Сяо Жень: -Спасибо, Корней Янович!
К.Яшмаа: -Да не за что, девочка. А не могли бы вы уделить старику еще полчасика и поведать то, что вы разузнали о своем деде? Мне стало очень любопытно…
Сяо Жень: -Да, естественно!
конец документа
Саракш
Островная империя. Белый пояс. Остров Цузуй.
Карантинный лагерь "Возрождение"
10 часов, 4-го дня 4-ой недели Синего месяца, 9590 года от Озарения
С обычным мерзким дребезгом звонок над дверью возвестил об отбое. Почти сразу же вслед за этим погасли все лампочки, кроме тускло светящей над дверью. Заключенные восемьдесят второго отряда засыпали мгновенно. Как и сейчас. Всеслав, обычно спавший на боку или животе, приучился здесь погружаться в сон «по стойке смирно»: лежа на спине, не ворочаясь, с руками вытянутыми вдоль тела. Так спали многие, поскольку одеяла были тонкими и плохо согревали сырыми приморскими ночами. Всеслав, подобно другим заключенным, складывал одеяло вдвое в длину, но тогда оно становилось и в два раза уже. Где уж под таким повернуться! Правда, матрацы и небольшие подушки, набитые еженедельно меняемыми сухими водорослями, были относительно неплохи.
Прошла неделя карантинной жизни. Как это часто бывало, Всеслав перед сном пролистал в памяти основные события, анализируя их. Первые впечатления от «Возрождения» были шокирующими для него. Выяснилось, что в этой ситуации практически бесполезны обилие знаний по истории Земли ХХ века и сумма знаний о саракшианской действительности… Сразу же по прибытии в лагерь возникло множество вопросов.
В карантине содержалось приблизительно шесть тысяч «дзэ-зеленых» плюс двести «ха-сиреневых». По прикидкам Пешки и Гурона в лагере всем успешно распоряжались всего-то начальник да сотня солдат береговой охраны. В шестьдесят два (!) раза меньше. В лагере же незыблемы учрежденные администрацией порядки. Крайне сомнительно, чтобы они держались только на насилии.
Ну, ладно, «сиреневые» – это те, кто прибыл сюда, подобно Льву и Всеславу, по приглашению, добровольные мигранты. У них есть надежды на устройство в Островной империи. И во имя этих перспектив они готовы перетерпеть многое. Их стремление приспособиться к лагерным реалиям, выйти из «Возрождения» верноподданными гражданами Архипелагов вполне объяснимо.
Однако отчего среди «зелёных» нет совершенно никакого сопротивления? Отрядом из трехсот человек с зелёными нашивками помыкает солдат-охранник с собакой. Почему им не приходит в голову мысль вцепиться палачу в горло, просто затоптать его вместе с псом? Безусловно, шансов на спасение нет. Заключенные за десятки тысяч миль от родной земли. Мысль о побеге – это даже не фантастика, это абсурд. Ведь захват судна – исключен, а если даже такое произойдет, корабль будет неминуемо потоплен. А вот овладеть лагерем, перебив немногочисленную охрану и завладев ее оружием, это вполне осуществимо. Именно отсутствие шансов на бегство, ощущение полной безысходности могло бы толкнуть людей к бунту обреченных: все равно погибать, так уж лучше пасть в бою с истязателями, утянув их как можно больше вместе с собою на тот свет. Но подобные мысли, похоже, «дзэ» даже не приходили на ум.
По каким причинам и «сиреневым» и «зеленым» дают такую ужасную пищу? Нет, безусловно, лагерь есть лагерь, кондитерские изделия рационом вряд ли предусмотрены. Однако же сплошные тушеные и маринованные водоросли, рыба и черно-бурый хлеб на завтрак, обед, ужин ввергают в беспросветную тоску. Притом, если «ха-сиреневые» получают хотя бы приличные по весу порции этой гадости, то «зеленых» кормят по минимальным нормам: создается впечатление, ровно настолько, чтобы те не умерли от голода. Империя настолько бедна? Островитяне испытывают нехватку продовольствия? И по косвенным данным, имевшимся в КОМКОНе-2. и по первым впечатлениям Лунина от лагеря на Цузуе – вряд ли. Проблемы с подвозом? Совершенно несерьёзное предположение. Вдобавок, насколько явствует из высказываний стражи, «дзэ» – будущие рабы, мускулы, приставки к станкам и инструментам. Им предстоит влиться в хозяйственный механизм, реализовывать производственные программы. Ну, наконец, в какой то степени снабжать те же флот и армию! Казалось бы, островитянам следовало бы понимать, что хотя бы чуть лучше питаемые «дзэ-зелёные», впоследствии будут работать производительнее. Однако, такие соображения, похоже ничуть не волновали лагерную администрацию.
Вчера «ха-сиреневым» приказали перетаскивать на носилках пиленую известняковую плитку от склада к строящемуся на берегу зданию, хотя гораздо быстрее было бы подвезти груз на одном из стоявших в гараже автомобилей. Экономия горючего здесь явно тоже была ни при чем. Тщедушный боец-береговик, невообразимо страдал от скуки, завывающе зевал, наблюдая за работой отряда. Вдруг стражник перестал с отчаянным воем разевать рот и принялся вглядываться в работавших. Потом внезапно заставил вернуть плитку на прежнее место, уложить в штабели и повторить всю работу сначала. Только теперь минующие его пары носильщиков должны были сворачивать на высокие кучи песка, переходить там на строевой шаг и делать «равнение налево». Для чего? Допустим, этот береговик - законченный садист, которому унижение узников доставляет наслаждение… Предположим, даже, что среди надсмотрщиков каждый второй таков. Но не может же быть отклоняющимся поведение у всех островитян поголовно![4]
Не то, чтобы Всеслав был не готов к таким вопросам. Нет, чего-то подобного он и ожидал: бесчеловечности, принуждения, издевательств. Но карантин «Возрождение» озадачил его тем, что был идеальной иллюстрацией к выводам, сделанным в свое время Белым Ферзем: Островная империя – царствие не просто насилия, но насилия, лишенного логики, не просто садизма, но садизма бессмысленного, Островная империя – мир кровавых маньяков и спятивших убийц, эпицентр садистских импульсов, лишенных всякого смысла. Неужто Ферзь прав?! Нет и нет! Настолько безумный мир не может существовать и уж тем более не может быть государственно организован, полагал Лунин. В обществе Империи обязательно должен содержаться некий цементирующий смысл! Он должен лежать на поверхности, быть очевидным для аборигенов и в то же время быть абсолютно невидимым для чужаков. Именно этот смысл следовало отыскать.
Первым слабым прикосновением к Смыслу был завтрак на следующее после прибытия утро. Сидевший рядом с Луниным пандеец брезгливо отодвинул от себя алюминиевую тарелку с тушеными водорослями и ломтем вареной рыбы.
-Смердит? –ухмыльнулся раздатчик пищи с сиреневой нашивкой на спине. –Точно, подванивает солидно. Зато когда съешь – покажется мало. Что, вообще трескать не собираешься? Тогда, дурачок, запомни: хочешь сдохнуть, или попасть в «зеленые» (что одно и то же), тогда можешь не жрать. Отдай порцию умному, ему нужнее. Но если ты решил выйти отсюда островитянином, то вколоти в башку пару правил: раз - лопай все съедобное, даже через силу, два - обязательно учи эм-до и читай на нем, все, что можно прочесть.
Раздатчик плюхнул каждому на тарелку по буро-зеленому кому, вернулся к хонтийцу и продолжил:
-Жалеешь, что попал сюда? Думаешь, над тобой издеваются? Только я, худо-бедно – химик по образованию, вот что тебе скажу. В этой вонючей траве такой запас витаминов и микроэлементов, какой нам на Материке и не снился. Да еще, вдобавок, вещества, вымывающие из организмов всякую ядовитую и радиоактивную дрянь. А в рыбе белков, жиров и углеводов больше, чем тебе требуется по дневной норме. У них все просчитано! Так что порция кажется маленькой только с непривычки…
Он заметил входящего в столовую офицера, тут же замолчал и принялся проворно раскладывать маленькие прямоугольнички черного липкого хлеба.
Вот оно, понял Лунин. Первая разгадка! Тут можно подцепить ниточку, в плотной ткани Смысла. А ведь и впрямь – «Возрождение»! Тут не только обучают «ха-сиреневых» островным диалектам, тут еще прививают мышление островитянина! Естественно, чтобы записать на листе бумаги, надо сначала соскоблить уже написанное. Нужна tabula rasa. А что, к примеру, опустошает сознание эффективнее, чем чувство отвращения к плохой еде и неистовые мечты о «настоящей» пище? Всеслав едва заметно улыбнулся, глядя на содержимое тарелки. «С почином, прогрессор!» - иронически поздравил он себя и съел скользкую зелено-бурую массу до последней крошки.
Карантинный лагерь «Возрождение» изобиловал орудиями унижений, пытки и смерти, погибнуть здесь легче легкого, но нелепо было бы представлять его примитивной фабрикой смерти. Привозить за тридевять морей тысячи пленных для умерщвления?! Нет, нет! Задачей «Возрождения» не могло быть физическое уничтожение ни потенциальных рабов, ни возможных граждан, хотя убийство в «воспитательных целях» допускалось и даже поощрялось. Но вот прератить разношерстную массу заключенных в нечто целостное и монолитное и притом действующее строго в рамках ожидаемого… Пожалуй, догадка правильна. Именно так и должен работать карантин.
Всё начиналось уже в трюмах барж-субмарин. Вообще говоря, перевозка как будущих рабов, так и потенциальных граждан была бы более рентабельной, если бы использовали обычные надводные корабли. Но жуткая обстановка тёмных и душных трюмов была идеально приспособлена для того, чтобы сломить будущих заключенных. Пленники выходили из чрева подводной баржи физически истощенными от издевательств, голода, жажды, нехватки кислорода, бессонницы, психологически опустошенными чувством безысходности. Затем по сознанию заключенных наносился еще один удар: оказывалось, что среди узников лагеря нет равенства.
«Дзэ-зеленые» круглые сутки, день за днем проводили вне помещений (крыша навеса не в счет). Условия жизни, пища и одежда ставили узников на грань выживания. Живя впроголодь, они были обязаны выполнять изнурительные трудовые задания. «Возрождение» было должно подготовить «зеленых» к новому отношению к труду. Им предстояло в дальнейшем стать рабами. Труд для них будет принудительным, бесцельным, надоедливым, однообразным, не вознаграждаемым. Но труд этот должен будет показаться райским наслаждением в сравнении днями, проведёнными в «Возрождении». Каждая секунда лагерного бытия была отслежена и регламентирована. «Возрождение» разрушало личность будущих рабов и обращало их в покорную, легко манипулируемую массу, неспособную ни на индивидуальное, ни на групповое сопротивление.
Вдобавок, «Возрождение», используя «зеленых» как устрашающий пример, еще и терроризировало «ха-сиреневых». Именно поэтому «дзэ-зеленых» подвергали издевательствам на глазах «ха-сиреневых», часами заставляли маршировать или стоять на коленях. Стража заставляла «дзэ-зелёных» грязно ругать друг друга и плевать в лицо. За отказ подчиниться наказывали смертью на месте. Издевательства, не теряя своей унижающей силы, становились все менее и менее жестокими пропорционально тому, как «зеленые» теряли волю и безропотно подчинялись любому приказу стражи, даже самому нелепому. И ведь это действовало! Почти все «сиреневые» испытывали отвращение к «зеленым» и ужас перед перспективой превратиться во что-то подобное, опуститься до нечеловеческого состояния. Им делалось легче, если удавалось убедить, себя, что они – элита, ни в коем случае не имеющая права столь низко пасть. Перспектива стать гражданином Островной империи для них оказывалась в немалой степени зависящей от того, в какой степени они приобретут и сохранят бесчувственность. Мало того – «сиреневые» не только презирали «зеленых», но и скрыто ненавидели, поскольку боялись стать такими же. Правда тающие остатки абстрактного гуманизма продолжали сопротивляться, оттого-то «сиреневые» искали и находили «аргументированные» оправдания для того, чтобы отстраниться от «зеленых» и пояснить себе, что ни «не такие».
На третий день пребывания в «Возрождении» Всеслав обратил внимание на еще одну ненормальность. Заключенных внезапно поражали необъяснимые приступы безудержной болтливости. Лунин заметил также, что неизменными темами разговоров старожилов – «сиреневых» были одни и те же: чем завтра будут кормить в столовой, что едят и пьют «океанские змеи» и каковы блюда кухни островитян, что вкусное можно было бы приготовить из тех же водорослей и прочее. (Для «зеленых» же механизм промывания мозгов был куда проще и мощнее: вместо кажущегося голода – реальный). «Сиреневые» обещали устроить роскошный обед, когда по получении гражданства один пригласит другого в гости. Кроме того, общее настроение после быстро вспыхивавших и так же резко обрывавшихся разговоров ухудшалось: ничего хорошего пока не произошло и не намечалось. «Сиреневые» оказывались в более подавленном состоянии, чем они были до этого. И вот «сиреневым» уже ничего не нужно кроме как наполнить желудок и урвать хотя бы десяток минут для дремоты. Всё свелось к одной мысли: пережить сегодняшний день. Им было уже не до друг друга. Каждый заключенный думал исключительно о себе и неистово мечтал о выходе из лагеря. Когда вечерами голодных, измученных и усталых «сиреневых», пригоняли с работ в барак, они, словно заведенные, бормотали: «Ну вот, еще день пережили». Как-то Всеслав, вступив в подобную беседу, иронически привел три «закона Мэрфи»:
-Когда дела идут хорошо, они пойдут плохо. Когда дела идут плохо, они пойдут ещё хуже. Если все хорошо и если ситуация улучшается, значит что-то не так и вы чего-то не заметили.
В него уперлись бессмысленные взгляды и его не поняли.
В «Возрождении» быстро исчезали закрепленные в этикете выражения вежливости и доброты, которые в прежней, «материковой» жизни смягчали конфликты. Редко звучало «спасибо», зато постоянно слышалось: «идиот», «пошел в зад», «заткнись, скотина!» Даже при ответе на самый нейтральный вопрос ответы часто облекали в наиболее грубую форму. «Сиреневые», происходившие, как правило, из интеллигентной среды, здесь не упускали случая выплеснуть друг на друга плохое настроение.
Успехи в зачистке сознания будущих подданных Империи поражали. Всеслав заметил, что у «сиреневых», которых называли «выпускниками» и которые надеялись в ближайшие недели покинуть карантин, появилось нечто вроде частичной потери памяти. Для заключенных барака №2 с месячным стажем было реальным исключительно то, что творится внутри «Возрождения». Прежняя жизнь ими воспринималась как биография какого-то знакомого и вместе с тем совершенно постороннего человека. Вселенная за границами колючей проволоки становилась для «выпускников» мнимой, о ней знали, но ее не воспринимали. Все воспоминания о семье, близких, жизни на материке уходили. Узники забывали то, что не изглаживается из памяти - имена родителей, название родного города. Поначалу это вызывало у «сиреневых» беспокойство, боязнь полной амнезии и потери рассудка. Ужас усиливался, если оказывалось, что узники неспособны рассуждать объективно. Поэтому многие поначалу старались вспомнить школьные и институтские курсы. Любопытно, что лучше всего в подобных случаях вспоминалось нечто бесполезное, давно зазубренное: имена средневековых монархов, даты их правления и тому подобное. Подобные упражнения в итоге опять же способствовали впадению в детское состояние психики. Поэтому легко объяснить то, что произошло, когда заключённым разрешили пользоваться библиотечкой лагерных уставов и учебников для начальных школ Островной империи на языке эм-до. (Более того, даже определили один час в день на «адаптацию»!) Надо было видеть, с какой жадностью набросились на это несложное чтиво «сиреневые», демонстрируя поразительные успехи в усвоении чужого языка и совершенно незнакомой истории. Всеслав поражался сходству поведения взрослых людей с пове-дением первоклассников!
…-«Что ж, посмотрим, как оно сложится дальше. Спокойной ночи!». – мысленно пожелал себе Всеслав, поправил одеяло, беззвучно зевнул и заснул.
Примечания:
[1] БВИ. Архив документации КОМКОНа-2 (GPI:\\СС2-Archiv files\volume713\file99\p875)
[2]БВИ. А. и Б. Стругацкие. Парень из преисподней (GPI:\\S15-Literature-Historical\S\Strugacky\55\ p16)
[3]Личный архив Корнея Яшмаа (GPI:\\K-J-Jashmaa \Privates-5 \Myones\volume448\file82\p346)
[4] Цитата из упомянутого сочинения Бр.Беттельгейма:"…Эсэсовцы представлялись заключенным более жестокими, кровожадными и опасными, чем вообще может быть человек. На самом деле многие из них действительно были опасными, некоторые жестокими, но только очень немногие - извращенцами, тупицами, жаждущими крови, или убийцами-маньяками. В действительности они убивали или калечили только по приказу, либо когда считалось, что этого ждет начальство. Но только "вымышленный эсэсовец" жаждал убийства всегда и при всех обстоятельствах ". Спасибо за поддержку, Корней Янович! (Сяо Жень)
Саракш
Островная империя. Белый пояс. Остров Цузуй.
Карантинный лагерь "Возрождение"
2 часа 50 минут, 6-го дня 4-ой недели Синего месяца, 9590 года от Озарения
2 часа 50 минут[1]. Задребезжал до омерзения громкий звонок.
Если плохая пища делала людей апатичными, то недосыпание приводило их в возбуждение. Заключенного же следовало лишить малейших признаков раздражения. Но как? Идеальнейший способ - обратить его на себе подобных, а затем жестоко наказать за его внешнее проявление.
Заключенные, разбуженные скрежещущими звуками, срывались с мест после короткого, тяжелого, лишенного сновидений отдыха. Они выпрыгивали из постелей, и спавшие на верхних полках, суетясь, начинали уборку. Им мешали соседи снизу, требуя не топтаться по их полкам, хотя избежать этого было невозможно. Они раздраженно подгоняли верхних, торопясь сделать то же самое. Соседи сбоку ругались не меньше, потому что при заправке одной из постелей часто сминалась другая. Таким образом, отчуждение от ближнего, такого же заключенного, формировалась очень успешно с самого утра. Всеслав оценил эффективность простого приема: «Каждый за себя».
Сам он использовал навыки, полученные при подготовке на полигоне «Кобра», двигался быстро и расчётливо, доставляя соседям не так уж много неудобств. Поэтому стычек с ними не происходило. Абалкин-Гурон просто игнорировал попытки окружающих вступить с ним в пререкания, а его железные мускулы исключали всякую возможность сдвинуть прогрессора с занятой позиции до того, как он заправит свою постель.
Лунин отошёл к стене, давая возможность остальным завершить уборку. Он оглядывал суетливо копошившихся «сиреневых» и размышлял. Все они были отобраны материковой агентурой Островной империи по особой программе. Совершенно очевидно, что островитян при этом совершенно не интересовали ни национальность, ни профессия, ни служебное положение будущих мигрантов. Похоже, что портативный прибор-«фильтратор», которым пользовалась гадалка позволял выявлять личности, чей уровень психической энергии был выше, чем у прочих, тех, чей мозг отличается повышенной способностью «переваривать» интеллектуальную пищу. Понятно, зачем нужна их социуму подпитка такими индивидами. Духовный вампиризм… Хотя-а-а… Лунин внутренне ухмыльнулся, вспомнив программу, согласно которой КОМКОН-2 «…перемещал с неблагополучных планет на Землю лиц с невостребованным аборигенным обществом высоким интеллектуальным потенциалом, если тем на их планетах угрожает опасность»[2]. А чем отличается, по большому счёту, Островная империя от землян? Спасает элиту Континента, перевозя её к себе. Благодетельствует, так сказать… А то, что при этом проводит спасаемых через «Возрождение», а не через санатории, как делают земляне, так ответ прост: «Не взыщите, коллеги – на двести лет отстаём!»
«Возрождение» грубо, мясницким способом, но очень эффективно отсекало всё, что должно было остаться в прошлом, всё что мигрантам не понадобится в новой жизни. «Возрождение» безжалостно и жестоко адаптировало к новым условиям, за минимальное время очищало сознание под будущие социальные нормы[3].
Отбираемые островитянами личности были на своей родине одиноки среди большинства соотечественников, их существование протекало по отличающимся от стандарта психофизиологическим принципам. Они были «чужими среди своих», что должно было облегчить им задачу стать «своими среди чужих». Но в то же время чудовищное давление лагеря ни в коем случае не должно было создавать приспособленца, лебезящего перед обществом, в которое он вливается. Прошедшую через «карантин» личность, не ломали, а «отстирывали». И потом выпускали в землю обетованную. И предоставляли там просторы для деятельности: производственной, исследовательской, художественной.
…-Становись! –скомандовал старший по бараку. –Равняйсь! Смирно!