— Это очень много значит для меня, мой друг. Нас всех еще ждет проверка. Ваша, только что миновала. Примите поздравления! Такой выдержки хватило бы на нас всех! Через пол часа, по моему приказу… — Вскользь посмотрев на картографа, — тот приподнимал и опускал голову на кулаки, что лежали на столе, — недовольно скривился, и продолжил:
— Но это далеко не все, друзья. Теперь от каждого, я стану требовать максимум выдержки и самоотдачи. Сегодня начал с кадровых перестановок. Как вам уже известно: господин Рум отстранен. Он допустил ряд непростительных ошибок, и намеренных нарушений. Все они зафиксированы корабельным учетчиком и в свое время комиссия с ними ознакомятся.
Перестановки коснулись так же второго отдела статистической погрешности, угловиков, и исполнительного звена первой лаборатории. Я наделил их дополнительными обязанностями, урезал заработную плату, в перспективе будут уменьшены пенсионные льготы. Да друзья, самому неприятно, но это вынужденная мера. Эти реформы задуманы давно, и сейчас, тот самый момент, когда…
Константин сам не заметил, как задремал, тело повело в сторону, голова качнулась, просыпаясь он непроизвольно дернул ее вверх, хрустнули позвонки, заболели.
— Поздравляем!!! — кричали "старшие" хором. — Поздравляем!!
Картограф протирая воспаленные глаза, посмотрел по сторонам, силясь понять, где находится.
— Мы ликуем с вами барон!
"Приплыли что ли?" — Напротив Константина несколько слабо освещенных лиц в профиль, и затылки, затылки… нет, это не ему.
— Приплыли, — прошептал картограф, тихо посмеиваясь над своим же нелепым предположением. Чуть задрал нос, понюхал: едкий воздух защипал в пазухах.
"Кому это они? Ааа… вот он, мой отпрыск благородный, солнцеликий принц, последняя надежда династии Цихирачи".
Возле капитана стоял смотритель музея, растроганно всхлипывал, прижимая ладонь к груди, коротко кланялся окружающим. Это его поздравляли.
Эд Женьо, размахивая цветной грамотой, говорил:
— …двадцать лет назад! Но этот человек положил конец распрям, его усилиями научный мир слился в творческом процессе зачатия новой истины! "Новый толкователь лексики эпохи становления!", "Заря торговой мысли. Ложь, которой не было", статьи, что перевернули сознание; гипотеза — "абстрактного существа" позволила заполнить пробелы в истории, привела к общему знаменателю хаотичные аргументы взаимоисключающих теорий."Абстрактное существо", вселило в нас веру, собрало в дорогу. Пусть мы не нашли ответы на все вопросы, но нам показали того, у кого они есть!
Двадцать лет назад, — продолжал капитан, одаривая смотрителя ласковым взглядом, — академия "справедливой истории", хоть вы и не были ее выпускником, то есть, заметьте — бескорыстно, вручила, — Посмотрел на "старших", — господину смотрителю "Жезл Отличника". Этот человек научили нас не стесняться правды. История больше не меняется втихаря, новой властью. Теперь этот процесс открыт и обязателен. Не только мораль, но и события прошлого необходимо подстраивать под современные реалии.
Снова смотрителю:
— Союз исторических инноваций, с тех пор ежегодно высылал Вам грамоту, с подтверждением почетного членства. Не забыли про знаменитого историка и сегодня. От лица всех, позвольте вручить этот символ почета и признательности, а так же примите и от нас на словах, и само собой на бумаге, — вот тут печать и подписи почти всех "старших", — заверение в уважение и вечной, к Вам, любви.
С разных сторон загомонили "старшие", и сквозь хлопки:
— Поздравляем!!
— Браво!!
— Это чудо-переплетение логики, справедливости и пользы!
Капитан попросил тишины знаком: поднял руку:
— Конечно же этого мало. Я тут написал небольшое стихотворение для нашего юбиляра, — сказал смущенно. — Но прочитает их… прочитает…
— Можно я, месье Женьо?! — крикнул ближний к Константину затылок.
— Разрешите мне?! — отозвался темный профиль слева. Картограф узнал голос "старшего пояснителя вечернего торгового кодекса", Ксантипа Леверьского.
— Я так давно не читал, умоляю Вас!!. - раздалось возле барной стойки.
— Не, так дело не пойдет, — обеспокоено сказал капитан. — Эту честь надо заслужить. Сдвигайте столы, стулья в центр. "Селекция успеха" друзья. Удача удачливым!
— "Селекция успеха"! Прекрасный способ. Это так подходит настроению текущего момента!
Константин уже не слушал выкриков, снова уронил голову на руки и принялся выстукивать пальцами по столу…
— Отличный выбор, как вы правы! — восхищались у стойки.
И снова Ксантип:
— Я не удивлен, подумаешь очередная гениальная мысль капитана… ха-ха-ха… Месье Женьо, надеюсь, вы поняли мою иронию, про то, что я не удивлен.
Столы сдвинули к стенам, оставили только тот за которым сидел картограф, благо он не мешал: просить Константина пододвинуться никто бы не решился: сегодня картограф явно не в духе.
В центр вынесли тринадцать стульев. Смотритель принес гармонь, по знаку заиграл. Четырнадцать человек, чуть пританцовывая, двинулись друг за другом, по кругу. Музыка смолкнет, и все кинутся к стульям, куму-то не хватит — значит, не его день, проиграл — удача удачливым. Оставшиеся выпьют по рюмке коньяка, уберут один стул, и по новой… "Селекция успеха" — это всегда весело, особенно под конец. Победитель должен будет встать на колени, и прокатить на спине того, кто выбудет первым: за успех надо платить.
— А вы, не желаете присоединиться? — спросил у картографа капитан.
Константин не ответил, встал из-за стола и не спеша побрел к выходу, у двери остановился, окинул взглядом зал, произнес громко: — Мои родовиты коллеги!
Музыка смолкла. Настороженные лица повернулись к картографу.
— Славные покорители жидких пространств, — продолжил уже тише. — Мы запускаем двигатель, зрелище должно быть потрясающим, винты и вся эта пена… Если, кто не видел, предлагаю понаблюдать со стороны. Через пол часа спускают плоты, можете присоединиться. К тому же, в целях безопасности… мало ли… понимаете?
Константин морщась окинул взглядом зал, задержал его на капитане, скоро недружелюбное выражение лица сменилось равнодушным; картограф, дернул за ручку и вышел.
Через минуту он был уже на верху, отдал приказ спускать плоты, и пошел к рубке, возле нее коснулся палубы рукой, и тут же отдернул. Горячая. Доски ссохлись, потемнели; вспыхнет в любой момент.
Рубка вдруг покосилась набок, готовая вот-вот развалиться.
— Это еще что такое? — удивился картограф.
— Приказ капитана, месье Константин, — отозвалось несколько голосов изнутри. — Смещаем рубку на метр, она загораживает вид с мостика. Если можно, месье, покрасим потом, когда соберем… А-то мы начали с той стороны, а краска высыхает долго, и как быть, потом ведь…
— Так! — крикнул картограф. — На корму быстро! Плот для старших спускают, а вы здесь… помогайте, там людей мало…
— А рубка, месье?
— Рубка завтра!
Константин отвлекся на грузчиков, что не спеша, переговариваясь, проносили мимо массивные рейки.
— Живее! Живее! — крикнул им, быстро разделся до пояса и направился к ближайшему плоту.
— Раз, два взяли… Поднимай-поднимай!.. Да не на меня, к борту тяни!.. Эй вы там, аккуратней!.. Сорвется: голову сниму!.. Ну чего встал, опускай на борт, залезай на плот и привязывай!.. Веревки подготовили?!. Отлично!.. Кидай ему!..
Через пол часа почти вся команда покинула Цесариус. Плоты спустили с правого борта, — всего четырнадцать. Один в один: картограф сам делал чертеж, громоздкие, с навесами от солнца, широкими неуклюжими веслами, небольшими мачтами, плотными, наспех сшитыми парусами; связанные веревками в ряд, гигантским ленчатым червем они колыхались на волнах. С десяток запыхавшихся грузчиков еще сновали туда сюда, спускали уцелевшие тома корабельного архива, бледные младшие лаборанты, щурясь от непривычного света, выносили из своих камер ящики с колбами, странные инструменты: штативы, похожие на металлические вешалки с основанием из голубых бутылей.