Омар Ограмович встал, отряхнул свое ратиновое пальто, поправил накрашенную прядь волос и ответил: "Спросите об этом у Скалигера! Вот он и сам идет."
58
Они повернулись ко мне навстречу. В их глазах, удивленных и напуганных, я увидел то, что меня всегда разочаровывало в людях: в их глазах таилась смерть, безысходность, конечность зажженной свечи жизни, которую неведомо кто, но потушит рано или поздно. Я живу так, как я хочу, потому что мне неинтересно жить иначе, потому что любое ограничение собственного существования является насилием над тем высшим началом, которое и определило именно твое существование, вбирающее все мыслимое и немыслимое, принимающее облик видимого и невидимого миров. Если шествие вне времени и пространства влечет тебя к какому-либо завершению, значит шествие твое ущербно и никогда ты не сможешь полностью воплотиться в самого себя. Трассирующее сверканье чужого бытия, рожденного в моем мозгу, в многошарии вселенского гармонизирующего абсолюта приносит слабое удовлетворение галлюцинирующим утехам филолога, привыкшего пребывать в молчании и забвении. Я смотрю с некой высоты на то, что происходит вне меня и вокруг меня, и понимаю, что каждый миг моей жизни и смерти, слитых воедино, полон беспредельного страдания и тоски по несуществующей красоте иного, которое чаще всего смотрит на меня дряблым взглядом похотливой старухи, моющейся в общественной бане. Холодное прикосновение жестяных шаек, липкие доски топчанов, кислый вкус редкой мочалки тревожили во мне стальную струну спящей страсти, глухо дребезжащей в чаду женских голосов. Тело старухи было плотным с совершенно плоским задом на низких, покрытых буграми узловатых фиолетовых вен, ногах. Из-под морщинистых подмышек выбивались скрученные косички седых волос, а там, где , казалось, их быть должно значительно больше, выпирал лысый розовый лобок с разомкнутой мясистой щелью. Страшное сочетание расцветающей юности с мертвенной старостью лишили меня дара речи и соображения. Я спрятался под топчан и ужаснулся обилию черных, рыжих, русых, лысых, передвигающихся в пару и чаду, дирижаблей любви, обращенных к глазам малолетнего неофита, в прорезывавшихся небесах которого их шествие отныне стало бесконечным. В меня проникли их невидимые щупальца, сжали лихорадочно бьющееся сердце в железное кольцо безысходности, напоили сладким ядом, который только приближает последние минуты, но не дает насладиться их исходом, и потом отпустили навсегда, высосав из меня счастье беспечного созерцания, призвав в ряды алчущих покорителей и завоевателей.
59
Я выследил эту старуху. Она жила в полуподвале и работала уборщицей. К ней часто заходил Кондер. Ставил бутылку на стол, снимал одежду и так, сидя голым за столом, выпивал ее один. Старуха сидела рядом и после каждого опустошенного стакана снимала то кофту, то юбку, то лифчик, то трусы. Кондер допивал бутылку, валился под стол, а она поднимала его и укладывала на постель, пристраиваясь рядом.
" Иди к нам, " сказала старуха, увидев меня.
" А ты кто?
" Я твоя старость.
Я пролез в окно и сел рядом на край жесткой постели. Старуха долго смотрела на меня, внимательно изучая потухшими глазами мое бледное лицо. Мне показалось, что это продолжалось целую вечность, обозначение которой виделось мне в пролетающей птице на фоне бездонного серого неба, в глинистом срезе разверзнутого оврага, кое-где заросшего вялой истомившейся травой, в стремительно прогромыхавшем поезде, в светящихся окнах которого темные силуэты одноголовых существ, подобно медузам, дымными абажурами качались из стороны в сторону. Если бы я знал, куда и зачем все это устремлено, я был бы самым несчастным человеком на земле. Но жизнь, которую я ненавидел и презирал за ее железные звенья событий, намертво связанных между собой, давно уже выбросила меня из своего русла, и поэтому я свободно пребывал в своем мире, преисполненном иллюзий и упований на бесконечную целостность бытия, похожего на колыбель младенца.
Пустое сердце бьется ровно, в руке не дрогнул пистолет. Я был на Кавказе и видел домик, где жил гений, видел дерево на ранней заре, у которого он писал свои молитвы, и я подумал тогда, что рождаются сущности в человеческом обличии на планете Земля, у которых вместо сердца жгучий сияющий сгусток истекающих мелодий, никем не слышимых и никому не нужных, кроме них самих. Разве ему и ему подобным могла бы так беззастенчиво явиться старость и позвать к себе? Мерзкая старуха не сводила с меня глаз и тихо улыбалась, как будто зная наперед, что я лягу с ней в постель, в которой пьяно ворочался блудливый Кондер, похрапывая и чмокая заблеванным ртом с остатками грубой пищи, завязшей в железных зубах.
" Не бойся, Юлий, " говорила старуха, раздевая меня.
Где я? Пелена забвения окутала меня и я забыл: молод я или безнадежно стар. Горячие руки сильной мускулистой старухи ласкали мое тело, по которому пробегали бугристые судороги пробуждающихся влечений. Старуха взяла мое тело и положила его между собой и Кондером. Когда она укрыла всех тяжелым зеленым китайским пледом, я от духоты и смрада потерял сознание, которое голая старуха нашла и повела за собой. Я чувствовал себя беспомощным птенцом, брошенным на произвол судьбы. Ко мне подлетала двукрылая падаль и совала в рот красного извивающегося червя, напоминающего гипертрофированный клитор гермафродита. Я с отвращением заглатывал его и он, склизко проскакивая пищевод, копошился в желудке, доставляя мне адскую сладкую боль, прорываясь дальше в загаженные трубы сизых кишок. Сияющий орган ануса выталкивал его наружу, где жесткие клешни теплокровного насекомого подхватывали его и вновь подбрасывали вверх, чтобы летающая падаль ловила его и вновь совала мне в постоянно открытый рот, который заменил мне лицо.
60
" Что ты делаешь, старуха? " закричал протрезвевший Кондер.
" Я учу его понимать то, что он презирает.
" Мне это не нравится, " сказал Кондер и быстро вскочил с постели, на ходу натягивая длинные черные трусы. Старуха оставила в покое мое сознание и набросилась на Кондера. Свалив его на дощатый крашеный пол, она насиловала его длинным извивающимся клитором. Кондер беспомощно всхрапывал и рыдал, как дитя.
" Улыбайся, как Капитолина, " поучала его старуха, энергично двигая плоским задом.
" Оставь его! Иди ко мне, моя старость! " закричал я.
Старуха с удивлением повернула ко мне свое лицо и я увидел бесконечный ряд своих непрожитых лет, мятущихся, глупых, неоформленных в события неразвившейся жизни.
" Иди, иди ко мне, " повторил я, протягивая руки.
Уродливая колеблющаяся субстанция бросилась в мои объятия, и мы забылись в сладких неповторимых грезах взаимного понимания собственной обреченности.
" Что же ты, Анела? Как ты могла так поступить со мной?
" Юлий, мой милый мальчик, ты вызвал меня и забыл. Я решила
вернуть тебя через ужас, через кошмар видимого.
" Ты так и останешься такой старой и гадкой?
" Еще немного твоей любви и я вновь стану прежней девочкой с шоколадными волосами. Вернемся в наш океан, который избавит нас от наваждений громоздящихся реалий мира.
" Я не понимаю тебя.
" Не надо понимать. Попробуй почувствовать.
Мы вернулись в океан наших ощущений и плыли на желтом матраце к неведомым берегам будущего, где стояла снежная синяя деревянная горка, покрытая серебряным льдом, по которому мы с Анелой съезжали, лежа друг на друге, под свист румяных молодых друзей и счастливых подруг. Врезавшись в мягкую сугробную пыль, мы сладко целовались до синяков на пухлых губах. Потом вставали, отряхивая друг друга, и шли ко мне домой, и пили алый чай с толстыми поджаренными пирожками с вареньем, и улыбались друг другу. Мама смотрела на нас, подсаживалась рядом, говорила какие-то ласковые слова, от которых кружилась голова и на глаза набегали слезы.
" Какие вы хорошие!
Кто и по какому праву лишил меня счастья, исчезнувшего в прошлом и оказавшегося в неосуществимом будущем? Мой больной мозг, как большой паук, свивающий ткань смерти из ложных мудрствований, шагающей в бездну цивилизации, надорвался и стал извергать из себя монструальные потоки фантомных всполохов кинжальных идей, разорвавших радужную прелесть неведения.
Три моих тела разрывали мой дух на части: одно билось в розовых конвульсиях рядом с алчной и страстной старухой, другое предавалось безмятежному блаженству на крыше сарая, а третье убегало поспешно от умирающего учителя Омар Ограмовича. Я " безликий и созерцающий " тщетно пытался объединить их в одно, которому и была предоставлена счастливая возможность беспрепятственно блуждать во времени и пространстве.
61
Берлинский воздух был пропитан запахом сочных лаковых сосисок и янтарного пива. Вежливые улыбающиеся немцы уступали нам дорогу, и мы с Гретой чувствовали себя важными персонами в отечестве Гете и Бетховена. Сентябрьское утреннее солнце мягко золотило улицу, по сторонам которой зазывно располагались многочисленные уютные кафе.
" Юлий, давай выпьем по чашке кофе, " предложила Грета.
Я молча кивнул, и мы сели за один из столиков, весело поглядывая на проходящих мимо людей, дожидаясь официанта. К нам подошел Ликанац.
" Две чашки кофе и сигарет, " заказала Грета.
Я не мог не узнать Ликанаца в стройном, одетом во все белое, белозубом негре. Его выдал алый обрубок языка, который неловко вывалился за большие сиськообразные губы и тут же был затолкан обратно в белозубый рот.
" Не правда ли, наш официант очень симпатичный молодой человек? " спросила меня Грета.
" Чем же он понравился тебе?
" У него очень печальный взгляд. Он, видимо, много страдал.
Восхитительная Грета влюблялась во всех мужчин без исключения: в красавцев, в уродов, в черных и белых, желтых и коричневых. Она была настоящей женщиной, непрестанно ищущей приключений, которые, по ее мнению, прежде всего исходили от противоположного пола. "Женщины очень скучны, " говорила она мне, тесно прижимаясь тощим бедром на заднем сиденье шустрого фольксвагена, мчащегося из Берлина к месту моего будущего выступления перед студентами. " У меня нет и не было подруг среди них, потому что большинство их желает только одного: свить гнездо, выйти замуж и благополучно ждать старости, которая вытянет их груди, покроет морщинами кожу и выдернет из лобка последние волоски. Ах, Юлий, если бы ты знал, как я умею любить!". Она поворачивала ко мне свое изможденное юное лицо и страстно целовала в щеку. При этом шофер Карл зябко поеживался, как будто ему за шиворот кто-то засовывал скользкую холодную змейку.
" Оставь меня в покое, Грета. Я говорил уже тебе, что у меня в Германии чисто литературные интересы и немки, даже такие темпераментные, меня не интересуют.
Она обиженно надувала свои малиновые полные губки с сетью белобрысых еле заметных волосиков и умолкала. Сейчас же ее темные глаза вспыхивали искорками, как только к столу подходил Ликанац в обличье негра, и она сладко облизывалась, глядя на его непомерно вздутые мускулистые ягодицы.
" Нет, он определенно хорош
Я отпил глоток кофе и затянулся сигаретой. Германский мир мне уже порядком надоел своей размеренной экстравагантностью: много порядка, много пива, мало романтики, мало мистики. Численная последовательность существования была заметна во всем, и я был даже рад, когда в один из поздних вечеров в мой номер в гостинице случайно забрел хмельной соотечественник, развалился в кресле, выставил бутылки на журнальный столик и предложил отметить свой день рождения.
" Меня зовут Карл Вениаминович Стоишев. Я " по профессии бухгалтер.
" Так вы же умерли от белой горячки!
" И что же? Умер в России, воскрес в Германии, " невозмутимо ответил мой гость.