Сквозь просветы в деревьях было видно, как со дна трясины поднимался туман. Ветер колебал его, словно гигантскую простыню. Где-то у самого горизонта мерцал костер.
Под одеялом едва был заметен комочек ее тела. Я осторожно приблизился к кровати и опустился на колени. По ее лицу бродили тени от листьев груш. Длинные ресницы слегка шевелились под ветром., Медленно, очень медленно я наклонился и прикоснулся губами к ее щеке. И вдруг я замер. Мне показалось, что она сейчас проснется. Но она не проснулась…
Когда я возвращался пешком домой, рожь уже была мокрой от утренней росы. В воздухе не чувствовалось ни малейшего движения, и стебли стояли неподвижно, поникнув тяжелыми колосьями. В усинках, словно слезы, запутались прозрачные капли. Небо было светло-серым, без единой звездочки. Только по-прежнему на краю света мерцал костер.
Когда президент вошел, мы с Кимом пили чай, оставшийся от завтрака Ивана-да-Марьи.
– Привет алхимикам! – сказал Егор Егорыч. – Скоро золото научитесь делать?
– Пока только умеем от него избавляться.
– И то дело…
Президент мялся. Мне сразу стало ясно, что он пришел просить взаймы.
– Не пособите, хлопцы? Конуру перестраиваю. К молодоженам еще двое просятся. Хорошие ребята, из лесотехнического…
Если бы Егор Егорыч требовал квартирную плату нахально, я бы, конечно, не дал, так как у нас с Кимом оставалось всего двадцать рублей. Но президент краснел, что-то мямлил; видно, ему было очень стыдно просить. А я не выношу, когда люди стесняются.
– Ким, – сказал я, – дай десятку.
– Зачем? – спросил капитан, не поднимая головы от книги.
– Егор Егорыч расширяется.
– Ну и пусть расширяется, – ответил Ким спокойно.
– Да вы не беспокойтесь, ребята! – замахал руками хозяин. – На нет и спроса нет! В другой раз как-нибудь. – Егор Егорыч, пятясь, открыл задом дверь и вышел. Минут пять мы сидели молча.
– Свинья ты, Ким!
– Это почему же? – удивился капитан.
– Умеешь унизить человека.
– Этот вымогатель-то – человек?
– Как тебе не стыдно! Таких хозяев, как Егор Егорыч, поискать! За квартиру почти не платим, свет жжем сколько влезет!
По длинному лицу Кима скользнуло подобие улыбки.
– Индюк ты ощипанный! «За квартиру не платим»… – Капитан «Летучего Голландца» взял ручку. – Сколько он у тебя в этом месяце занял?
– Ну, пять.
– У меня семь с полтиной. У Кобзикова шесть. Что получается? Восемнадцать и пять десятых? Теперь, ты ему два дня помогал рыть? Помогал. Работник из тебя плевый, но, допустим, два с полтиной в день ты заработал. На мерине бревна три раза привозил? Любой дурак взял бы с него по трояку. Я ему электропроводку делал и воду подводил. За коммунальные услуги не менее десятки. Приплюсуй еще десятку, которую ты ему чуть было не отдал.
– Сминусуй стоимость петуха, которого мы чуть было не съели.
Но Ким всегда был неуязвим для иронии.
– Для нашей клетки это неплохо?! Если помножить эту сумму на число квартир, то получится около четырехсот рублей. Заработок профессора! Таких хозяев действительно поискать.
– Если возвысить эту сумму в квадрат, то можно достигнуть еще более поразительных результатов.
– А ты смог бы?
– Получше тебя.
– По-моему, это для тебя непосильная задача.
– А сам-то? Двух слов связать не можешь. Ванек!
– А по харе не хочешь?
– Хочу.
– Ну, иди, я тебе дам.
– Иди ты. Уж это у меня лучше получится.
– Индюк ощипанный! Ему перышки выдергивают, а он еще и благодарит.
– А ты свинья неблагодарная!
– А ты пес-подхалим. Сенбернар!
– Повтори!
– Сенбернар!
Я швырнул ботинок, но промахнулся. Ким запустил в меня подушкой. Полетел пух. Мы кинулись друг на друга.
– Болваны! – заревел Вацлав Кобзиков, бросаясь грудью на только что вычищенный и отутюженный костюм. – С ума посходили? Два часа чистил, и опять чисть? Мумии египетского фараона!
На днях греку его рок опять подстроил гадость. Видно, он все же подслушал наш разговор в ресторане. В самый разгар поисков дочери министра рок напустил на Кобзикова вирусный грипп. Врач под страхом вечной глухоты и менингита запретил Вацлаву появляться на улице в течение недели.
Два дня Вацлав метался по комнате, как тигр, пойманный в ловушку в тот самый момент, когда он уже настигал трепетную лань. Потом грек смирился. Он попросил у меня стопку бумаги, химический карандаш, копирку и уединился в уголке. Я, грешным делом, подумал, что Кобзиков засел за диплом, но через два часа Вацлав попросил меня расклеить на остановках городского транспорта объявление следующего содержания:
При этом ветврач сказал:
– Если Магомет не может прийти к горе по причине вирусного гриппа, то гора придет к нему сама.
– Чепуха, – сказал я, прочитав это объявление. – Ничего не ясно: где потерял, что потерял и кто потерял. И потом, может быть уже год никто ничего не терял.
– Ты не знаешь женщин, – усмехнулся грек. – Они страшные растеряхи. А психология? Ты не знаешь психологии женщин. Даже если женщина ни чего не потеряла, она все равно придет посмотреть.