Он побрел, куда глядели глаза, готовые к новым чудесам Ярмарки. Но думал он о собаке. Пёс действительно был точь-в-точь как Биндльстиф… и он хотел бы познакомиться с его хозяйкой: женщина, которой нравится такой пёс, сама должна быть отличным человеком и вполне в его духе. Он купил бы ей мороженого, — а может, и уговорил бы дойти с ним до Главной улицы. Марта бы это одобрила. Марта бы, конечно, знала, что ничего дурного у него на уме нет.
И потом, кто примет всерьёз немолодого толстого коротышку?
Но вокруг было столько чудесного, что для таких мыслей места не осталось. Он вдруг оказался в самой гуще Зимнего Карнавала из Сент-Пола, сказочным образом перенесённого в лето. Пятьдесят дет он проходил в январе — но вот же он, здесь, на макушке лета, бок о бок с Пендельтонской ярмаркой, Праздником Изюма из Фресно, Колониальной Неделей из Аннаполиса. Джонни успел, правда, только к концу Зимнего карнавала, — но все-таки успел как раз вовремя, чтобы увидеть свой самый любимый номер, труппу фигуристов «Олд Смуфиз», которые ради такого случая, видимо, оставили заслуженный отдых, и так же гладко, как в былые времена, скользили под звуки «Свети, сияй, полная луна…».
Его глаза снова затуманились, и очки тут были ни при чем.
Выбираясь из этой толпы, он наткнулся на плакат:
«ДЕНЬ СЭДИ ХОКИНСА — ХОЛОСТЯКИ, НА СТАРТ!».
Хорошо бы принять участие, подумал он: вдруг женщина с псом окажется среди «старых дев»?.. Но вообще-то он уже слегка устал; а тут кстати подвернулся ещё один праздник, с катанием на пони и каруселями.
В следующий миг он уже был на карусели и с чувством благодарности вскарабкался в люльку в виде лебедя, из тех, куда обычно садятся взрослые, покуда дети мчатся на карусельных лошадках. Там уже сидел и читал книгу молодой человек.
— Извините, — обратился к нему Джонни. — Я не помешаю?
— Вовсе нет, — ответил молодой человек, откладывая книгу. — Больше того, может быть, вы — именно тот человек, которого я ищу.
— Так вы кого-то ищете?
— Да. Видите ли, я частный детектив. Всегда мечтал стать сыщиком — и вот теперь, наконец, стал.
— Скажите-ка!
— Да. Понимаете, каждый ведь захочет когда-нибудь прокатиться на карусели, так что надо только ждать здесь. Ну, конечно, я, бывает, околачиваюсь на бульваре Голливуд, на Вайне, Таймс-сквер или Канал-стрит[7], — но тут я могу вдобавок посидеть и почитать.
— Как же вам удается одновременно читать и высматривать кого-то?
— Просто я хорошо знаю эту книгу, — он показал обложку, это была «Охота на Снарка», — поэтому глаза у меня не заняты.
Джонни уже успел понравиться этот молодой детектив.
— И как, есть тут поблизости буджумы?
— Нет, — не то мы бы уже «тихо, беззвучно исчезли»[8]. Хотя, с другой стороны, исчезни мы — кто бы это заметил, включая нас?.. Этот парадокс надо обдумать. Между прочим, сами-то вы не детектив ли тоже, случайно?
— Нет, э-ээ — я торгую слонами. Вразъезд.
— Отличная профессия. Но, боюсь, тут по вашей части ничего нет. У нас здесь есть жирафы, — он теперь почти кричал, чтобы каллиопа[9] карусели не заглушала его, и осматривал карусельных зверей, на которых кружились гуляющие, — верблюды есть, пара зебр, целый табун лошадок… а вот слонов ни одного. Смотрите, не пропустите Большой Парад; вот там уж будут вам слоны, сколько захотите!
— Не хотел бы пропустить его!
— Ни в коем случае! Это будет самый потрясающий парад всех времен, такой длинный, что он никогда не пройдет весь мимо неподвижного наблюдателя; и каждая миля Большого Парада полным-полна чудес, и каждое чудо чудеснее предыдущего. Да, так вы не тот, кого я ищу?
— Не думаю. Но вот, кстати — не могли бы вы найти в этой толпе даму с собакой?
— Обещаю, что если она придет сюда — я дам вам знать. А вам стоило бы пройти на Канал-стрит. Женщины любят карнавалы, им нравится быть в маске — потому что, когда женщина в маске, это значит, что она может маску снять, когда захочет…
Джонни поднялся.
— А как пройти на Канал-стрит?
— Прямо через центр, мимо оперного театра, а там свернете на Площадь Роз. Там уж глядите в оба — придется идти через секцию Небраски, а Ак-Сар-Бен[10] в самом разгаре. Сами понимаете, там всякое может случиться. Оттуда попадете в Калаверас — осторожнее там с лягушками! — ну, а там выйдете как раз на Канал-стрит.
— Большое вам спасибо.
Джонни, следуя указаниям, двинулся в путь, не забывая поглядывать по сторонам в поисках женщины и пса. При этом он, не переставая изумляться, глазел на чудеса, сквозь которые пробирался и протискивался в веселой кутерьме. Пса он вскоре увидел, но другого — это был пес-поводырь, и это тоже было поразительно, ибо живые, ясные глаза его хозяина могли видеть все вокруг — и видели, и все-таки этот вполне зрячий человек ходил с собакой, причем именно пёс вел хозяина, как будто иного образа передвижения оба не могли себе представить — или не желали.
Вскоре Джонни оказался на Канал-стрит, и иллюзия была столь полной, что было трудно поверить, что он не попал каким-то загадочным образом в Новый Орлеан. Карнавал был в самом разгаре: здесь отмечали Тучный Вторник[11]; все в толпе носили маски. Джонни тоже обзавелся маской у лоточника и присоединился к гулянью.
Его поиски казались уже безнадежными. Улица была запружена зеваками, глазеющими на шествие Венеры. Дышать и то было непросто — а уж продвигаться, да вдобавок искать кого-то — и вовсе невозможно. Он бочком-бочком выбрался на Бурбон-стрит — тут воспроизвели весь Французский Квартал! — и тут увидел пса.
Он был абсолютно уверен, что это тот самый пес. Теперь на нем был клоунский костюмчик и маленький колпачок, но он был неотличимо похож на его пса. Тут же Джонни поправил себя: пёс был неотличимо похож на Биндльстифа.
И теперь пёс с благодарностью принял сосиску.
— А где же она, старина? — спросил Джонни.
Пёс гавкнул и кинулся в толпу. Джонни попытался последовать за ним, но не мог: промежутки в толпе, пропускавшие пса, для Джонни были малы. Но духом он не пал: он уже раз нашёл пса, найдёт и ещё раз. Вдобавок же именно на карнавале он когда-то встретил Марту — она была изящной Пьереттой, а он — толстым Пьеро. После маскарада они вместе встретили рассвет, а ещё до заката решили пожениться.
Теперь он оглядывал толпу в поисках женщины в костюме Пьеретты, будучи почему-то уверен, что неизвестная хозяйка пса нарядится именно так.
Всё, всё на этой ярмарке заставляло его вспоминать Марту чаще и сильнее обычного, если только это возможно. Как она ездила с ним по его торговому участку, как они отправлялись в путешествие, как только выдавалось свободное время. Закидывали в машину путеводитель Дункана Хайнса да две-три сумки — и в путь! Перед ними разматывается бесконечная лента дороги, Марта… сидит на соседнем сиденьи, поет «Америка прекрасная», а он должен подтягивать:
Как-то она сказала ему, когда они плавно неслись по дороге… где это было? В Черных Горах? На плато Озарк? В Йосемитской долине?.. неважно. Так вот, она сказала тогда:
— Джонни, тебе никогда не стать Президентом, и мне не бывать Первой Леди. Но спорю на что угодно — не было и не будет Президента, который знал бы о Соединённых Штатах больше: чем мы с тобой. Беда в том, что у этих занятых, важных и нужных людей просто нет времени, чтобы по-настоящему увидеть Америку.
— Это замечательная страна, дорогая.
— Иначе ее и не назовешь. И я могла бы провести целую вечность, разъезжая по ней — торгуя слонами вместе с тобой, Джонни.
Он потянулся к ней и похлопал ее по колену. И навсегда запомнил это ощущение.
…Меж тем толпа в копии Французского Квартала поредела; пока он мысленно возвращался в прошлое, гуляющие мало-помалу разошлись. Джонни придержал за хвост красного чертёнка:
— Куда это все направились?
— Как это куда — на Парад, конечно!
— Большой Парад?
— Да, они как раз сейчас строятся.
Чёртик двинулся вперед, Джонни — за ним.