– Закругляйся! Понял? Иначе я тебя разоблачу! Донжуан захныкал:
– Прошу тебя! Еще немного! Еще чуточку! Может сорваться все дело. Ну посиди! Что тебе стоит? Сейчас петуха есть будем.
Я посмотрел на часы.
– Хорошо. Сорок минут,
– Ты настоящий друг!
Мы вышли из-за дерева. Адель расстелила на траве пеструю накидку и листала журнал.
– Мой друг Моххамед, – сказал Кобзиков развязно, – очень любит битую птицу. Сейчас он приготовит нам петуха по-арабски.
– Быр-быр-быр, – забормотал я недовольно.
– Лучше по-русски? Прекрасно! Тогда я мигом! А вы разжигайте костер! Зажарим петуха на вертеле.
Кобзиков побежал к лодке, где лежали наши вещи.
Адель полыхала в упор своими голубыми глазами. Я боялся, что она чего доброго еще влюбится в меня. Кобзиков тогда убьет.
– Вы ни одного слова по-русски не знаете? – спросила Адель.
– Нет, – сказал я.
– К счастью, появился Кобзиков, очень взволнованный.
– Петуха украли!
– Что ты плетешь!
– Ей-богу. Рюкзак пустой. Обшарил всю лодку – никаких следов.
– Наверно, лиса.
Это было самое правдоподобное объяснение.
Под дубом расстелили одеяло, в центре расставили запасы.
Коньяк был холодный – недаром Кобзиков волочил его на веревке за лодкой.
Адель пила молча, не морщась. «Красивая самка, – думал я, неприязненно косясь на загорелые плечи своей соседки, – гипсовая статуя из городского парка. Все-таки Кобзиков отчаянный парень, если не боится на ней жениться».
Когда все было выпито и съедено, Вацлав и Адель ушли любоваться окрестностями. У меня все сильно плыло перед глазами. Река, лес, небо сделались какими-то смутными, почти нереальными и в то же время близкими, понятными. Я разделся до плавок и лег ничком на песок.
«Черт с ней, пусть думает что хочет, – решил я, почему-то считая себя обиженным. – В конце концов они будут целоваться, а я обязан сидеть в этой дурацкой чалме, как истукан».
Теперь, когда я вспоминаю этот день, мне кажется, что его никогда не было, что я прочитал про него давным-давно в какой-то книге и почти все успел забыть. Он остался в моей памяти большим солнечным пятном на желтом песке. Очевидно, я выпил слишком много, потому что, кроме ощущения горячего песка и прохладной воды, ничего не осталось. Кажется, приходил Кобзиков, что-то кричал, ругался, потом он приходил опять, тряс меня, поздравлял и громко смеялся.
– Ты теперь старший инженер совнархоза! – орал он мне в ухо…
Очнулся я от чьего-то прикосновения. Был уже вечер. Из леса выползли длинные тени и пили из реки. У моих ног горел костер. Дым от него уходил в лес, и казалось, что деревья стоят по колено в воде.
Возле меня сидела Катя и гладила мои волосы.
Она не видела, что я проснулся. Ледяная принцесса была в купальном костюме. Волосы, собранные в пушистый жгут, лежали на смуглой спине.
Катя смотрела куда-то поверх деревьев. Там на огромной высоте шел самолет. Он шел среди черного неба и россыпи звезд, освещенный солнцем, сияющий, как кусочек расплавленного золота. Сзади него хвостом кометы тянулась багровая полоса. Тьма гналась за самолетом, пожирая светящийся след, а он, смеясь, уходил все выше и выше, неся солнце на крыльях.
Лицо у Ледяной принцессы было печальное и умное. Я никогда не видел у женщин таких лиц… Они всегда играют.
– Ты откуда взялась?
Катя вздрогнула и обернулась ко мне.
– Помнишь, как у Гомера? Одиссея выбросили на берег волны, и его нашла Навсикая…
– Неправда. Он уехал к своей жене.
– Да, – сказала грустно Катя. – У тебя всегда по истории было «отлично».
Я потянулся к своему белью.
– Уходишь?
– Да.
– А может, покупаемся немного?..
– Нет.
Я молча оделся. Белье было влажным и мятым. Катя сидела ко мне спиной.
– До свидания! – сказал я,
– Подожди, Гена…
Она встала рядом и попыталась заглянуть мне в глаза. Она была слишком маленькой для этого. Ее лоб едва доставал до моего подбородка.
– Послушай, Гена… Давай завтра уедем с тобой… с утра. На целый день… далеко-далеко… Чтобы одни мы… понимаешь, одни мы. Солнце, песок, вода и мы… и чайки…
– В наших местах нет чаек.
– Я тебе напеку картошки… Знаешь, как я умею вкусно печь картошку!.. Мы будем купаться, и ты мне прочтешь какую-нибудь книжку. Ведь за целый день можно прочесть книжку? А потом мы пойдем босиком по полям, по росе… под луной. Завтра должна быть очень красивая луна…
– Да-да… Все это хорошо. Но что скажет твой муж?