишь, ребенка жалко. Придется проучить…
— Это тебе учиться надо, ты, солдафон такой, только и можешь, что… А…
— Поговори еще. Университетов захотела? А я тебе без книжек… Без книжек, вот так. Теперь вот так.
И он ее мотал и мотал, пока не выбился из сил. Потом встал и в плавках ушел на балкон курить. И думал: “Хороший шанс судьба дает, а эта фря мне может все испортить. Туда без жен и не пускают… Сейчас взовьется — к маме, к папе. А я не глупый, я не дам”.
Пришел и отвязал:
— Можешь сходить, если приспичило.
Она встала и упала. Он глянул на нее с презрением.
— Брось дурить, Герка. Погорячились, бывает…
— Насильник.
— А ты не доводи. Строптива.
— Наоборот, я размазня. Но тут придется от тебя уйти.