Вечером к ней в комнату вошла элегантная дама в брючном костюме. Из-под жакета пуловер, из-под пуловера батник сочетанием трех цветов оживляли немолодое лицо. Дама заняла предложенный стул, не спеша оглядела Грешницу, ее комнату, достала из сумки блокнот с авторучкой и сообщила, что визит ее связан с письмом, присланным в редакцию из одной семьи за тремя подписями. Доверительно Дама добавила: пошла она лишь потому, что просил знакомый писатель, близкие знакомые которого были знакомы с кем-то, кто знал пострадавших. Последнее слово Дама произнесла с иронией.
Говорила Дама с Грешницей мягко, сочувственно, похоже было, что подобные дела встречались ей, а может, не только встречались, но было что-то подобное пережито ей самой.
Узнав от Грешницы, что Неверный расстался с ней, Дама рассердилась: зачем вынудили ее к ненужному визиту? И сказала резко о «любительницах массированных ударов» и о «звоне во все колокола».
— Терпеть не могу этих праведниц, — добавила она, поморщившись, — которые бегают в парткомы-месткомы, пишут в редакции, вместо того чтобы править семейное дело в недрах своих домов.
Потом Дама стала утешать Грешницу — уж очень жалко та выглядела.
— Плюньте вы на своего приятеля. Мужик нынче пошел дряблый, хлипкий. Это вам не Пьер Безухов! Тот, полюбив Наташу, перестал ездить к Ростовым, потому что женат. Он не жил с Элен, не любил ее, по внутреннему чувству давно был свободен, но не считал возможным бывать в доме у графа, чтобы не компрометировать Наташу. Таков долг честного мужчины: раз ты женат — сиди дома!
Дама посмеялась своему житейскому комментарию к Толстому, улыбнулась и Грешница. Вероятно, она испытала облегчение, подумав, что встреча с настоящим мужчиной зависит от ее похода в библиотеку.
Неверный муж, возвращенный к семейному очагу твердой рукой Праведницы, притих, погрустнел и заметно постарел. Он жил теперь по новому режиму, установленному супругой. Придя на работу, звонил: «Доехал благополучно». Перед обеденным перерывом, а иногда сразу после него, звонила Геня — осведомлялась, как он поел. А перед окончанием рабочего дня опять звонил, чтобы сказать «сейчас выезжаю» или «задерживаюсь в институте», и давал телефон, куда она могла позвонить.
Жена хотела, чтобы Неверов перешел на другую работу — ближе к дому. Неподалеку от них как раз был институт сходного профиля. Между двумя институтами была небольшая разница. В названии одного была частица «микро», а в названии другого — «макро». Но тут Неверный проявил стойкость и, не входя в объяснения, наотрез отказался менять работу. Геня примирилась: зарплата его была в несколько раз выше ее заработка.
Ну, а что же чувствовала, что переживала Праведница? Не может быть, чтобы она тоже не страдала, не испытывала обиды, тревоги. Не пора ли пожалеть и ее?
Однажды неверный муж, — а в мыслях он все еще оставался неверным, — пришел с работы на полчаса позже обычного. Произошла небольшая авария: автобус задел такси. Пока шоферы осматривали машины и объяснялись, пассажиры автобуса томились взаперти.
За это время Праведница успела представить картину запретного свиданья, на которое отправился муж. Вот почему ее лицо выражало крайнюю неприязнь, когда Неверный заглянул в комнату.
— Я задержался, извини… автобус… маленькое происшествие… — пробормотал он.
Она ничего не ответила и не отвела мрачного взора от экрана телевизора, где в это время резвилась мадемуазель Нитуш.
Неверный ушел на кухню, разогрел обед, не спеша поел, не спеша вымыл посуду. Потом выкурил неспешно у кухонного окна папиросу, вспоминая Грешницу. Он всегда вспоминал ее, когда оставался один. Затем тихо вошел в комнату и сел во второе кресло.
Он смотрел на легкую опереточную любовь, и, странное дело, она пробуждала в нем мучительную тоску. Такую тоску, от которой опускаются углы рта и гаснут глаза.
Жена искоса наблюдала за ним. Вздохнув, она подумала: «Виноват, вот и мучайся теперь. Но я-то за что наказана, в чем я виновата?»
Ей казалось, что она только подумала, а на самом деле она произнесла последние слова вслух. И муж услышал. Услышал и ответил:
— А ты виновата в том, что изменила мне с Василием Степановичем.
Жена взглянула сердито:
— Нашел, что вспоминать — восемнадцать лет прошло.
— Разве восемнадцать? Мне помнится — шестнадцать.
— Восемнадцать, шестнадцать, не все ли равно. Много лет прошло.
И все же она смутилась. Почему? Она ведь призналась тогда, шестнадцать лет назад, что изменила ему со своим сослуживцем, назвала это мимолетным увлечением и вскоре распрощалась со своим любовником.
Неверов тогда вспыхнул ревностью, хотел развестись, но потом пожалел детей: сына-школьника, дочь-малышку. Он поборол себя, не стал ломать семью.
Удивился он, что жена завела роман, имея маленького ребенка, — дочке было чуть больше года. Потом он не раз сомневался: его ли эта девочка со светлыми волосами и серыми глазами? У них в семье все темноволосые, все кареглазые. Спрашивать Геню он не решался, боялся обидеть подозрениями. А потом она говорила, что дочь пошла в прабабку, тоже светловолосую.
Да что теперь! Он любит девочку, особенно мила она ему в последнее время. Одна из всей семьи держит она себя с ним просто, ласково, как обычно.
Странно, лишь сейчас прояснилось для него все, что было восемнадцать лет назад. Да, теперь он понял: тогда он был доверчив и близорук.
Именно восемнадцать лет назад поехали они вчетвером, две супружеские четы, рыбачить на озеро Сенеж, решили вместе провести отпуск. Василий Степанович, белокурый с рыжинкой мужик, эдакий русский богатырь, его худенькая бесцветная жена, забыл, как ее звали, кажется, Таня, Тата, Неверов, долговязый очкарик, и его круглолицая жена-смуглянка с косой до пояса. Поехали с двумя палатками, с рюкзаками, всякой рыболовной снастью. Освободились от своих сыновей, отправив их вместе в пионерлагерь.
Очень им захотелось пожить месяц совсем дикой жизнью. Особенно стремились к первобытности и общенью с природой Василий и Генриетта.
Подружились две пары зимой, как-то внезапно и сразу горячо подружились. Много бывали вместе, ходили в театр, на выставки, друг к другу в гости.
А летом надумали на Сенеж. Погода стояла хорошая, комары донимали, правда, но рыба ловилась знатно. Рыбачили все, кроме Таты. Она, казалось, захандрила. Неверов же увлекся новым для него делом, опыта у него не было, но, восприняв советы многоопытного Василия Степановича, какую-то добычу в общий котел он приносил. Да не в добыче было дело, а в тишине, в озерной глади, в запахе воды и трав.
Неожиданно похолодало, задождило. Простудилась и заболела Тата. А он, Неверов, упустил спиннинг, не справившись с крупной рыбой, что было особенно досадно. Решили, что надо ему двинуть в Солнечногорск к знакомому Василия Степановича, — врачу или фельдшеру, теперь он не помнит, — за спиннингом. Василий написал ему письмо с веселой уверенностью, что отказа не будет. Заодно решили отправить в Солнечногорск больную Тату, в сухой дом, в тепло.
Фельдшер, прочитав письмо, почему-то рассмеялся и сказал: Неверову придется заночевать, спиннинг у приятеля, достать его можно только завтра. Хозяин напоил, накормил незваных гостей и принялся лечить Тату, которая совсем раскисла.
Как же звали ее: Татьяна, Наталья? А, не все ли равно. Другое важно: Тата, теперь это ясно, заметила, а он проглядел, как безудержно искали уединения, как бесстыдно стремились остаться вдвоем те двое.
А через несколько дней дождь выжил компанию с озера, и они вернулись в город. К частым общениям поостыли и стали видеться изредка. Геня надумала вдруг поступить на курсы иностранных языков, занятия вечерние, некогда ходить по гостям и театрам. А вскоре она объявила, что беременна. Неверов тогда думал, как обидно, что беременность совпала с охлаждением их супружества, он где-то читал, что это обедняет личность будущего человека.
Теперь, только теперь Неверову открылось, что женины нервы, слезы и прочее были не от раскаянья, она переживала иное: неожиданно уехал Василий в другой город. Вероятно, остыл, отрезвел, испугался рожденья ребенка.
Пусть Неверов размазня, растяпа, но семья сохранилась, и дети росли с отцом. А что же та, другая семья — Василий и Тата? О них Неверов ничего не знал. Он отвернулся от телевизора и спросил у Генриетты:
— А жена Василия Степановича, как она?
— Что «как она»? Что — жена?
Праведница явно нервничала — по лицу ее пошли красные пятна.
— Ну, что было с ней, когда она узнала?
— Ничего с ней не было. Уехала к матери… Да что ты вдруг? Развспоминался…
— Нет, я не о том, что уехала к матери. Как она перенесла измену мужа?
— Почем я знаю, как? Я не интересовалась. Перенесла и перенесла. И вообще, чего ты пристал ко мне с Василием Степановичем?
— Так ты же сама начала разговор…
Он помолчал, но потом все же спросил:
— Скажи, а дети у него были? Кроме сына был кто?
— Дети у него давно уже взрослые, как наши.