— Бутылку водки и что-нибудь поесть. На ваше усмотрение. Но сначала как можно быстрее чай.
Официантка умчалась.
Так и буду жить, недореализованный, горестно подумал он, закурив и вертя сигарету. Сдохну, но так и не пойму, что значит жить с любимой женщиной. Видеть ЕЕ рядом с собой, трогать ЕЕ, слышать ЕЕ взволнованное дыхание. Делать ЕЙ приятные сюрпризы, ловить ЕЕ восхищенные взгляды. Иметь от НЕЕ детей, как можно больше детей. И чтоб все они так или иначе были на неё похожи. Наслаждаться самой жизнью, имея сильный, могучий стимул, как ОНА. Эта любимая женщина могла бы стать неиссякаемым источником моего вдохновения. Глядя на НЕЕ, я просто жил бы. Жил бы и радовался жизни. Тем более, что успех моей профессиональной деятельности полностью зависел от высоты духовного подъема. ЕЕ близость означала бы вершину подъема, стабильность нахождения на ней, на вершине. Увы…
Он отпил глоток спешно принесенного чая и сразу же подозвал услужливую хозяйку. Чай был горячий, но не тот кипяток, к которому он привык.
— Я просил чай, а не подогретый анализ, — раздраженно бросил он подошедшей.
— Но он же горячий, — попыталась оправдаться официантка.
— Нет. Давайте хоть закуску и все остальное. Чай уже потом.
Женщина исчезла и через пару минут подошла с подносом.
— Вы просили целую бутылку? — Недоверчиво спросила она.
— Да. И, пожалуйста, попросите кого-нибудь присмотреть за машиной. Она у входа.
Он торопливо раскупорил водку.
Тем не менее, с удовлетворением подумал он, я своего добился. В первый же день излияния своих чувств я ЕЙ прямо сказал, что хотел бы жить в ЕЕ сердце. Странное, казалось бы, начало. Мужчина пришел к женщине, которая нравится, и сразу, с бухты-барахты, говорит ей — хочу жить в вашем сердце. Нет, чтобы сказать, вы мне очень нравитесь или я вас неожиданно полюбил или что-нибудь ещё о любви. Нет. Вот так, сразу — хочу жить в вашем сердце!
И все тут. Любая особа должна быть ошарашена подобным необычным заявлением. Ей обязательно нужно будет время, чтобы осмыслить заявление. Только позже, гораздо позже она должна сообразить, что настолько сильно понравилась мужчине, что он попросту не счел нужным рассказывать о своих вспыхнувших чувствах. То есть, они, чувства, настолько всеобъемлющи, настолько глубоки, что нет нужды говорить о них. Конечно же, его «хочу жить в вашем сердце» предшествовали регулярные встречи. В первые же дни он почувствовал неудержимый интерес к НЕЙ. От НЕЕ, от женщины, от настоящей женщины такое никак не могло укрыться. Визитов к НЕЙ по служебным обстоятельствам, вспомним ещё раз, всего было двадцать. И если он заинтересовался ЕЮ в первый же день, но в силу благоразумия, естественно, старался этого ничем не выдать, то ОНА, красивая женщина, должна была понять и оценить корректное благоразумие уж хотя бы на пятый или шестой день. У них, у женщин, могут быть глаза на спине, которыми они должны видеть намного лучше, чем природными.
ОНА ждала меня, вспомнил он свой первый визит.
За три дня до начала регулярных визитов он явился к НЕЙ впервые и попросил аудиенции. Она согласилась и сказала — через три дня. Едва увидев заинтересовавшую его особу в назначенное время, он понял, ОНА ждала.
Первое — ждала как специалист.
Второе — ждала как женщина.
Скорее — как первое.
Он вспомнил теплые взгляды ЕЕ сотрудниц, там, у НЕЕ на работе. Позже, намного позже сообразил — ведь они меня не знают. Я клиент. Такой же, как и многие другие. Но сотрудницы знают ЕЕ. Знают ЕЕ обходительность. Значит, я взволновал ЕЕ уже тогда… Поэтому на нас смотрели как-то особенно.
Он плеснул себе водки, залпом выпил и не притронулся к пище. Когда он думал о НЕЙ, есть, работать, спать не хотелось. Нужны были курево и какая-нибудь жидкость, чтобы время от времени смачивать горло.
Официантка принесла горячее.
— У вас есть крабы? — неожиданно спросил он.
Та удивленно вытаращила глаза.
— Нет, и никогда не было.
— Жаль, — мечтательно протянул он и представил себе ЕЕ, отдыхающей вместе с ним, на Сейшеллах…
Из ста четырнадцати островов, разбросанных в Индийском океане на юго-востоке Африки, обитаемы были всего три — Маэ, Пралин, Силуэт. Они с друзьями, тогда еще, жили на Маэ, ближе к Виктории. Маэ — остров-гора с живописной флорой и фауной. Маленький гест хауз «Керефри» находился всего в пятнадцати метрах от воды. Вдоль побережья возвышались стройные кокосовые исполины. Яркие разноцветные птахи щебетали здесь почти круглые сутки. Сейшеллы часто называют островами любви. Жизнь здесь как бы сама диктует ешь, пей, наслаждайся. Популярный викторийский ресторан «Пират» всегда бывает заполнен туристами до отказа. Название заведения вполне соответствовало предприимчивости обслуги — три пива со скромным ужином обошлись друзьям тогда в девяносто долларов.
…Вот он и ОНА просыпаются в номере маленького отеля. Пока не очень жарко, решают они, надо окунуться. Спускаются вниз, проходят ресторан, идут к океану. ОНА боится воды, плохо плавает, а он, воспользовавшись, старается как можно чаще ЕЕ вспугнуть. Акула, вдруг завопит он. ОНА в страхе бросается к нему, прижимается. А он, довольный своей шуткой, гладит ЕЕ мокрые волосы. Милашка ты моя, говорит он, разве может быть здесь, на мелководье, где воробью вода по одно место, плавать акула? Тем более, уже одиннадцатый час. Все акулы давно позавтракали, в отличие от нас. Пойдем и мы.
Потом они усядутся в ресторанчике. Им обязательно принесут апельсиновый сок, диковинные фрукты, называющиеся папайя. Вкус этой папайи напоминает смешанный вкус тыквы и дыни. Удивительный вкус и закономерно не всем нравится. Потом на столе появятся неизменные омлет, сливочное масло, джем, чай, кофе. Хозяйка гостиницы, она же и повар, грузная, пожилая, темнокожая креолка, осторожно осведомится относительно ланча. Он закажет салат из крабов, рыбу. Затем ОНИ поднимутся в номер и, пока ОНА будет принимать душ, он с удовольствием закурит, размышляя о предстоящем маршруте сегодняшней прогулки. После водных процедур и бритья он застанет ЕЕ перед зеркалом красящуюся и невольно станет наблюдать за этим занятием. ОНА уловит его взгляд, несколько смутится. «Не смотри на меня так», — попросит ОНА, порозовев. Затем ОНИ сядут в арендованный «кар», маленький наш «виллис», с открытым верхом и поедут кататься по острову.
Длина основания главного острова любви равна двадцати восьми километрам, которые можно проехать максимум за час. Но ОНИ, эта влюбленная зрелого возраста пара, здесь на отдыхе. ИМ не надо спешить, незачем. ОНИ счастливы. Вскоре ОНА попросит воды — солнце начнет припекать вовсю. Декабрь и январь здесь очень жаркие, тридцать пять, тридцать шесть градусов тепла. Он остановится, принесет любимой прекрасный освежающий напиток «битте лемон». Себе купит безупречное сейшельское пиво. «Придвинься», попросит он, не выпуская баранку. «Что?» — не поймет ОНА. «Ты выпила с таким удовольствием, что у тебя аж слезы навернулись». И добавит после прикосновения к густым ресницам: «Они лучше любого пива».
Поедут дальше. Следующая остановка окажется у сувенирной лавки, где ИМ предложат великолепно отполированные акульи челюсти. «Давай купим, — сразу загорится он, — останется память». «Такие дорогие, — раздумчиво протянет ОНА, — пятьдесят-шестьдесят долларов. Может, что-нибудь другое?» ОНА всегда колеблется, медлит с окончательным решением. Он это прекрасно знает и в нужный момент проявит инициативу. Потом ОНИ поедут домой, точнее, в отель, наскоро примут душ и спустятся обедать.
За соседним столом будут восседать пожилой, степенный австриец с такой же круглой женой с противными колючими глазами. ОНИ вежливо скажут «приятного аппетита» и проследуют к своему столику. Сбоку будет молча обедать высокий англичанин, приезжающий сюда уже восьмой год. Хозяйка отеля как-то скажет ИМ, что он подводник, что он приезжает сюда в поисках клада. Пираты были далеко не дураки, знали, где и как прятать награбленное, гордо добавит она, прямой потомок некогда грозных морских разбойников. «А вообще, клады кем-нибудь и когда-нибудь находились», — взволнованно спросит он. «Всего лишь однажды, при строительстве аэропорта. Наткнулись на сундучок, зарытый в землю, в котором оказалось полтора килограмма золотых монет».
После трапезы ОНИ пойдут отдыхать, вернее, он один. ОНА останется с хозяйкой отеля, расскажет ей о своей работе, приятно продемонстрирует английский. Все контакты с иностранцами будут осуществляться через НЕЕ. ОНА, его милая, достаточно знает язык.
Вечером ОНИ поедут в роскошный отель «Бувалло». Если быть предельно точным, не в отель, а в его расположение. Здесь, на открытом воздухе, фешенебельный ресторан и многочисленные бары. Всюду слышна музыка, смех, разноязычье. Здесь празднуют жизнь все триста шестьдесят пять дней в году. ОНИ могли бы остановиться по приезде именно в этом отеле, но, зная нелюбовь к шуму своей супруги, он решит отдыхать не здесь.
За ужином он опять попросит крабов. «Ты сам скоро превратишься в краба», — пошутит ОНА. В ответ он украдкой нежно поцелует руку. Потом он пригласит ЕЕ на танец под полудребезжащую от времени мелодию старой кассеты незабываемых восьмидесятых. «Помнишь, когда мы танцевали под эту мелодию», — с легкой грустью спросит ОНА. «Если не ошибаюсь, в день нашей свадьбы», после непродолжительной паузы ответит он. «А я думала, забыл», — восхитится партнерша. «Все, что связано с тобой, я никогда и ничего не забываю».
Он попробует научить ЕЕ игре в бильярдной. Часа в три ночи, оставив праздник в самом разгаре, ОНИ пешком направятся к себе.
Захватывающая жуть ночного океана будет пугать ЕЕ. «Я боюсь», — скажет ОНА, прижимаясь к спутнику. «Но я же рядом», — успокоит он. «Почему ты меня все время пугаешь, — спросит ОНА, — утром с акулой на пляже?» «Мне приятно сознавать себя твоим защитником, — пылко объяснит он. — Я хочу защищать тебя всегда, от всех и от всего. Мне это очень приятно». «И поэтому надо пугать», — с замирающим сердцем спросит ОНА. «Ты ведь сама не подходишь ко мне, — в сердцах бросит он, — вот я и стараюсь, чтобы ты прижималась ко мне хотя бы от страха. Поняла?». ОНА промолчит, позже неожиданно выпалит: «Я хочу идти с тобой вот так всю жизнь». ОНИ остановятся. Он трогательно поцелует ЕЕ, поцелует ЕЕ носик, болячку на нем, которая периодически то исчезает, то появляется вновь. После пойдут дальше и будут останавливаться ещё не раз. «Знаешь, — начнет он, — я не могу изобразить словами то чувство, которое испытываю к тебе вот уже целых двадцать лет. Слово „любовь“ для меня очень слабое понятие. Я готов носить тебя на руках, я боюсь пыли, которая может пристать к тебе. Боюсь дождя, он может тебе навредить. Людей боюсь, особенно завистливых. Чем больше я с тобой, тем больше меня тянет к тебе. Обещай, что будешь со мной до конца и после конца». «Это как», — рассмеется ОНА. «Ты поняла меня». «Давай о чем-нибудь не о мрачном. Кстати, вот и наша гостиница». ОНИ бесшумно поднимутся к себе, выпьют чего-нибудь холодного. «Интересно, как там наши дети», — спросит ОНА, явно рассчитывая на оптимистические доводы супруга. «Наша так называемая тетушка, которую мы опекаем, выстоит перед капризами девочек, — решительно отпарирует он, — а сын, он мягкий, коммуникабельный, не похож на меня. Удивительно вообще, старшая дочь в меня, сын — твоя копия, у младшей твоя фигурка и мое лицо». «Поэтому девочек ты любишь больше, чем сына», — с легкой обидой утвердит ОНА. «Нет, моя нежная. Мальчик он и есть мальчик. Всегда сумеет постоять за себя. А вот девочки хрупкие, беззащитные… Ну, как мне объяснить тебе», — повернется он к своей половине. «Я понимаю, все понимаю», — с готовностью произнесет ОНА, отвечая на его ласки…
Водка уже была выпита вся. Как ни странно, с едой тоже было покончено. Он расплатился и вышел.
Прогрев двигатель, он, внезапно для самого себя, поехал не домой, а к НЕЙ, остановился перед крытым балконом, который светился неярко. Свет коридора, тоскливо подумал он. Всякий раз, подъезжая сюда и видя кухню неосвещенной, он грустил. Неосвещенный балкон также не освещал его грезы. Давил безысходностью. Но сегодня, сейчас не было никакой тоски, никакой грусти, никакой безысходности. Только два слова, всего лишь два слова, сказанные ЕЮ на прощание — «помни меня», сверлили его сознание. ЕЕ «помни меня» в подтексте означали один, единственный смысл — «люби меня»! Если женщина говорит «люби меня», значит, она сама тоже любит. Иначе так бы не сказала. Сухо попрощалась бы и все. Как бы там ни было, но это уже конец. Конец без развития, без подогрева настоящих чувств. Конец без сближения, от которого отказался сам. Он вычислил намного раньше и понимал, близость с любимой женщиной и невозможность частых встреч только подстегнут обоих к преодолению всевозможных барьеров. И рано или поздно ИХ общение будет замечено и предано огласке. Кроме того, влюбленного человека всегда видно. И, чем чище духовность человека, тем отчетливее и явственнее его чувства, скрывать которые изо дня в день все труднее и труднее. ИХ любовь так или иначе когда-нибудь должна была разбиться о незыблемые скалы быта. Сурового, жестокого, беспощадного. Именно поэтому и только поэтому он не принял предложения относительно единственного любовного свидания. Пусть все останется именно на такой стадии. Любовь без секса это все равно, что принятый закон парламентом. Закон, который никак не подкрепляется на практике. Но здесь есть и другое «но». Его несогласие с одним свиданием может быть неверно истолковано ЕЮ. Ошибочно может быть истолковано. Нет, поразмыслив, решил он, уж кто-кто, а вот ОНА и только ОНА одна может понять меня правильно. Если я, мужчина, способен предугадать дальнейшее развитие взаимоотношений с НЕЙ, то ОНА, женщина, олицетворение женщины и женственности, как минимум, в два раза больше способна предполагать и предвидеть свои взаимоотношения со мной. Я абсолютно не рискую быть неправильно понятым ЕЮ. Если нет физической близости, пусть она фантазируется в воображении. В данном случае теория любви могущественнее практики любви. Если у НЕЕ в будущем не будет мужчин, то я навсегда останусь жить в ЕЕ сердце. Мне вполне достаточно. Это больше, чем акт любви. Акт любви неосознанно может сравниваться… А я не хочу, чтобы меня сравнивали… Я все решил правильно. Сегодня была последняя встреча. Не буду больше теребить ЕЕ. Ведь ОНА тоже мучается. Так же, как и я. Пора все прекращать. Буду предполагать, что ОНА переехала. Буду жить без воображения с НЕЙ. Буду жить, не видя ЕЕ. Со мной останутся ласки, вернее, воспоминания от этих ласок. Трепетно неописуемое ощущение от прикосновения к губам, молчаливые, страстные, долгожданные поцелуи, приоткрывшие завесу над недореализованностью Произошла частичная двусторонняя реализация. В данном случае, частичная предпочтительнее полной. Остальное пусть восполнится воображением.
Он постоял ещё некоторое время. Начало безудержно клонить ко сну. Регулярные недосыпания, целая бутылка выпитой водки, головокружительные воспоминания о сегодняшней встрече заманчиво тянули на покой. Он вслух произнес ЕЕ имя, от которого нежно повеяло цветущим садом, цветами, которые он подарил любимой женщине на день рождения. Мысленно попрощался с НЕЙ и поехал домой.
Сильное опьянение не мешало вести машину. Скорее, наоборот. Количество спиртного удваивало бдительность, заставляло неукоснительно соблюдать правила дорожного движения. Лет десять назад он с «какое несправедливое распределение» в пьяном угаре, ради спортивного интереса, ночью отмахал четыреста километров до одного из отдаленных районов республики. Семь часов безостановочной езды в эйфорическом состоянии пронеслись без, как говорится, сучка и задоринки. Никаких нарушений, никаких штрафов. Профессионал так безупречно не доехал бы. И сейчас, с трудом размыкая тяжелые веки и пытаясь не заснуть, он все же благополучно добрался до дому, поставил машину в гараж, поднялся домой.
В квартире никого не было. Он вспомнил, жена и дети должны были сегодня поехать на день рождения и просили его приехать тоже. «Я уже был сегодня на дне рождения, — подумал он, — и на поминках тоже. День рождения и поминки в один и тот же день. Такая штука жизнь. Траур и веселье почти соседствуют. Сменяют друг друга, но иногда и встречаются. Боже, я совсем пьяный… И почему так сухо во рту?» Он налил себе стакан чаю, затем выпил ещё один. «ОНА не любит меня. Думал, Медея… Нет, не Медея. А мне не нужна Медея. Мне нужна была ОНА, с головы до ног ОНА. Больше никто». Он прилег на диване и удивился, люстра почему-то стала кружиться, потолок тоже. «Пусть кружатся», — безразлично улыбнулся он своим мыслям. «ОНА сказала мне „идиот“. Так после поцелуя может сказать только любящая женщина. Потом добавила — „мне приятно“. Интересно, может ли женщина, безразличная к мужику, позволить себя целовать? А потом ещё сказать — мне приятно? Нет, конечно, не может. Тогда зачем конец? Ах, да, да… Дальше — хуже. Понятно, понятно… Все же, черт подери, как несправедливо в мире… Сильная любовь, преданность только одной женщине, с которой не спишь, воспринимается ею как болезненность. Выходит, преданность это болезнь? Болезнь потому, что целый год ни с кем не общаешься, думая только об одной. А она, эта единственная, тогда сказала — вы больной. После разбитых часов. Наверное, не только из-за часов». Его взволнованность при НЕЙ, его не логичные иногда поступки и действия, слова, сказанные отнюдь некстати, были вызваны раздражительностью одичавшего мужчины. Целый год без интима, целый год без женщины. «Какая подлость, горько подумал он, какая несправедливость… Любя ЕЕ теоретически, надо было параллельно с кем-то спать. Хотя бы потому, чтобы не выглядеть болезненно. Любя ЕЕ, надо было регулярно ЕЙ же изменять. Тогда возможно было бы сохранить форму и выглядеть всегда ровным. Нет, это тоже не дело. Меня ни к кому не тянуло, тянуло только к НЕЙ. А ОНА, ОНА… Бог с НЕЙ, пусть думает, что хочет. А у меня совесть чиста.
У меня совесть всегда была чиста. Даже много лет назад, будучи студентом… я получал письма, записки, но никогда не шел на определенные отношения. Потому что мне они просто не нравились. Интересно получается. Ты кому-то нравишься, а тот человек тебе нет. В свою очередь, мне нравится одна, а я ей не нравлюсь.
Считаю, что моя совесть чиста и сегодня, особенно перед НЕЙ, — горько подумал он. Мы расстались бесповоротно с тобой, теперь уже навсегда. Живи со мной без меня, а я с тобой и без тебя. И лучше умри, чем вспомнишь обо мне в объятиях мужа. А я не вспомню тебя в постели с кем-то. Пускай все так и останется».
Вдруг что-то резко и больно кольнуло в левой части груди. Он охнул от боли, почему-то сразу вспомнил глаза любимой женщины — невыразимо красивые, безнадежно грустные, беспредельно глубокие. Потом миндальные глаза стали медленно исчезать, уступая место обволакивающей, густеющей белизне длинного, увлекающего коридора…
Прошел месяц.
Подходил к концу рабочий день. Посетителей сегодня было не так уж и много, но ОНА чувствовала непривычную усталость. «Как хорошо, — подумала ОНА, регистратор не зафиксировал никаких заявок. Отдохну хоть». ОНА подошла к зеркалу, пристально вгляделась. Глаза чуть запали, лицо какое-то одутловатое. Так можно выглядеть, когда регулярно в последние дни не высыпаешься. А тут еще… он…
ОНА задержалась у зеркала, явно ухмыляясь мыслям. Глаза… Обыкновенные глаза, что он нашел в них? Во всех своих письмах он обязательно восхищался ими, письменно целуя. Наверное, не только письменно. Его пылкие взгляды, по сути, ничем не отличались от явных поцелуев. Ласкать, вероятно, можно не только губами, руками, но и глазами, огнем которых может воспламениться даже лед. Что-то давно его нет, моего огнемета. Наверное, обиделся и теперь сидит и выжидает. Ждет моего звонка, но ничего. Подождет, подождет и сам прибежит. Такое уже не раз было.
В последнее время мысли о нем не давали покоя. Каждое утро начиналось им. ОНА видела перед собой его сосредоточенное лицо, когда ОНИ ездили, слышала тихий, идущий из глубины души, мягкий, вкрадчивый картавый голос. Его взгляды, излучающие невыразимую нежность, призрачную ласку. Торопливо причесываясь перед зеркалом, прихорашиваясь, затем также спешно покидая квартиру и мчась на работу. ОНА в эти дни не избавлялась от его неотступного присутствия. Он все время маячил перед НЕЙ, не давая пройти, проехать. На работе было то же самое. Общаясь с сослуживцами, клиентами, ОНА отсутствовала наполовину. Вторая ЕЕ половина постоянно находилась рядом с ним. ОНА думала о нем все время, где бы, когда бы и с кем бы ни находилась. Его незримое, молчаливое присутствие рядом начинало пугать не на шутку. Недавно ОНА с мужем была на свадьбе. Один из гостей показался ЕЙ издали очень похожим на него. У НЕЕ екнуло сердце — неужели? Позже облегченно перевела дух, слава богу, не он. Ведь как-то было сказано — я не хочу тебя видеть с мужем ни на свадьбах, ни на поминках. И не хочу, чтоб ты меня видела с женой. О, господи, эта раздвоенность приводила ЕЕ в изнеможение. Никогда в жизни у НЕЕ не было похожего непонятного состояния. ОНА втайне желала его, но боялась признаться себе в этом. Подолгу не видя, начинала беспокоиться — что с ним? А, самое главное — не охладел ли? Знакомство между мужчиной и женщиной, длившееся вот уже целый год, никак не подкреплялось акциями любви и в любой момент грозило прохладой одной из сторон. Тем не менее, взвешивая не раз все за и против, ОНА заключала, нет, охлаждение невозможно. За год ОНА скорее почувствовала, чем поняла его натуру. И уверилась в самом главном — он в отношениях с НЕЙ исключителен. Не тот, каких большинство. Человек, идущий во имя любви на самопожертвование, вероятно один на тысячу. В те редкие периоды, когда ОНИ встречались, ОНА неоднократно ловила себя на том, что испытывает огромное эстетическое удовольствие от общения. Пьяному ежу понятно, что могло бы произойти в его объятиях! Как бы и что бы ОНА ощущала в его объятиях! Но в тот последний раз, месяц назад, приняв его ласки, ОНА окончательно убедилась — свидания, если они будут продолжаться, гибельны для обоих. Но без свиданий, к своему величайшему ужасу, вычислила позже — гибельно вдвойне. ОНА до сих пор помнила его поцелуи, его горящие глаза, утопающие в райской неге. Он целовал ЕЕ до умопомрачения нежно, осторожно, как будто чего-то боялся, с паузами, которые только подстегивали желание. Расставшись тогда, месяц назад, ОНА наперед знала — его ничто не остановит, все равно придет. Но вот уже месяц, а его все нет. Неужели и впрямь охладел? Непонятно, непонятно… На него совсем не похоже. Идя на работу или домой, ОНА, тайком от себя самой, искала его машину. ОНА очень хотела видеть машину. У дома, у работы, все равно где. Лишь бы она приехала, эта машина, переставленные цифры номера которой могли бы символизировать год ЕЕ рождения. Возясь прежде по хозяйству на кухне, ОНА скорее предполагала, чем уверялась, что автомобиль, стоявший всегда на одном и том же месте, его автомобиль. Но этого автомобиля давно уже не было видно. Возможно, барахлит машина, утешала ОНА себя. И теперь, подкрашивая ресницы и любимые им глаза, ОНА была уверена, — появится. Не сегодня, так завтра. Обязательно появится.
В дверь неожиданно постучали.