— Я завязала с этим делом. — Тьфу, надо было сказать “прекрасно”.
— Напрасно. Решили быть хранительницей очага? — Почти сострадание.
— Ничего я не решила. Нет таланта, так что ж делать. — Сама кротость.
У нее ни один мускул не дрогнул. Она равномерно пазгала толстые листы, прихватывая их линейкой и обсыпая холеного Губернаторова бумажной липкой пылью. Та же пыль оседала на ларичевское зеленое платье в клеточку, с белым воротничком, на русые волосы, раньше торчавшие во все стороны, теперь зажатые зеленым бархатным ободком и заправленные за ушки с дешевыми серьгами.
— А ваш чумазый приятель из подвала, электрик?
— Упхолов поступил в литературный институт, и скоро его примут в союз.
— Какое детство. Он что, станет от этого лучше писать?
— Он пишет все лучше, потому что он талант. Лучше вступить в союз, чем сидеть в поганом подвале.
— Одно другому не мешает. Мне пора идти. Но как же вы?
— Спасибо вам. Вы столько сделали.
— Не благодарите. Если бы вы не отдавали мне долги с таким маниакальным упорством, то я мог бы считаться меценатом. Ну, а так — ерунда…
Ларичевой захотелось сказать ему что-то хорошее.
— У нас был вечер в библиотеке. Приносили новые журналы, книжки. Ну, я и купила годовую подписку — знаете чего?
– “Бурды моден”, наверно.
— Ой, что вы, один номер — целое состояние. Нет, конечно. Подписку журнала “Путь к себе”. Только из-за того, что на обложке имя Ошо Раджниша стояло. Так что, если б вы не увольнялись, вы бы порадовались…
— Это отрадно. — Губернаторов улыбнулся. — Прочитав все это, вы опять начнете писать… Тем более ваш кружок по развитию речи, как он без вас. У вас же юбилей в этом году — вам пятнадцать лет или двадцать…
— Нет, ни за что. Я не буду эти заниматься. Без меня пускай!
— Увидите… В конце концов, будете. Если вас не понимают в местном союзе, вы можете создать свой союз.
— Если каждый начнет создавать союзы под себя, то получится полный бардак.
— Ну и что? Всему же есть альтернатива. Если не хотите прогибаться под кого-то, то, значит, мир прогнется под вас. Так считает товарищ Макаревич.
— Не знаю такого.
В этот момент нервно зазвонил телефон. Сигнал был какой-то сплошной, пульсирующий, как при междугородних вызовах.
— Слушаю вас, — трубу снял Нездешний. — Что-что? — потом долго молчал. — Да, существует… Просят госпожу Ларичеву.
Ларичева заледенела.
— Да, — низким голосом сказала она и сама себя не узнала.
— Добрый день, госпожа Ларичева. Вас беспокоят из московского представительства “Немецкой волны”. Вы получали наше письмо?
— Никакого письма не было. А что случилось?
— Так вы и про конкурс ничего не знаете?
— Не знаю.
— Значит, Вы не собирались в нем участвовать?
— Какой конкурс, понятия не имею. Как же я могла участвовать?
— А вот как. Значит, Ваши друзья прислали нам или, может, передали с представителем на конкурс “Лучший радиорассказ” несколько Ваших работ. Это было еще до объявления условий, но мы их задействовали. А потом выслали Вам анкету участника, понимаете? Чтобы соблюсти правила. Получилось, что по результатам Вы заняли второе место, а документы от Вас не пришли. Как это объяснить?
— Мама родная, ну, не было, не было никакого письма. Может, вы пришлете во второй раз?
— Хорошо, я постараюсь прислать. У Вас адрес не изменился? — Он прочитал адрес.
— Нет, не изменился, но откуда он у вас?
— Адрес я переписал из толстой папки коричневого цвета… Если Вы быстро пришлете в Москву Вашу анкету, я возьму с собой, я вылетаю в Кельн через несколько дней.
— Хорошо, я все заполню, положите лишний листочек, вдруг ошибусь. А потом, что потом?
— Все прочтете в условиях. Если Вам оставят второе место — это при наличии всех данных — то, возможно, придется приехать в Кельн. Но об этом Вам дополнительно сообщат. Просто доктор Буркхардт поручил мне прояснить ваше молчание. Конкурс был в прошлом году, а сейчас подведены итоги. Было бы просто жаль, если бы способный литератор, первым приславший работы, был обойден.
— Скажите, а там что надо-то? Паспорт заграничный?
— Разумеется, да. Но прежде побывать в ОВИРе, тоже заполнить анкеты, четыре фотографии будут нужны… Паспорт заграничный выдают на месяц, но самое главное — это приглашение. Мы вышлем Вам официальное приглашение, в консульстве откроют визу на въезд в страну. К сожалению, мы теперь не можем оплатить дорогу, как это было раньше. Поэтому Вы позаботьтесь об определенной сумме денег, они Вам понадобятся и на обменный фонд дойче марок…
— Но у меня их нет…
— Об этом мы поговорим позже. Запишите мой московский телефон… И я запишу Ваши данные. Всего доброго…
Ларичева положила трубу и опять задребезжал междугородний автоматический сигнал. Стих.
— Что вы опять натворили? — спросил Нездешний.
— Натворила не я, а мой муж. Он отдал мои рассказы какому-то немецкому представителю, от него неизвестно как они попали на “Дойче велле”, и вот корреспондент радио сказал, что второе место в конкурсе. Они письмо присылали, да оно не пришло, письмо-то. Снова анкеты, то да се. Дойче марки менять…
— Так Вы поедете в Германию? — Нездешний взял ее за руку и погладил. — Зачем же плакать? Это изумительно…
— …И он говорит, было задействовано. Значит, по ихнему радио читали? А я ничего не слышала. А я тут… Да все равно я никуда не поеду… — она выдернула у Нездешнего руку и плечи ее затряслись. — Детей девать некуда, мужа месяцами дома нет, а денег нет тем более. Смешно даже…
Нездешний ничего не сказал. Ему надо было Ларичеву сокращать и больше он ничего не понимал. Германия, дойче велле… Вот заботы у людей…
У Нездешнего были большие проблемы с кадрами. У Ларичевой не удались мемуары. У него не удался переворот. В стране творилось неизвестно что. Ну, что ж, он должен уйти последним.