Позади послышались знакомые звуки: поступь копыт и стук тележных колес. Не поворачивая головы, Марция спросила:
— Ну, забрал плуг, Аластор?
— Конечно, домина. — Орудие покачивалось в задней части повозки. — Если хотите, осталось еще немного места и для вас обоих.
— Нет, ступай домой. Мы скоро придем. — Америк с легким сожалением проводил взглядом удалявшихся волов.
Они увозили еще одно изобретение Америка — плуг с колесами и железным наконечником деревянного рала. Он продал несколько таких изделий по не слишком высокой цене, а потом разрешил местным плотникам и кузнецам изготовлять его плуги за долю в доходе. Марция не сомневалась в том, что ремесленники надувают его, равно как и в том, что Америк прекрасно знает об этом и не возражает. Очевидно, это было сделано затем, чтобы завоевать популярность у окрестных фермеров.
Правда, городских писцов он отнюдь не облагодетельствовал своими печатными прессами. Предвидя сопротивление, он говорил писцам, что с делом печатника могут справиться только они — люди грамотные, привыкшие к тонкой работе и умеющие избегать ошибок. Расчетливая лесть убедила не всех, но многих. Некоторые даже согласились с его последним новшеством — пробелами между словами и точками в конце предложений для облегчения чтения.
Благодаря его процветающим печатням книги существенно умножились и стали дешевле. Марция даже себе купила пару книг, самостоятельно, без его подсказки. Читать ради удовольствия она не привыкла, но все же одолела Цицероновы Филиппики, в основном по причине общей с автором категорической неприязни к Антонию. Работать со свитками печатникам было довольно сложно, поэтому Америк нашел другое решение и очень гордился собственноручно отпечатанным кодексом, плоские страницы которого были скреплены с одного края. Так что Марция едва ли не с ненавистью к себе показала ему оставшуюся от Авла старую книгу о Фарсальской кампании. Идея принадлежала еще Юлию Цезарю, хотя Америк воспользовался ею куда масштабнее.
Разочарование это не было у Америка ни единственным, ни худшим. Он свято верил в свои паровые котлы, и его малоразмерные устройства работали совсем неплохо. Богатые любители диковин хорошо раскупали эти игрушки ради собственного развлечения и для того, чтобы удивлять гостей. Но его стремление строить большие машины и использовать их для серьезных работ не встретило понимания.
И разве можно было ожидать другого? Зачем изготовлять громадную, кипящую, трясущуюся и раскаленную машину, чтобы выполнить работу дюжины рабов, способных лучше исполнить свое дело благодаря наличию толики ума?
Америк попытался сломать этот прагматический барьер, но безуспешно. В конечном счете он решил, что если состязание с мышцей раба требует от машины больше силы, то эту самую силу он и произведет. Теперь начало дня Америк нередко посвящал поискам и закупке загадочного минерала, который он именовал самородным натром. В конце концов он сумел очистить его до нужной степени, назвал результат своих трудов «селитрой» и, смешав его с серой и углем, растер в бронзовой мельнице, которую вращала одна из никому не понадобившихся паровых машин.
Результатом эксперимента стал громовой удар, отголоски которого дошли до ушей самого Принцепса.
Большим количеством огненного порошка можно было взрывать землю и даже камень, за одно мгновение делая работу сотен и даже тысяч работников. Люди могли использовать его при строительстве дорог, добыче камня и ради многих других созидательных целей. Но и разрушительных тоже: порошок этот способен был навсегда изменить искусство осады.
Однако Америк не мог производить его достаточно быстро по причине нехватки натра. Тогда он обратился к странному новому источнику, используя застарелую мочу и древесный пепел, однако для получения достаточного количества порошка необходимо было потратить целый год. К счастью, дело упростила весьма влиятельная персона: производство огненного порошка за внушительную сумму перекупил сам Август, сделав его государственной монополией и, что более важно, предоставив Америку римское гражданство.
Несколько месяцев назад Америк (вместе с этим выскочкой Квинтом Сеем Авитом) был принят в Риме самим Принцепсом и удостоился гражданства из величественных дланей. Домой он вернулся с новым именем: Квинт — в честь спонсора, Юлий — в честь Августа, даровавшего ему гражданство, и при своем собственном прозвании Америк.
Казалось бы, возвратившись в Нарнию, он должен был ликовать, но Марция видела уныние под бодрой маской.
Рассказ Америка сам собой угас, как его часы, если оставить их без завода.
— А каковы твои дальнейшие планы, — спросила его Марция, — когда ты справишься с проблемой маятника?
Такие вопросы обычно приводили его в хорошее настроение, но не теперь. У него имелись в запасе кое-какие идеи: как с помощью серебра и стекла сделать отличное зеркало, как поставить паровую машину на телегу и передвигаться на ней без тягловых животных, — однако говорил он об этом неубедительно.
— Мы ведь знаем, мои паровые машины никому не нужны, разве что в качестве игрушек, — бурчал Америк.
Обычно он просто кипел идеями и энтузиазмом. Он находил счастье в придумывании новых изобретений и воплощении их в жизнь. А завершив очередной проект, впадал в меланхолию, ничуть не более болезненную при неудаче, чем при успехе. Теперь она овладевала им по завершении каждого рабочего дня.
Наконец они добрались до дома. Она рассталась с ним возле входной двери и, наделив приветливой улыбкой, а возможно, потратив ее впустую, отправилась по делам фермы. Вечерами Америк занимался у себя в спальне планами и чертежами. Возможно, это занятие и теперь отвлечет его.
Она застала Аластора в сарае с новым плугом, внимательно обследовала усовершенствованное орудие и в конечном счете одобрила. Послав вольноотпущенника на скотный двор кормить кур, свиней и овец, которых уже пора было стричь, она направилась в масличную рощу.
До начала сбора плодов со старых деревьев оставалось еще более месяца, поэтому она осмотрела молодые посадки. Аластор с утра удобрил их, и деревца казались здоровыми. Пройдет еще три года, прежде чем они начнут давать урожай, а тогда и оливки, и масло можно будет продавать за хорошие деньги.
Плата Америка за жилье постепенно возрастала, всякий раз по его инициативе. Сперва эти деньги ограждали ее от нищеты, а потом оказались ступенькой к благосостоянию. Марция тратила их осторожно — кто знает, когда Америк отправится восвояси? — но постепенно укрепляла свое хозяйство. Лучшие инструменты, больше овец — больше шерсти и сыра, несколько других животных, чтобы можно было лишний раз позволить себе такую роскошь, как мясо, и конечно же, молодые маслины в дополнение к четырем старым деревьям. Они заняли часть зернового поля, однако те времена, когда семья полностью зависела от урожая злаков, уже уходили в прошлое.
Единственная неприятность произошла, когда Марция купила Евдокию.
Рабыня была большой подмогой в хозяйстве, однако ее появление смутило Америка едва ли не до протестов. И уже скоро он начал предлагать выкупить у нее и Евдокию, и Аластора, чтобы освободить обоих. Его представления о рабстве были в известной мере просто восхитительны и в то же время удивительно наивны.
Они пришли к компромиссу. Марция как хозяйка дома соглашалась отпустить обоих на свободу, Америк же обязался возмещать ей те деньги, которые она будет выплачивать им за работу. Свобода не сделала вольноотпущенников ни обездоленными, ни наглыми. Оба работали, как и прежде, усердно, и если Марция что-то понимала в мужчинах и женщинах, уже подумывали о свадьбе.
Она прошла в дом, собираясь занять детей домашними делами перед весперной[7], и застала их в атриуме за игрой, к ее некоторому удивлению, с Америком. Игру, конечно, придумал он: надо было выставлять камешки с буквами на расчерченной доске.
Марцилла указала на камешки, которыми играла вместе со старшим братом.
— Написано «volup», Авл. Твой ход.
— Некуда ходить. Нужно пересечение. И не рассказывай ему нашу… ой, мама.
Марция сурово посмотрела на них.
— Так вот как вы, дети, занимаетесь делом?
— Они сказали, что уже справились со своими заданиями, еще до того как мы вернулись домой, — проговорил Америк. — Иначе я не стал бы играть с ними.
— Мама, но мы все сделали, на самом деле все, — сказала Марцилла. — Я подмела атриум, а Авл принес дрова, воду и все остальное.
Марция осмотрела пол атриума, выдерживая паузу. Нельзя было давать согласие так вот сразу.
— Ну, хорошо, только к ужину обязательно закончите игру.
Ее решение вызвало радостные возгласы у детей и легкий кивок Америка.
На большинстве местных ферм девятилетний мальчик и семилетняя девочка работали бы весь день, быть может, пару часов уделяя занятиям с кем-нибудь из членов семьи. Америк считал, что им надо учиться в городе, и предложил оплачивать услуги учителя — причем не только для юного Авла, но и для Марциллы, чем приятно удивил Марцию.
Она сказала: нет. И он оставил тему. Не стал уговаривать ее и пользоваться своими деньгами, словно дубинкой. Через несколько дней она изменила свое решение и согласилась, как и хотела с самого начала. Просто ей надо было убедиться в том, что он не намерен отобрать у нее место главы семьи. Любой из местных мужчин в подобных обстоятельствах так бы и поступил, однако Америк сохранял за Марцией ее власть и достоинство.
Он никогда не пытался за ней ухаживать. И глядя на детей, занятых его обучающей игрой, она пожалела об этом, причем не впервой.
Она знала, что Америк был когда-то женат и что жена его умерла, вернее, погибла. Быть может, вновь покориться власти Венеры ему мешала незажившая рана. Она могла даже оказаться причиной его меланхолии, хотя Марция в этом сомневалась. Жить все равно надо — так решила она сама, потеряв своего Авла.
На кухне Марция помогла Евдокии, занявшись теми мелочами, которые хотела поручить Марцилле. Игра в атриуме закончилась к тому самому мгновению, когда часы — естественно, работы Америка — прозвонили срок. Она как раз выставила миску с овощами, когда у стола появился юный Авл.
— Ты победил, сын?
— Нет, мама. Америк такой хитрый.
К нему присоединилась Марцилла.
— Слишком хитрый. Но скоро мы одолеем его. Очень скоро.
Америк похлопал ее по плечу.
— Не сомневаюсь.