Как отпущенная прухина, он с мечом в руках влетел в спальню, сорвав занавеску, и схватил мага за горло. Кимиериец дал волю своей ярости. Шея старика слабо хрустнула, и голова безвольно запрокинулась набок. Конан отбросил прочь бесчувственное тело Амалеса и, пылая от гнева, повернулся к Лии.
Девушка в белоснежном халате стояла, прижавшись к стене, и расширившимися от страха глазами смотрела на меч киммерийца. Прекрасное лицо с точеными чертами стало пепельного цвета. Полуоткрытый рот так и не смог издать ни вскрика. Сейчас эти трепетные нежные губы, миндалевидные зеленые глаза и тонкие руки, которые он еще недавно так любил целовать, казались Конану омерзительными. Если бы она закричала, он зарубил бы ее на месте и не испытывал бы ни тени сомнения, но девушка молчала, не в силах справиться с собой.
— Сколько жизней ты погубила, Лия? — стараясь говорить спокойно, спросил киммериец, хотя это далось ему с громадным трудом.
— Конан… — одними губами прошептала красавица и еще несколько раз повторила его имя.
— Да, это я. Ты не рада меня видеть?
— Ты пришел забрать мою душу на Серые Равнины? — с ужасом спросила она.
— Приди в себя, женщина. По-твоему, я похож на мертвеца?
— Значит, этот негодяй мне соврал — Лия неприязненно покосилась на коченеющее тело Амалеса, и тут ее прорвало. Горячие слезы брызнули из вспыхнувших глаз, ноги подкосились, и девушка упала на постель, причитая:
— Ты, ты сам во всем виноват! Я любила тебя… я отдала тебе все! А что мне досталось взамен?
— Ты торговала моей жизнью. Разве этого мало? Ты предала меня, Лия. На тебе кровь.
Конан сделал к ней шаг.
— Я любила тебя, любила!
На улице послышался конский храп и дробное цоканье копыт по мостовой.
Женщина, словно ящерица, быстро отползла и забилась в угол, с надеждой прислушиваясь к звукам со двора.
Отряд верховых, не меньше двадцати человек, спешивался у порога дома.
— Ждешь своего Карима? — Конан презрительно ухмыльнулся. — Ну, я, пожалуй, подожду с тобой.
— Ты не убьешь меня? Нет? — немного осмелев, спросила она.
Конан не ответил, он не спеша собирал мешки с золотом в холщовую дорожную сумку, что благоразумно принес с собой старый Амалес.
Молчание варвара пугало девушку больше, чем блеск стали в его руках. Она взывала к нему, ломая руки, именами всех небожителей.
Киммериец собрал мешочки и только тогда посмотрел на нее.
На лестнице уже слышались приближающиеся шаги. Дверь в спальню настежь распахнулась, и на пороге появился крепкий, рослый юноша, по виду ровесник Конана, с красивым гордым профилем, украсившим бы монету любого достоинства. Он изумленно обвел взглядом комнату и потянулся к мечу в позолоченных ножнах. Но Конан оказался быстрее. Он поймал руку юноши и заставил вернуть клинок на место. Их глаза встретились — Карим испепелял его ненавидящим взглядом, киммериец смотрел насмешливо, с жалостью.
— Кто ты? — бросил юноша вопрос в лицо варвара.
— Конан, — просто ответил тот.
— Конан? Тот самый Конан, что украл Глаз Митры?! — Карим предпринял отчаянную попытку вырваться. С тем же успехом он мог бороться с пещерным медведем.
— Зачем ты пришел в этот дом, негодяй? — сдался наконец юноша.
— Предупредить тебя, что ты связался со змеей. — Конан кивнул в сторону Лии.
— Лия?.. Что все это значит? — Он обратил на киммерийца пылающий гневом взор.
— Спроси у нее сам. Я сказал все и теперь намерен уйти.
Он отпустил руки юноши и метнулся к окну. Еще мгновение, и Конан растворился в темноте, навсегда исчезнув из жизни Карима и красавицы Лии.
Еще долго гудел от сплетен Шадизар, потрясенный таинственным исчезновением придворного мага Амалеса. Долго осыпал почестями и ласками владыка Заморы своего верного Карима, который сумел вернуть в сокровищницу изумруд, украденный предателем-чародеем. Но короткой оказалась любовь юного военачальника и куртизанки Лии — пути их круто разошлись и больше никогда не пересекались.