- Намекаете на мучеников и подвижников, якобы не признанных современниками? Эх, молодой человек, плохо вас учили в университете, вы с диалектикой не в ладах. Кто же это вас учил так плохо? Молчите, храбрый студент?
Марк Ваисльевич недождавшись реакции отеческим уже тоном растолковал:
- Если эпоха не нуждается в личности, следовательно и личность эта в данный исторический момент вовсе никакая не личность, а просто, сумасброд, кривляка, балласт общества, гра-фо-ман! Да, только так. Причем тут публичное обсуждение, а, впрочем, даже к лучшему. Отлично-с, вот и выяснится, кто есть мыльный пузырь...
- Извините, мне пора.
Толя снова попытался обойти Разгледяева.
- Конечно-с, я провожу-с. Видите-с, я как собачонка за вами, только что хвостиком не виляю, но ей-богу, был бы хвост - уж я бы все дорогу перед вами подмел-с.
- Оденьте шапку, простудитесь, - посоветовал Толя, но Разгледяев лишь поправил зачесанные назад волосы.
- Ну-с, обрадовали вы меня-с, то-то будет в понедельник! Тунеядцам бой!
- Зря вы... Ведь он с такой бедой.
- Не понял-с.
Толя попытался подобрать слова, но Разгледяев уже и сам догадался:
- Вы насчет лагерей-с намекаете-с? Ну, что же лагеря-с, да-с, были-с, были, жертвы-с, как бы невинные, только если поразмышлять, внимательно, конечно-с, постепенно, то получается совсем другое-с, у меня даже-с мыслишка закралась...
- Какая мыслишка?
- А так ли уж не виновны эти жертвы культа личности?
- То есть? - Толя опешил.
- Елена тоже удивилась, когда я ей сформулировал. Да возьмите, хоть инженера. Сколько такой изобретатель вреда может принести! Целый научный институт, в ущерб фундаментальным исследованиям на благо отечества, вынужден копаться, извиняюсь в чепухе.
- Причем здесь изобретение? Мало ли кто в науке ошибается, что же из-за этого...
- Именно, дорогой мой ученейший друг, именно из-за этого. - Разгледяев как будто окночательно протрезвел. - Сегодня - в науке перекос, завтра в мировозрении, так не лучше ли избавиться от вредоносного влияния?
Здесь они подошли к остановке и Толя с тоской посмотрел вдаль - не идет ли спасительный тролеейбус.
- Ладно, придет ваш троллейбус, - как-то жестко сказал Разгледяев. Но скоро мы еще встретимся и мне кажется - мы еще с вами подружимся.
Когда подошел троллейбус, Разгледяев вопреки Толиному желанию, взял его под руку и помог подняться по скользким ступенькам. Потом выпрыгнул наружу и долго размахивал шапкой, словно провожал молодого человека в дальний нелегкий путь.
Домой Толя вернулся далеко заполночь. Тихо, стараясь не будить домашних, пробрался в свою комнату и мгновенно уснул.
Под утро ему приснился сон на транспортную тему. Снился полет на воздушном шаре солнечным летним днем. Перегнувшись через край корзины, с высоты двух сотен метров, он разглыдывает медленно проплывающие поля и рощи. По полям снуют люди, а в рощах - разная живность, в основном зайцы и волки. Вокруг такая тишина, что легко слышен скрип телени, проезжающей по проселочной дороге. Мужик в телеге заметил воздушный шар и кричит что-то, размахивая кнутом. Толя берет в руки подзорную трубу системы Ломоносова и узнает в мужике Гоголя-Моголя, только с бородой и в телогрейке.
- Парим? - кричит Гоголь-Моголь и радостно смеется. Толя не понимает радости врага воздухоплавания.
- Равнодействие - это вещь! - кричит утопист и показывает большой палец.
Наконец Толя замечает, что по полю, до самого горизонта, как на парад, выстроилась цепочка вентиляционных шахт метрополитена. Толя тоже радостно приветствует Гоголя-Моголя. Здесь обнаруживается, что в корзине он не один, а с Еленой и инженером. Елена улыбается, шепчет на ухо:
- Нормальные люди иногда должны летать во сне.
Он не понимает, причем тут сон, если все так прекрасно складывается. Вон и инженер, по-деловому снимает показания высотометра и записывает в бортовой журнал.
Они обгоняют телегу. и теперь летят над рощей. Там, среди дерев крадется охотник, видно разыскивает каких-нибудь зверей. С воздушного шара шлют приветствия лесному человеку. Тот поднимает голову и вскидывает двустволку. Елена и инженер продолжают радостно махать руками, а толя через трубу узнает Марка Васильевича Разгледяева.
- Сейчас и проверим, кто есть мыльный пузырь, - шепчет Разгледяев. Раздается хлопок и воздух со свистом вырывается из упругой радужной оболочки.
- Мы теряем высоту, сбрасывайте балласт! - кричит инженер.
Толя лихорадочно оглядывается по сторонам и не видит ничего подходящего. Баласт не предусотрели, утописты, мелькает е него в голове.
- Нет баласта, - докладывает Анатолий.
Корзина со свистом падает вниз. Ветер поднимет кверху волосы Елены, и она безуспешно пытается привести их в порядок необычной заколкой в виде серебристой стрекозы с выпученными глазками.
- Что же они, сволочи, по воздушным шарам стреляют?! - отчаянно кричт Елена, - Вон и профессор твой!
Толя, видит, как к охотнику подбегает Петр Семенович и что-то ему быстро говорит, указывая на воздушный шар.
- Есть балласт, - доносится Богдановский голос. Он уже взобрался на край корзины, постоял там на краю немного и полетел свободно вниз, будто камень, брошенный с Пизанской башни. Корзина было уже притормозилась, но раздается второй выстрел и обреченные аэронавты неотвратимо устремились навстречу Толиному пробуждению.
Проснувшись, Ермолаев долго лежал в постели, разглядывая портрет инженера Кибальчича. Когда-то, давно, еще школьником, он вырезал из журнала портрет с подробной схемой летательного аппарата, нацарапанной в камере смертников.
Наконец в комнату заглянула мама и позвала завтракать. Голос матери вернул сына к обыденной жизни, из которой он кажется напрочь выпал в последние дни.
- Толенька наш совсем загрустил, - послышался голос матери. - Наверное, опять влюбился.
Время такое - весна, - глубокомысленно заметил отец.