— Сложно теперь с трудоустройством. Я вам желаю удачи.
— Большое спасибо.
В комнату войдет её мама, принесет четыре стакана чаю. Расставит сахар, конфеты, печеное. Позже подойдет и она, вся розовая, застенчивая и, не поднимая удивительных ресниц, усядется рядом с матерью. Так, чтобы он её не очень-то видел.
Он, разволновавшийся её присутствием, почувствует себя сдающим государственный экзамен.
— Пейте, — коротко предложит отец, исподволь зорко наблюдающий за реакцией молодых людей.
Чаепитие будет проходить в некоторой растерянности присутствующих.
— Да вы не стесняйтесь, угощайтесь. Что же вы пьете чай без ничего? Это мама.
— У меня в горле пересохло, — смущенно выдавит он, стараясь не смотреть на ту, ради которой прибыл.
Пройдет ещё какое-то время, после чего родители, сославшись на дела, поочередно, не сразу, оставят молодых наедине.
Он сразу повернется и впервые в упор долго будет смотреть на нее.
— Вы станете моей женой? — глупо и неуверенно спросит он.
Нежный розовый цвет сразу прильнет к её девичьему лицу.
Она будет молчать.
— Понимаю, — продолжит он, наслаждаясь чертами её лица. — я бестактен. Уверен, у вас очень много друзей, среди которых вы легко можете выбрать себе спутника жизни. Тем более, что я старше вас на восемь лет. Для вас я сейчас старик, у которого нет никаких шансов.
Она все ещё будет молчать.
— Я чувствовал, что не нравлюсь вам, — теряя надежду, скажет он, — но не до такой степени. И если я вам очень противен, то скажите об этом прямо. Или скажите, что вам нравится кто-то другой, кто уже есть.
Она моментально вскинет глаза и скороговоркой выпалит.
— Мне никто не нравится, у меня никого нет. И вообще, я учусь на первом курсе. И ещё я хотела спросить — почему именно я? Почему вы пришли именно ко мне?
Он долго промолчит, затем решит сменить тактику.
— Думал, вы инопланетянка, но теперь вижу, что ошибся.
— Ошиблись? — тише спросит она, явно озадаченная.
— Конечно, — безразлично подтвердит он. — Вы такая симпатичная, а уже привыкли нравиться. И вот эта вот привычка заставляет настораживаться.
— Настораживаться? На что? — не поймет она.
— На искренность. Девушки, привыкшие нравиться, не всегда бывают искренними, и я к таким отношусь недоверчиво.
— Ну и не надо, — вспылит она и выскочит из комнаты.
Через минуту войдет её папа и застанет гостя довольно улыбающимся и допивающим остывший чай.
— Можно я буду звонить? — счастливый, спросит он, не пряча торжествующую улыбку.
Отец недоуменно разведет руками, дескать, как знаешь.
Попрощавшись, радостный, он выскочит на улицу, долго будет идти пешком, не обращая внимания ни на кого, ни на что, твердо убежденный в том, что выбор будущей супруги абсолютно правильный и на редкость верный. Глядя перед собой, он будет видеть её лицо, порозовевшее вначале и рассерженное в конце. Главное, будет думать он, контакт найден. Поджидая её раньше то там, то тут он сомневался в находке главного контакта. Ему казалось, она никогда и ни за что не воспримет его. Потому, что очень красивая, духовно богатая и очень романтичная. У неё на руках было много козырных карт, бить которые возможно было только одним тузом. Туз это неожиданность, туз это максимальное озадачивание, туз это подбрасывание пищи в пылающий острый ум. Очень правильную девушку надо было сразу сбить с толку, обезоружить видимым безразличием, обвинить в чем-то несуществующем, остановив её плавное течение по жизни резким нелогичным действом, необычным жестом, из ряда вон выходящим поведением.
Через несколько дней он позвонит ей, извинится за проявленную бестактность, поинтересуется её студенческой жизнью, уважительно отнесется к её будущей профессии. Затем неожиданно вклинит.
— Я бы хотел иметь такую жену.
— Но я уже неискренняя, — съязвит она.
— Сегодня, — примирительным тоном скажет он. — Ваша искренность там, в глубине, её пока мало видно. Надо просто докопаться.
Она выдержит длинную паузу.
— Что же вы замолчали? — спросит он.
— Не могу понять, — признается она, — вы вроде предлагаете руку и сердце и в то же время обвиняете в каких-то пороках.
— Нет, я не обвиняю. Просто думаю, в силу возраста и необыкновенной красоты вы должна быть именно такая, какой я вас представляю.
— Интересно, — проявит она неподдельное любопытство. — Ничего похожего я ещё не слышала.
— Значит, я первый. Хотелось бы надеяться, и последний.
— А вы самонадеянный.
— Я? Ни в коем случае. Я трус.
— Трус?
— Конечно. Вы беспощадно красивая, стройная. А я невзрачный, обыкновенный. Кроме того, я всегда боюсь людей, близких мне, дорогих, так как именно они могут причинить мне боль. Чужие не посмеют.
— Вы жестокий, — заключит она задумчиво.
— Неправда. Я очень мягкий. Пластилин. Делайте из него что хотите. Но в гневе остановить довольно трудно. Практически невозможно.
— Скажите, пожалуйста… А почему вы все-таки пришли именно ко мне?
— Я интуитивно почувствовал, у вас почти нет подруг. Вы сложная, противоречивая натура, мало кто может понять все правильно. Плюс ваша красота. А женский пол обычно завистливый… Вам наверняка не с кем поделиться.
— Ошибаетесь, — тише возразит она. — У меня есть близкая подруга. Еще со школы.
Он промолчит довольно долго.