Четверо пьют пиво и молчат. Молчит буфетчик с жиденьким чубчиком (очень честный буфетчик), молчит, опершись на метлу, уборщица тетя Клава, молчит лес, озабоченный грядущей зимой, молчит бледное высокое небо в белых шрамах реактивных следов. Вот и все. Потом их осталось трое, потом не пришел еще один. И наконец, одна лишь уборщица тетя Клава пьет пиво у честного буфетчика с жиденьким чубчиком. И никто никогда не узнает, зачем приходили и сидели на самом краю Средне-Русского массива эти четверо.
Второй рассказ я назвал «Солнечные черепашки». Содержание его было таково. На каникулы в родное село приезжает студент-художник. Этот студент несколько оторвался от земли, природы. И вот он встречает молодую женщину, в которую был влюблен в детстве. Эта молодая женщина замужем за его бывшим другом. Студент не очень огорчен, ему совершенно безразлично это обстоятельство, но когда на следующий день он пошел на прогулку, то случилось невероятное: впервые со времен детства он заплакал. Далеко в поле стоял одинокий дуб на пригорке. Студент заворачивал к нему каждый раз, когда ходил на прогулку. Ветер шелестел в сухой граве, и по земле возле дуба маленькими черепашками ползали солнечные пятна, а над опустевшими полями в синей дымке кружил коршун. Студент нагнулся, чтобы поднять лист, и вдруг почувствовал горький-горький запах осенней листвы, родной-родной, как пахла в детстве материнская шаль. И он уткнулся лицом в листву и зарыдал.
Рассказы я решил отнести в журнал «Борьба». Помещение редакции сильно напоминало улей, только покинутый пчелами. Побродив по многочисленным пустым комнатам целых полчаса, я, наконец, нашел секретаря-машинистку. Она сидела над раскрытой хозяйственной сумкой и ела помидор.
– Кому тут можно показать рассказ? – спросил я.
Секретарь доела помидор и мило улыбнулась.
– Редактору прозы.
– А где он?
– В командировке.
– А главного редактора можно видеть? Машинистка достала зеркальце и опять мило улыбнулась.
– Конечно, но они сейчас на совещании в Москве.
– А ответственного секретаря?
– Они сегодня весь день в типографии.
– Тогда я зайду через парочку дней. Кто-нибудь вернется?
– Конечно, конечно! Заходите, пожалуйста.
– Большое спасибо, – сказал я, приятно удив ленный столь вежливым обращением с начинающими.
Через два дня я опять явился в «Борьбу». Секретарша сидела в той же позе над раскрытой сумкой и ела, но теперь уже яблоко.
– Редактора прозы можно видеть? – спросил я.
– Зайдите денечка через три, – улыбнулась молодая женщина. – Они сейчас на совещании в Москве.
– А главный редактор, наверно, в командировке?
– Да, в командировке.
– А секретарь в типографии?
– Да, женщина посмотрела на меня несколько удивленно.
– Тогда я зайду через три дня.
– Будьте любезны.
Через три дня главный редактор уехал на совещание, редактор прозы был в командировке, а ответственный секретарь по-прежнему не вылезал из типографии. Еще через три дня редакторы поменялись местами; один только секретарь покидать типографию не хотел.
Из этого заколдованного круга мне помог вырваться случай. Проходя однажды мимо невзрачной двери с непонятной надписью «Метранпажи. Вход посторонним воспрещен», я вдруг услышал такой разговор:
– А мы редактора прозы за горло возьмем…
– Попробуй… Где сядешь, там и слезешь! Шума борьбы вроде слышно не было. Я преодолел робость перед загадочной надписью и открыл дверь.
Взорам моим предстала маленькая комната, до отказа забитая людьми. «Метранпажи» сидели на подоконниках, столах, даже на полу и играли в домино. В комнате плавали густые клубы папиросного дыма.
Так я открыл местопребывание редакции журнала «Борьба». Редактором прозы оказался веселый вежливый молодой человек в свитере. Мои рассказы ему понравились. Он сделал кое-какие замечания и сказал:
– Поработай над ними как следует и приноси. Даю тебе срок три месяца. Ты уловил мою мысль?
– Уловил, – сказал я.
Домой я бежал вприпрыжку. Ура! Я могу писать рассказы! Недостатки были устранены за два дня. Переписав рассказы начисто, я понес их в редакцию.
Увидев меня, редактор прозы был неприятно удивлен.
– Устранил? – спросил он.
– Устранил.
– А ну-ка, давай сюда.
На это раз недостатков оказалось в два раза больше.
– Даю тебе сроку полгода, – улыбнулся редактор, – не отчаивайся. Работай. Уловил мысль?
Полугодовые недостатки я устранил за день. Моя работоспособность привела в уныние молодого человека в свитере. Когда я третий раз оторвал его от домино, редактор завел меня в какую-то пустую комнату и сказал:
– Давай поговорим откровенно.
– Давай, – сказал я упавшим голосом. Из книг и кино я знал, чем кончаются такие вот откровенные разговоры с начинающими.
Парень ты, несомненно, способный, рассказы пишешь неплохие, но ты их лучше того… не приноси. Их у нас лежит около пятисот – которые уже одобрены и приняты. Представляешь? Даже если мы будем печатать в каждом номере по пять рассказов, их нам на девять лет хватит. Но мы по пять, конечно, печатать не будем. Уловил, почему?
– Да, – сказал я. – Романы.
– Вот именно! Романов у нас на пятнадцать лет. Повестей – на семнадцать. Это если мы в каждых двух номерах будем печатать по полторы повести и по половине романа. Но сам понимаешь, не всегда удается. Ты уловил мою мысль?
– Да, – сказал я. Редактор понизил голос:
Если сказать тебе по секрету, наша «Борьба» на два года вперед уже набрана, сверстана и отпечатана. Корки приделал – и в свет. Уловил?
– Да.
– Конечно, мы можем поставить тебя на очередь. Но сам понимаешь…