Саляев проснулся от резкого света, настойчиво бившего в лицо. С трудом разлепив тяжёлые веки, он сей же миг был вынужден прикрыть глаза. Занимался рассвет, окрашивая в ярко-багровый цвет окружавшие долину холмы. Наконец, привыкнув к утреннему светилу, Ринат убрал руку и попытался протереть глаза, но ладонь была шершавая и как будто стянута тугой перчаткой. С минуту он тупо глядел на раскрытую ладонь, покрытую бурой корочкой запекшейся крови. Потом, сбросив наваждение, попытался встать, но тело послушалось не сразу. Устало заныли мышцы, закололо в спине, и Ринат сначала попробовал хоть немного размяться. И вскоре, с некоторым сожалением сняв с себя шерстяные накидки, Саляев с трудом поднялся на ноги. Первым делом нужно было найти горячей воды, чтобы смыть с себя грязь и согреться.
- К-колот-тун, твою мать! - процедил Ринат, разминая кисти рук.
Промозглый ветер, беспрестанно дувший в долине, помимо сырости нёс и противный запах гари, забивавший нос и раздражавший лёгкие. Постепенно Саляев пришёл в себя и, прокашлявшись, принялся оглядываться, ища своих товарищей. Унылая картина открылась его взору. Рядом копошились солдаты с отрешёнными лицами землистого цвета, многие спали, укрывшись кто чем смог. Курились дымки многочисленных костров, слышались голоса сидящих вокруг них воинов, их сиплый перхающий кашель, постанывания раненых.
Серые склоны холмов, до коих ещё не добрался солнечный свет, были покрыты распростёртыми телами, между которых бродили понурившие головы кони и мародёры, обиравшие погибших. Один из таковых, пожилой крестьянин, зажав под мышками английские сапоги, теперь пытался стащить с трупа, валявшегося у разбитой пушки, заляпанные грязью и кровью портки. Ноги старика разъезжались на влажной земле и он то и дело шипел от злости и сыпал проклятиями. Брезгливо отвернувшись от мародёра, Саляев присел к почти затухшему костерку, выставив ладони к теплу, исходящему от углей.
- Командир! Уже проснулся?! - бросив рядом с кострищем груду дров, окликнул Рината сержант-аренсбуржец.
- А-а, Каспер... - вялым голосом пробурчал Саляев. - Умыться бы...
- Один минут, - кивнул дан на другого солдата, несущего котелок. - А на ручье мертвяков много, коих ночью побили.
- Осмо, неси сюда котелок, холодной умоюсь! Полей мне! - Ринат закатал рукава куртки и принялся оттирать с рук чужую кровь.
- Зря ты не пошёл в замок, - покачав головой, с укором проговорил Ринату Осмо. - Застудится так недолго. А там и...
- Не каркай! - оборвал карела Ринат, а спустя пару минут вновь заговорил с насупившимся бойцом:
- А почему я не пошёл в замок?
Осмо не ответил, а лишь растерянно посмотрел на Каспера.
- Ты сказал, что шибко устал и чтобы мы шли в... Э-э - задумался было дан, но его размышления были прерваны появлением Евгения Лопахина.
Бывший морпех в сопровождении ирландцев приближался к товарищам, которые сейчас находились на бывших позициях парламентской артиллерии у северной стены крепости.
- Ринат! - осматривая товарища критическим взглядом, заговорил Евгений. - Ты идти можешь? Чёрный Хью требует доставить тебя в крепость!
Один из офицеров пинком прогнав мародёра, показал солдатам на Саляева и те, приготовив две жердины, с готовностью подскочили к сидящему у разгорающегося костра ангарцу, знаками показывая, что готовы нести его.
- Нет! - отмахнулся от них Ринат и вопросительно посмотрел на Лопахина:
- Как там наш друг? Будет суд или его сначала излечат от ран?
- Какой к чертям собачьим суд?! - отмахнувшись, воскликнул Евгений. - Кромвеля повесили ещё ночью! О'Нил зачитал ему текст обвинения и того сунули в петлю.
Вновь с самого утра зарядил прохладный моросящий дождь, преследовавший ангарцев от самого Голуэя. В этом порту полусотня бойцов, прибывшая на французском торговом корабле с Эзеля, транзитом через датский Гамбург, сошла на ирландскую землю. А начало вояжу на Изумрудный остров было положено бессонными ночами совещаний между Ангарском и Сунгарийском. Игорь Матусевич был не против отпустить Паскевича, своего ближайшего человека и лучшего друга, на воеводство в далёкий Аренсбург. Сунгарийский воевода не возражал также и предложению отправить даурских стрелков на берега Балтики, чтобы сменить тамошние гарнизоны, позволив им, наконец, возвратиться домой. Но было и одно условие у выходца из иного мира - Матусевич настаивал на необходимости физического устранения одного из столпов британской государственности и завоевателя первой полноценной английской колонии - Оливера Кромвеля. Сие казалось невероятным и даже в чём-то кощунственным, но Игорь настаивал на возможности успеха оного дела.
- Кромвель всегда был в гуще боя, ему невероятно везло всю жизнь. Погибнуть от пули или клинка он мог десятки раз, - говорил он, - так пусть уж это произойдёт с нашей помощью.
Положившись на Матусевича и разделяя с ним возможный провал операции, Соколов дал согласие на её проведение. Руководство группой, отправлявшейся в Ирландию, принял Саляев, но у входившего в её состав Мирослава Гусака, человека из ближайшего окружения Матусевича, было своё задание, ради которого и состоялся этот вояж. Поднаторевший в отстреле маньчжурских военачальников Мирослав и должен был устранить человека, которого ненавидели слишком многие. Английские роялисты - за казнь Карла, законного монарха. Ирландцы - за бойню в древней Дрогеде и Уэксфорде, за те неисчислимые страдания народа, которые принесла им армия вторжения. Вполне возможно, что и многие члены Парламента были не прочь удалить этого человека подальше из Лондона, в неспокойную Ирландию, надеясь, что болезнь или случайная пуля убьёт его. Очень многим он мешал своей неподкупностью, прямотой и грубостью, с которыми он отстаивал свою линию, считая её единственно верной. Этим человеком был генерал-лейтенант парламентской армии Оливер Кромвель, сын небогатого помещика-пуританина, к тому моменту поднявшийся до невиданных высот благодаря великому таланту военачальника и организатора. Остатки разбитой Кромвелем в Англии армии роялистов после казни короля стекались в Ирландию, под командование эмиссара Карла, графа Ормонда. Поддерживаемый папским нунцием, граф заключил соглашение с католиками и, объединив свои усилия, они начали одерживать победы над противником. Уже вскоре англичане-парламентаристы оказались заперты в нескольких крепостях на восточном, ближнем к Англии, побережье Ирландии. Из осаждаемых Дублина, Дендалка и Дерри в Лондон понеслись отчаянные мольбы о помощи. На кону было само существование английского влияния на изумрудном острове. Спасать его Парламентом был призван герой гражданской войны Оливер Кромвель.
Однако вместо решающего полевого сражения, что было привычно в Англии, в Ирландии началась осадная война. Ирландцы не могли себе позволить рисковать армией, а потому заперлись в древних крепостях, предоставляя свободу действия врагу. Пусть у ирландцев были крепости и замки, у Кромвеля имелась новейшая артиллерия, которая без особых усилий рушила средневековые стены. Так было в Дрогеде, Уэксфорде, Гауране и многих других городах. На второй год вторжения Кромвель направил армию на юго-запад, в провинцию Манстер. Взяв оплот католического союза - город Килкенни, генерал-лейтенант подошёл к крепости Клонмель. В отличие от осад других ирландских крепостей, в Клонмеле Кромвель не смог применить свою несложную тактику осадной войны - проделывания брешей в стенах с тем, чтобы обороняющимся пришлось разделять силы на их защиту. Теперь его артиллерия могла бить только по одной стене, так как с востока и запада крепость окружали болота, а вдоль южной стены протекала полноводная река Шур. Гарнизон мог сконцентрироваться на обороне только северной стены.
К обеду английский лагерь снова пришёл в движение - солдаты Парламента, ведомые главнокомандующим армией вторжения, Оливером Кромвелем, после артиллерийской канонады, снова устремились к стене крепости, туда, где зиял пролом. Хью О'Нил, командовавший обороной Клонмеля, подготовил англичанам достойную встречу. Под его энергичным руководством в самое короткое время солдаты и жители города возвели у пролома три стены баррикад таким образом, что ворвавшиеся внутрь враги оказывались в мешке. На стенах установили небольшие пушки, многочисленные мушкетёры заняли удобные позиции не только на баррикадах, но и на крышах и в окнах ближайших домов. Завидев приготовления англичан, защитники Клонмеля принялись издавать воинственные кличи, ободряя друг друга. Эзельский отряд находился на северной стене, слева от пролома, и тоже ждал приближения неприятеля. В состав отряда входило три отделения лучших стрелков Аренсбургского полка, реформированного при новом воеводе Лазаре Паскевиче, а также отделение медицинской службы и две пары снайперов. Основным снайпером был Гусак, прикрывал товарища Лопахин. Мирослав с напарником находился на верхней площадке одной из башен близ северных ворот, а Евгений - на городской стене среди своих стрелков. Уже вскоре со стороны наступавших англичан послышалось слитное пение псалмов, с которыми они шли в очередную атаку.
- Приготовились! - прокричал стрелкам Саляев, привстав на колено, и снова поднёс к лицу бинокль. - Наши первые цели - офицеры, знаменосцы! Беречь патроны!
Наконец, пение смолкло и вражеские пехотинцы - одетые в красные кафтаны, которые позже станут отличительной чертой английских войск, с рёвом бросились в пролом. Ирландцы принялись стрелять из мушкетов и немногочисленных пушек, англичане падали на каменистую землю десятками, но атака продолжалась. Видимо, сегодня Кромвель решил во что бы то ни стало взять город. После первой волны штурмующих показалось вторая - мушкетёры в широкополых шляпах и войлочных колпаках, а также доспешные пикинёры, теряя товарищей, устремились к пролому в стене. Большой отряд 'железнобокой' кавалерии Кромвеля, числом в семь-восемь сотен, находясь в полной готовности, ожидал исхода атаки. Как только пехота войдёт в город, свяжет боем защитников и откроет ворота, настанет час кавалерии, которая стальной волной прокатится по улицам, уничтожая всё на своём пути.
Ирландцы защищались с отчаяньем и отвагой. Они знали, какая судьба ожидает их в случае поражения - весть о бойне в Дрогеде облетела весь остров, заставляя сердца его обитателей сжиматься от гнева. Защищавшиеся стреляли не переставая, но краснокафтанники уже прорывались за стену, оказываясь перед баррикадами, с которых на них извергались картечь, а также двойные, скреплённые цепью ядра, которые прорубали целые просеки среди густой толпы нападавших. Началось форменное избиение английской пехоты. Ирландские мушкетёры, выстрелив, тут же уступали место на баррикаде своему товарищу, а сами спешно перезаряжали оружие. Таким образом обеспечивалась непрерывность стрельбы. Англичане, истово выкрикивая строчки из псалмов и то же время самые грязные ругательства, несмотря на свою отчаянную храбрость и упорство ничего не могли поделать, попав в западню, устроенную им Хью О'Нилом. Все их попытки достать врага кончались только тем, что они устилали землю своими окровавленными телами. В конце концов англичане дрогнули и бросились обратно, затаптывая в образовавшейся сутолоке своих раненых товарищей. Стоял неимоверный шум, в котором смешалось всё - и пушечный рык, и мушкетная пальба, и вопли раненых, и торжествующий ор ирландцев. Парламентские пехотинцы огрызались - с баррикад то и дело падали защитники крепости, но их место тотчас же занимали другие, а оружие погибших подбирали горожане. О'Нил заранее выделил команды из клонмельцев, для того, чтобы те помогали солдатам - заряжали и чистили мушкеты, оттаскивали раненых или заменяли собой погибших воинов. Казалось, Чёрный Хью и на этот раз сможет отразить натиск солдат Кромвеля, который уже второй месяц безрезультатно осаждал город. Это не могло длится слишком долго - вскоре генерал-лейтенанту всё же придётся снять осаду, так как среди его воинов с каждым днём было больше больных, а снабжение армии за счёт близлежащих поселений вызывало всё большие затруднения. Кроме того, неотложные дела снова звали его обратно в Англию. Уже в январе Оливер узнал, что он нужен дома, а в апреле он получил приказ Парламента о возвращении в Англию. Над его страной нависла угроза шотландского вторжения под знаменем Карла Второго, сына казнённого короля, и только он, Оливер Кромвель, мог железной рукой усмирить горцев и завоевать их дикие земли. Из Бристоля за командующим был послан корабль, оставалось лишь взять этот чёртов Клонмель и, оставив командование армией Айртону, вернуться домой!
- Что же творится там, за стеной?! - Генри Айртон, зять Кромвеля, беззаветно ему преданный, подскакал на вороном жеребце к недвижно сидящему в седле Оливеру.
Увидев, как от крепости начинают отходить, а из пролома - ретироваться нестройные толпы солдат в красных кафтанах, он возмущённо воскликнул:
- Великий Бог! Они отступают! Отступают!
Пристально наблюдавший за развитием атаки Кромвель закрыл глаза. Неудача! Снова неудача! Лютая, бешеная злоба подступала откуда-то изнутри, грозя выплеснуться наружу. Кромвель до крови искусал нижнюю губу, и тонкая её струйка стекала по подбородку на камзол. Айртон и высшие офицеры молча ждали решения Кромвеля. И оно не замедлило себя ждать. Кромвель открыл глаза, посмотрев на серое небо, после чего со звоном вытащил из ножен палаш и воздел его кверху.
- Кавалерии спешиться! - зазвучал его хриплый голос. - В атаку! С помощью Господа мы возьмём этот город, и его защитники дорого заплатят нам за все те жертвы, что были нами принесены под его стенами!
Воздух был вспорот лязгом металла обнажаемых клинков и слитным рёвом сотен глоток. Оставив коней в лагере, "железнобокие" - элита армии нового образца - детища Оливера Кромвеля, двинулись в сторону стен Клонмеля. Туда, где сейчас царил хаос и уныние - пехотинцы в беспорядке отступали, позабыв о прежних подвигах, совершённых ими под командованием генерал-лейтенанта. Увидев "железнобоких" и самого Кромвеля, ведущего их в бой, пехота приободрилась, воспрянула духом.
- C нами Кромвель! С нами Господь! - со всех сторон доносились восторженные вопли. - Именем Господа, мы победим сегодня!
Кромвель был в ярости, внутри него клокотал гнев, тот самый, что прежде помогал ему в критические моменты - так было при Незби, так будет и сегодня. Тогда Кромвель возглавил атаку кавалерии, сейчас он снова ведёт 'железнобоких' в бой. Генерал-лейтенант видел, как от одного только его вида бегущие солдаты Парламента останавливаются, их лица озаряет решимость, а сердца наполняются душевным спокойствием. Вновь звучат псалмы и, исполнившись доблести, воины идут в атаку с именем Господа на устах. Солдаты обгоняли Кромвеля, одни падали замертво, но другие всё равно шли вперёд.
- Мой лорд, мы возьмём этот город! - закричал Генри Айртон, догоняя Оливера. - Не один мятежник умрёт от моей шпаги!
Кромвель, оборачиваясь, вытащил пистоль и бросил взгляд на старые, потемневшие от времени и покрытые у основания зелёным мхом стены Клонмеля.
- Вперёд, Айртон! - ободряюще крикнул он зятю.
Тот восторженно глянув на тестя, рывком обогнал его и, словно подкошенный упал вдруг ему под ноги, заставив Кромвеля покачнуться. В тот же миг ирландская пуля высекла искры из валуна позади Оливера, со свистом уйдя в сторону. Кромвель похолодел - на голове Айртона зияла отвратительного вида рана, из которой вытекала чёрная кровь, собираясь в густую лужицу.
- Вы ранены, сэр? - к командующему подскочили несколько солдат и офицеров.
- Прочь! В атаку! - рычал Кромвель, ища рукой выпавший пистоль. - Оставьте меня!
Ему подали оружие, помогли подняться на ноги. А в проломе тем временем снова кипел бой, и Оливер желал быть там, где решался исход долгой осады, чтобы вдохновлять солдат.
- Вперёд! - палашом он указал на стену крепости, но в тот же миг невидимый стрелок снова взялся за свою работу - офицер, что бросился исполнять приказ Кромвеля, лишь на миг заслонил его и тут же упал замертво, обагрив кровью ботфорты Оливера. Через мгновение генерал-лейтенанта словно оглушило - что-то с огромной силой ударило его в челюсть. Он пошатнулся - но его подхватили на руки, снова окружили и понесли. Свет померк в его глазах, но Оливер не желал проваливаться в темноту. Он что-то кричал, призывая солдат исполнить долг перед Господом и Англией.
- Лекаря! Да переверните же его на бок, ради Бога, быстрее! Он задохнётся! - доносилось до ушей Кромвеля.
Ему не хватало воздуха, а во рту словно были насыпаны камешки, и Оливер понял, что это его собственные зубы и попробовал их выплюнуть. Но язык не слушался его. Солдаты несли его в лагерь, пытаясь делать с максимальной осторожностью, но этого не получалось. То и дело кто-то из них молча или вскрикивая падал наземь. Его место в тот же миг занимал другой.
- Мы взяли город?! - очутившись в своём шатре и немного придя в себя, пытался говорить Кромвель, вместо этого слыша лишь невнятное бульканье.
- Посадите его! - прокричал бледный лекарь, дрожащими пальцами водружая на нос очки.
- Город взят?! - попытался повторить Оливер, отмахиваясь от лекаря.
- Атака захлебнулась, мой лорд, - склонив голову, проговорил Чарльз Флитвуд, один из высших офицеров. - Следует снять осаду, наши потери столь велики...
- Ирландцы! Ирландцы выходят из города! - заглушив слова Чарльза, взволнованно завопили десятки голосов перед входом в шатёр командующего. - Исчадья ада! Слуги сатаны!
- Патронов нет больше... - Мирослав Гусак с неприкрытым раздражением отставил СВД в сторону.
После того, как стало ясно, что раненого Кромвеля всё-таки смогли унести в безопасное для него место, несмотря на все старания стрелявших по нему ангарцев, Мирослав немного растерялся. Задача не была выполнена до конца. Кромвель несомненно был ранен, но тяжесть ранения была неясна. Он может вернуться в Ирландию снова, но более озлобленным на обитателей острова, коих командующий английской армией и так за людей не считает. И тогда он всё равно сформирует основу той Великобритании, в пределах которой не будет заходить солнце. Сомнений в способностях этого великого человека не было.
Но тут торжествующие ирландцы, а весть о ранении Кромвеля разнеслась между защитниками крепости молниеносно, вдруг начали собираться у пролома. К баррикадам стекались толпы воинов и вооружённых горожан. Мирослав протянул руку второму номеру и взялся за поданный ему бинокль. Командующий обороной Клонмеля Хью О'Нил, называемый Чёрным Хью за смуглость лица и тёмные, вьющиеся до плеч волосы, произносил перед своими людьми пылкую речь, то и дело указывая перстом в сторону англичан. Потрясая кулаками, О'Нил заставлял солдат реветь от восторга. Мирослав переглянулся с напарником, поняв, что Хью намерен атаковать английский лагерь. Сумасшедший! Ирландцев раза в три меньше! И это несмотря на потери английского войска, солдат которого пало не менее двух с половиной тысяч. И ещё неизвестно, сколько погибло защитников - тела своевременно убирали, а раненых уносили в церкви и дома.
- Чёрт! - там же, где толпились, потрясая оружием, ирландцы, Мирослав заметил и аренсбуржцев. - Саляев тоже выжил из ума?! Вниз! - отдав приказ напарнику, Гусак бросился к винтовой лестнице башни, что уходила в сумрак её чрева.
Внизу Гусак был встречен Лопахиным.
- Он сказал, что должен завершить задание! - выставив вперёд ладони, сообщил он Мирославу.
Ор огромных толп ирландцев между тем усиливался, артиллеристы скатывали с баррикад пушки и, расчищая для них путь среди павших англичан, готовились выкатить их далеко за стены, на склон холма, чтобы обстреливать лагерь неприятеля. Всё, решено! Атака! Отперты крепостные ворота, в проем которых, так же как и в пролом в стене, устремились сотни ирландцев, потрясая оружием. По сравнению с англичанами, войско О'Нила являло собой нестройную толпу одержимых. Ольстерцы, клонмельцы, ополчение из Кашеля, отряды из Килкенни - все они бросились на отступающего врага, одержимые ненавистью, готовые умереть за свободу своей Родины, тем более, когда нежданная победа так близко. Чёрный Хью не желал упускать единственного в жизни шанса поквитаться с противником.
Ядра ирландских пушек падали среди дезорганизованных тяжёлым ранением Кромвеля пехотинцев, не нанося им особенных потерь, но производя ещё больше паники среди краснокафтанников. Тут и там небольшие отряды противников сходились врукопашную, где озверевшие солдаты разбивали друг другу головы тяжеленными прикладами мушкетов, резали кинжалами упавших раненых, сыпали проклятьями в адрес врагов. Ирландцы одолевали, пользуясь разобщённостью английских отрядов. Пикинёры Кромвеля не успевали собрать строй и их пики становились для них же обузой, мушкетёры стреляли вразнобой - началась свалка, где каждый солдат бился за себя. И чаще всего некому было прикрыть спину товарища. Лишь у английского лагеря, где 'железнобокие' стояли стеной, собирая вокруг себя пехотинцев, сохранялся порядок. Угрюмые лица оставшихся шести сотен кавалеристов выражали лишь уверенность в своей силе и твёрдую решимость отбросить мятежников, разбить их и одержать таки победу. Они - лучшие в армии Оливера Кромвеля, они были с ним с самого начала, он их взлелеял и всецело опирался на них.
Рассеяв, подавив и уничтожив разрозненные отряды противника, войско Чёрного Хью подступило к лагерю Кромвеля, охватывая его с флангов. Медленно, стараясь сохранить хоть какой-нибудь строй и порядок, ирландцы приближались к англичанам. Впереди войска катили пушки, позади которых на гнедом жеребце, в окружении преданных товарищей, ехал мрачный, предельно собранный Хью О'Нил. Многих из этих людей Чёрный Хью знал ещё по испанской службе во Фландрии, где он долгое время сражался против голландцев и снискал себе должное уважение. На расстоянии полёта ядра О'Нил остановился и приказал солдатам сомкнуть ряды, а артиллеристам готовиться к стрельбе. Однако англичане сделали ход первыми. Чарльз Флитвуд, после ранения Кромвеля и смерти Айртона, принявший командование армией, осторожничал не меньше ирландца, но всё же решил открыть огонь из пушек, не без оснований надеясь на лучшую выучку своих канониров и большее количество орудий. Хью, несмотря на небольшое количество зарядов, приказал расстрелять последнее. В начавшейся перестрелке сразу же сказалось умение английских артиллеристов - их ядра чаще врезались в ряды ирландских солдат, проделывая там бреши, которые, впрочем, тут же смыкались. Расстреляв практически все заряды, ирландцы, по приказу Чёрного Хью, начали сближаться с противником, осторожно ступая по каменистой земле. Подбадривая друг друга яростными выкриками, воины ускоряли шаг, крепче сжимая древки пик. На ветру шумно стучали оловянные и деревянные трубки с порохом, закреплённые бечёвками на широком кожаном ремне-бандельере через плечо. В такт шагам раздавался мерный металлический звон амуниции.
- Помни Дрогеду! Отомстим! - раздавалось над долиной.
Тонко ржали, потрясая головами, обгонявшие пехоту кони. Это небольшой, в полторы сотни опытных бойцов, кавалерийский отряд О'Нила перемещался на правый фланг. Туда, где был простор для манёвра, так как левый фланг ограничивался широким оврагом с протекавшим на его дне ручьём. Там же, справа находились и лучшие стрелки клонмельцев - две роты ольстерцев, вооружённых кремневыми мушкетами, а также испанский и ангарский отряды. Несколько десятков пиренейцев прибыли на Изумрудный остров по окончании войны на материке, чтобы и тут подзаработать звонкую монету. Ринат, сговорившись с вожаком испанцев, Хосе Кабралом, присоединился к ним уже в Голуэе. Хью с радостью принял наёмников - у ирландца каждый мушкет был на счету, а плата испанцам за службу оказалась не слишком высока. Необременительное жалованье потребовал и командир эзельских мушкетёров, которые удивили О'Нила тем, что даже не были католиками. Несмотря на это, стрелками они показали себя отменными - Хью отметил это в первые дни осады города подошедшим войском Кромвеля. Эзельцы частенько убивали прислугу английских орудий меткими выстрелами из своих чудесных мушкетов. А потому эзельцам и испанцам для прикрытия от удара кавалерии был выделен лучший отряд пикинёров-ольстерцев, которые пришли в Клонмель вместе с самим Чёрным Хью.
Когда расстояние между воинствами сократилось до двух сотен метров, Саляев дал команду на открытие огня.
- Орудийная прислуга, знаменосцы и офицеры выбиваются в первую очередь! - громким, охрипшим от сырости голосом Ринат прокричал приказ.
Но и без него аренсбуржцы знали о приоритетных целях - на Эзеле и при Белове, а тем более, при новом воеводе Паскевиче, военную науку втолковывали накрепко. А посему за пару лет вчерашние крестьяне, рыбаки, горожане и подмастерья становились слаженной командой боевых товарищей, которые понимали друг друга с полуслова. Ровный шаг, остановка и прицеливание. Каспер, эзельский дан, попавший в полк из дружины, задержав на несколько секунд дыхание, мягко нажал на спусковой крючок. Громыхнул выстрел, свежий ветер, дувший навстречу ирландскому войску, тут же унёс пороховой дым, а аренсбуржец, вытащив гильзу и перезарядив оружие, снова ожидал команды лейтенанта Кармакулова.
- Готовсь! Огонь! - прокричал офицер.
Каспер ещё раз выстрелил, целясь в далёкого всадника со штандартом, на котором реял английский крест. Однако тот остался невредим, отчего дану пришлось лишь недовольно поморщится. Вскоре до наступавших ирландцев донеслись мелодии английских трубачей. Многочисленные стяги противника перемещались за первую линию пехоты. Снова раздался рокот орудийных выстрелов. Саляеву стало не по себе. Он видел, как его ребята стали по привычке искать укрытия на местности, избегая опасности оказаться на пути шальной пули или ядра. Напрасно - впереди лежала ровная, как стол каменистая равнина, покрытая изумрудной травой. Ни валуна, ни деревца... Это шло вразрез с ангарской тактикой боя, которая категорически не приветствовала сближение с противником, что называется, в чистом поле. Совершенно неприемлемыми считались необоснованные потери личного состава. Жутковато. В воздухе гудели английские ядра, и одно из них с шумным уханьем влетело в порядки ольстерцев - раздался треск ломаемых пик, кого-то из несчастных подбросило кверху и, оросив товарищей кровью, он упал наземь, словно тряпичная кукла. Это происходило раз за разом, пока ирландцы, поломав строй, не бросились с рёвом на ненавистного врага, презрев потери от последнего, картечного залпа. Теперь всё зависело от воли, духа и отваги каждого воина. В ход пошли шпаги и кинжалы, палаши и топорики, приклады и кулаки. Стрелки, в том числе и ангарцы, прикрытые каре[5], ощетинившимся длинными пиками, раз за разом посылали пули в пикинёров врага, что пыталась атаковать и развалить строй ольстерцев.
- Выцеливай всадников! - рычал Саляев. - Они главное оружие Кромвеля!
Сам Ринат выстрелами из револьвера свалил с коня уже несколько 'железнобоких', гарцевавших близ его построения. Сражение развалилось на противостояние небольших отрядов пехоты, со стороны англичан поддержанных кавалерией. Чёрный Хью свой отряд рейтар до сих пор придерживал в резерве, выжидая критического момента для ввода всадников в сражение. Со стороны города к ирландцам постоянно прибывало пополнение из числа горожан, вооружённых оружием павших - и своих, и чужих. Наконец, О'Нил решился ввести в бой свой последний козырь - рейтары атаковали левый фланг англичан, врубаясь в ряды сражавшейся пехоты. Англичане, наконец, дрогнули, сломленные отчаянно-яростным натиском ирландцев и попытались организованно отступить к дороге на Уотерфорд. Небольшой части их войска во главе с Флитвудом, уже не надеявшемся на успех, удалось уйти, его не преследовали. А остальные остались на поле боя. Разделённые, оттеснённые к подножию холмов и прижатые к полноводному руслу ручья, лежащему в овраге, они не сдавались, сражаясь с обречённой решимостью. Английский лагерь, меж тем, уже заняли ирландцы, захватив войсковую казну врага, документы и знамёна, большую часть артиллерии и лазарет, переполненный больными солдатами. Озверевшие от крови воины Чёрного Хью вырезали их всех. О'Нил понимал, что победа близка. Но цена её казалась для него слишком велика - от полутора сотенного отряда рейтар осталось не более тридцати его товарищей. Пехоты полегла половина, никак не меньше...
- Кромвель! - достигли вдруг его ушей опьянённые великой удачей голоса гонцов. - Кромвель захвачен!
Хью с окружением спешит туда, сгорая от нетерпения. Посреди захваченной позиции английской артиллерии посреди валяющихся в лужах мертвецов стояли носилки, а на них, прикрытый грубой тканью лежал человек. Нижняя часть его лица была обезображена ранением, язык вывалился, челюсть держалась на лоскутах кожи. Хью пристально всмотрелся в лицо несчастного. Несомненно, это был Оливер Кромвель, командующий армией вторжения, палач и грабитель ирландского народа. Истово вращая глазами, он силился что-то сказать, но лишь сипение исходило из его глотки.
- В крепость его! Готовьте виселицу, а я составлю текст обвинения!- отчеканил Хью, окаменев лицом. - Кто совершил подвиг?
Покуда О'Нил оглядывал своих людей, ему привели командира испанцев, держа его под руки. Лицо пиренейца было заляпано засохшей грязью, а на голове набухала кровью повязка. Казалось, он готов свалиться наземь в тот же миг, когда его перестанут удерживать.
- Ты будешь щедро вознаграждён! - проговорил Чёрный Хью донельзя уставшему Кабралу, словно не понимавшему, что происходит. А когда ему втолковали, Хосе указал на командира эзельцев, который, словно в забытьи сидел на земле, привалившись к колесу завалившейся набок пушки. Кабрал рассказал, что их отряды вместе отбили Кромвеля у 'железнобоких', пытавшихся уйти руслом ручья.
- Отдыхайте, ради Господа! - бросив взгляд на истомлённого эзельца, воскликнул Хью. - А после жду вас у себя в замке!
В тот день сражение кончилось лишь с наступлением темноты, когда пополнившие свой запас захваченным в английском обозе свинцом и порохом, ирландцы перестали обстреливать укрепившегося на склонах холмов противника, позволив им уйти к Килкенни. Клонмель ликовал. Той же ночью, при свете многочисленных факелов, после прочтения приговора, в котором перечислялись все несчастия ирландского народа, принесённые англичанами, во внутреннем дворе клонмельского замка был повешен Оливер Кромвель. Повешен лишь со второй попытки - в первый раз верёвка, не выдержав грузного тела генерал-лейтенанта, лопнула, заставив охнуть и перекреститься множество зевак. Но Чёрный Хью, громко посетовав на гнилую верёвку, а вовсе не на Провидение, лично проверил крепость другой и довёл казнь до конца.
- Ринат! Ты слышишь меня?! - Лопахин потряс товарища за плечо. - Пошли в замок, помоешься и поешь!
- Мда, помыться бы сейчас не помешало, а лучше в бочке с горячей водой покайфовать... - Саляев мечтательно прикрыл глаза, но вскоре, скривившись будто от зубной боли, посмотрел на Лопахина цепким взглядом:
- Ты знаешь, Женя, сколько людей мы потеряли?
- Шестерых, двое пропали без вести, - глухим голосом ответил Евгений. - Ищут...
- Да, - криво улыбнувшись, уронил голову Ринат. - Именно так... - развёл он руки, отмахнувшись от рыжего здоровяка с жердиной, после чего с некоторым трудом поднялся на ноги.
- А почему я их потерял, Жень? - продолжил Саляев. - А ведь это я их потерял! Да потому что отступил от правил...
- Ринат, - насупился Лопахин. - Парни погибли не зря. Задание выполнено...
- Вот! - поднял указательный палец бывший морпех. - Задание!
- Понятно, - проговорил его товарищ. - В замке есть виски и сидр.
Махнув своим бойцам, чтобы собирались, Саляев, немного размяв спину, проследовал за Лопахиным. Спустившись с холма к его подножию, где их ожидали трофейные кони, ангарцы, в сопровождении офицеров О'Нила, направились к крепости. Места недавних схваток вновь привели Рината в не лучшее состояние духа, захотелось напиться при мысли о том, что на Эзель вернутся далеко не все бойцы Аренсбургского полка. В отличие от ирландских офицеров, потерявших более половины войска, но пребывающих в отличном расположении духа, ангарцы не могли себя заставить радоваться вместе с ними. Наконец, конный отряд въехал в полуразрушенные ворота крепости, миновал разбираемые жителями баррикады и устремился вверх по одной из узких, мощёных камнем, улиц. Там было сыро и сумрачно, пахло плесенью. Лошадиные копыта гулко стучали по камням, редкие прохожие, попадавшиеся на пути, тут же жались к стенам домов, с опаской посматривая на всадников исподлобья. Площадь перед церковью появилась внезапно, из-за очередного поворота, Саляеву даже пришлось зажмуриться от солнечного света. У каменной, похожей на укреплённый форт, церкви отпевали погибших горожан. Ирландцы, а вслед за ними и эзельцы попридержали коней, проезжая мимо площади, заполненной скорбящими клонмельцами.
- Место для наших нашли? - спросил Лопахина Ринат, оглядывая католического священника, монотонно читавшего Псалтырь по погибшим. Вокруг слуги Господа стояли сгорбленные старики, заплаканные женщины и мрачные, льнущие к матерям, дети. От людей веяло безысходностью, а всё вокруг казалось серым-серо. В довершение снова стал накрапывать прохладный дождь, ветер закачал ветвями деревьев, а где-то наверху ударил и протяжно зазвучал колокол.
- Да, - кивнул Евгений, встретившись взглядами с маленькой девочкой с развевающимися из-под капюшона светлыми волосами, которая крепко держалась за юбку матери.
Сдавленным голосом он продолжил:
- Когда найдут тела Фомы и Клауса, тогда и похороним.
Наконец, всадники въехали в ворота проездной башни старого, порядком обветшалого замка, в котором их ожидал Хью О'Нил. Ринат озирался, чувствуя, как мрачные своды древнего строения давили ему на плечи. Во внутреннем дворе всадники спешились, тогда-то Саляев и заметил мертвеца, висящего в петле на крюке, торчащем из стены.
- Кромвель? - кивнул Ринат, обращаясь к товарищу.
- Да, он самый, - ответил Лопахин и похлопал Саляева по плечу, - Пошли, Мирослав ждёт нас.
Гусак встретил товарищей в огромном, сумрачном и прохладном зале. Тот сидел на грубо сделанной лавке у открытого огня камина, погружённый в свои мысли. Поднялся он лишь тогда, когда Саляев окликнул снайпера.
- Ринат! Как ты? - друзья пожали друг другу руки. - Я не стал разговаривать с Хью, пока вы не подойдёте. Да и английского я не знаю, а на немецком тут не говорят, - улыбнулся Мирослав. - Его, верно, уже позвали...
- О чём ты так задумался? - спросил Гусака Лопахин.
- Думал, что дальше будет, - вздохнул тот.
- Разве не ясно? - ухмыльнулся Ринат. - Сейчас предложит денег, позовёт на службу...
- Нет, - перебив Саляева, замотал головой Мирослав. - Я о другом - теперь Англия будет совсем иной. Человека масштаба Кромвеля у неё не будет ещё долго.
- Нам что с того? - пожал плечами Ринат. - Ну не будет Великобритании, а будет Великофранция или Великоголландия, Европа сильно не изменится.
- И колониализм неизбежен, - проговорил Евгений. - Так что...
Внезапный шум голосов, позвякивания стали и шуршания одежд на лестнице возвестили о приближении Чёрного Хью. Тихо беседовавшие за стоящим неподалёку от камина столом ирландцы тут же встали со своих мест и подобрались. Пружинистой походкой в зал вошёл крепко сбитый, небольшого роста мужчина. Поприветствовав гостей энергичным кивком головы, он внимательно осмотрел их. После чего уселся на лавку и пригласил эзельцев последовать его примеру. Изъяснялся Хью на скверном английском, однако Лопахин с грехом пополам понимал то, что ему говорит этот ирландец. К слову сказать, смуглостью кожи и чёрными, словно уголья, зрачками глаз, уроженец Брюсселя и сын ирландского вояки на испанской службе, О'Нил больше походил на испанца или итальянца, чем на уроженца Изумрудного острова. Сняв шляпу, и показав при этом копну тёмных, вьющихся волос, Хью подозвал одного из своих людей и тот подал ему два увесистых мешочка, перевязанных тесьмою.
- Держите вашу плату! - небрежно проговорил Хью.
- Благодарю, - не глядя на звякнувшие мешочки, сказал Лопахин. - Вы хотели видеть нас только чтобы заплатить?
- Но вы даже не взглянули на золото! - усмехнулся Чёрный Хью, взметнув кверху брови и оглянувшись на сопровождающих. - А испанец сразу сгрёб свою добычу!
- Золото? - переспросил Саляев, широко улыбнувшись. - Говорят, много золота не бывает, да? Мы бы хотели отдать это золото вдовам защитников Клонмеля.
Лопахин с некоторым трудом, но всё же перевёл слова командира.
- Вот как! - воскликнул Хью, нахмурившись. - Вам не нужна моя награда?!
- Наша награда болтается на верёвке, - буркнул Ринат, хищно оскалившись.
- Что же... - ирландец недоуменно фыркнул и привстал со своего места, с интересом посмотрев на гостей. - Стало быть, дальнейшая служба вас не интересует?
- Нет, - твёрдо проговорил Евгений. - Нам нужен двухдневный отдых, еда и кони, чтобы добраться до Голуэя.
- Вы получите это, - махнул рукой О'Нил. - Всё же вы захватили чудовище в плен, совершив богоугодное дело. А я предал его честному суду. Прощайте!
Чёрный Хью покинул залу той же энергичной походкой, которой он вошёл в неё. Один из его людей, забрав мешочки с золотом, многозначительно посмотрел на непонятных ему наёмников, которые отдали чужим для них людям всю ту немалую награду, что честно заработали своей же кровью. Склонив перед ними голову, он молча вышел вслед за своим господином.
Уже вечером того же дня к безвестной деревеньке, где квартировали ангарцы, люди О'Нила пригнали захваченных в битве английских коней, а также две повозки, доверху набитые провизией. За последующие сутки тела всех погибших аренбуржцев были найдены и похоронены в братской могиле, над которой установлен памятный знак. Несколько раненых, к счастью не получивших серьёзных повреждений, набрали достаточно сил, чтобы отправится в порт Голуэя, что находился на северо-западном побережье острова. Перед уходом Саляев с Лопахиным составили письмо, в котором они извещали Чёрного Хью о возможности дальнейшего дипломатического общения между Ирландией и Эзелем.
Спустя несколько часов, прочитав это послание, О'Нил непонимающе хмыкнул и, скомкав бумагу, швырнул её в угол своей спальни, устало завалившись на жалобно заскрипевшую кровать. Сегодня он сам отправил несколько важных писем своим соратникам - Рори О'Муру, Донахью МакКарти и многим другим, кроме того, был отправлен гонец и в Рим, чтобы известить о казни английского чудовища Святой Престол.
Совсем скоро ирландцами будут освобождены Килкенни, Корк, Дрогеда, Уотерфорд и прочие города. И снова польётся кровь - английские поселенцы в Ольстере и на всём восточном побережье заплатят своими жизнями за преступления Кромвеля. Деморализованные войска Парламента будут снова прижаты к побережью, а к концу года лишь Дублин и Дерри останутся в их власти, надёжно блокированные ирландцами с суши. Но судьба и этих городов уже будет предрешена - англичанам придётся убраться с Изумрудного острова. Надолго ли?
Каре - боевой порядок пехоты, построенной в виде квадрата.