Всеслав взглянул на Даццаху Хо и удивленно отметил непривычное для того выражение лица. Инспектор смотрел на разухабистую процессию холодно и брезгливо.
Когда на понтоне никого не осталось, матросы усадили обнаженных людей на холмик, провели перекличку. Боцман при этом делал какие-то пометки в устрашающего вида пухлой картонной папке со скоросшивателем. Затем унтер-офицер призывно махнул рукой инспектору. Тот обреченно вздохнул и зашагал к боцману. Они довольно долго беседовали, жестикулируя и листая папку, доказывали что-то друг другу, водили пальцами по страницам. В конце концов Даццаху развел руками, кивнул, достал авторучку и принялся многократно расписываться. Довольный боцман отсалютовал, инспектор небрежно кивнул и они расстались.
-Хвала всем богам! –с облегчением сказал инспектор, возвратившись. –Тут все в полном порядке. Обошлось без бюрократических ритуалов.
Между тем десантники сняли оцепление и, держа карабины наперевес, стали пятиться к понтону. Голые оживились, выкрикивая угрозы и ругательства, двинулись было следом. Треснувший поверх их голов залп заставил толпу остановиться. Морские пехотинцы взобрались на понтонный плот, он медленно отчалил.
-Пора и нам честь знать. -сказал Даццаху Хо, -Погостили, будет. Милей южнее ссаживают вторую категорию, так что – поехали-ка туда. Садитесь вон в тот бот, Да, его за нами послали.
Матрос оттолкнулся багром, завел двигатель, недобро поглядывая на беснующихся раздетых людей. Бот описал плавную кривую и направился вдоль берега. Инспектор явно ждал вопросов. Но Всеслав молчал, старательно разглядывая скалы под желто-розовым небом.
-Гроза идет. –процедил матрос с отвращением. –Вон тучи какие.
-Успеем? –обеспокоился инспектор. –Не хотелось бы вымокнуть…
-Какое там! -безнадежно скривился матрос. –Думаете, за полчаса управимся? И не надейтесь… Кстати, постойте у руля, пока чехол носового пулемета ремнями затяну.
Второй плот-понтон с баржи уже стоял у берега, поросшего редкими деревцами с плоскими зонтичными кронами. Высадка уже началась. Действия «океанских змеев» выглядели совершенно такими же, что и в первом случае, но здесь порядка среди высаживаемых было куда больше. С плота сходили одинаково одетые в серое люди со стрижеными «под нуль» головами. Женщин среди них было гораздо больше. Группу также сосредоточили на небольшой возвышенности, повторилась процедура подсчета и сверки документов. Инспектор бегло осмотрел группу, проверил отчетность, расписался и поспешил к боту.
«Змеи» закинули карабины за спины и не менее торопливо взобрались на понтон. Кажется, вид темнеющего неба и им весьма не нравился. Оставленные на берегу люди провожали сумрачными взглядами медленно уходящий к барже плот.
-Третья категория сходит еще дальше. -объяснил Даццаху, -Там, за мыском.
Воцарилось полное безветрие. Серо-оранжевое небо покрылось темными пятнами, сливающимися и растущими. Сверху посеялась мельчайшая водяная пыль. От горячего кожуха мотора, шипя, потянулись струйки пара. Где-то в брюхе темной тучи лопнуло, глухо визгнуло, полыхнуло рассеянным светом.
-Извольте мыться. –злобно сказал матрос. Послышался громкий шелестящий шум и секундой спустя с неба обрушились потоки воды. Лунин, инспектор и матрос мгновенно вымокли. Ливень был теплым, но одежда неприятно облепляла тело, в обуви противно хлюпало. Очень скоро большие лужи скопились на дне бота. Прорезиненные рюкзаки пришлось поднять на моторную полку.
Бот обогнул мысок, едва видимый за стеной дождя. Впереди смутно виднелась темная масса, в которой с трудом угадывались очертания плота-понтона.
-Не врезаться бы. –озабоченно сказал Всеслав.
-Под руку не каркайте! –огрызнулся матрос.
Ливень закончился так же внезапно, как и начался. Бот причалил, матрос тут же принялся черпать и выплескивать за борт воду. От мокрых деревянных бортов заструились прозрачные испарения. Рубашки инспектора и Лунина, легкая куртка матроса стали стремительно просыхать пятнами на плечах и груди. Десантники переждали ливень на плоту под импровизированным брезентовым навесом и теперь спихивали в воду людей с картонными коробками в руках. Эта группа была одета весьма пестро, в нее входили и мужчины, и женщины, и подростки (последних, впрочем, было немного). Согнанных на берег, кажется, никто не охранял, но они сами сбились в кучки, прижимая к себе коробки. Некоторые морские пехотинцы даже не снимали карабинов, прочие держали их, небрежно опустив стволами вниз. Как и в предыдущих случаях Даццаху отправился с проверкой, но оказалось, что сопровождающий унтер-офицер даже не спустился с плота. Когда же сутулый детина с петлицами вахтматроса сошел на берег, уселся рядом с инспектором на плоский камень и достал бумаги из затертого портфеля, их рассмотрение затянулось надолго. За это время успели просохнуть не только одежда, но даже снятые ботинки Всеслава. Матрос закончил приводить бот в порядок и улегся вздремнуть. Время от времени Даццаху Хо и вахтматрос указывали в сторону высаженных людей, о чем-то спорили и вновь начинали перелистывать документы. В конце концов инспектор все-таки достал авторучку и произошло подписание.
-Ну вот и все. –с облегчением возгласил инспектор, вернувшись на бот и расталкивая недовольно порыкивающего во сне матроса, -Сейчас бот доставит нас на борт яхты, идущей на север. Наша миссия на «Земле Правосудия» закончена.
-Где? –не понял Всеслав.
-На «Земле Правосудия». –невозмутимо повторил Даццаху Хо, -так еще называют остров Казхук.
Саракш, Островная империя,
Цу,борт десантного корабля «Рыбоящер»,
08 часов 10 минут, 4-го дня 2-ой недели Зеленого месяца, 9590 года от Озарения
Всеслав, пристегнутый ремнём поверх одеяла, лежал на покачивающейся полке. Свет в каюте был выключен. В открытый иллюминатор врывался приятный прохладный ветерок. Пахло морем.
Сегодняшний вечер следовало признать удачным…
Команду «Рыбоящера» муштровали на палубе. Взмыленные матросы носились с брезентовыми шлангами и огнетушителями, сетуя, что «старик совсем озверел – второй учебный пожарный аврал за неделю». Поэтому в кают-компании было безлюдно и тихо. Инспектор, озадаченно поглаживал идеально выбритый затылок. Кажется, он нарвался на достойного противника по игре в «армады» - его акулью эскадру окружил, прижал к берегу и остервенело потрошил средних лет тучный фрегат-лейтенант с нашивками военного юриста.
Всеслав, отказался быть третьим в игре, здраво рассудив, что первым падет в борьбе с асами. Он поудобнее устроившись в кресле, вяло перелистывал еже-недельную газету «Белый натиск». Отчеты о победоносных операциях групп флотов «А», «Б» и «Ц» его мало интере-совали, страничка «Шуточки в строю!» вызвала тоску. Он зевнул и взглянул на игроков.
Даццаху Хо отчаянным усилием прорвал блокаду и обрушил остатки эскадры на флагман военюра. Юрист задумался, инспектор поспешно предложил ничью и фрегат-лейтенант нехотя согласился.
-Пойду, попрошу у кока посудину и заварю кофе. –сказал он поднимаясь, -Вам принести?
-С удовольствием! -сказал Всеслав. Инспектор довольно кивнул. Юрист, покачивая никелированным кофейником, спустился на первый этаж. Вскорости Даццаху потянул носом и довольно сказал: -По аромату чую приближение брата фрегат-лейтенанта. Кажется, кофе он умеет заваривать. Вот выпью и буду плохо спать.
Военный юрист порадовал не только действительно чудесным кофе, но и чрезвычайно содержательной беседой. Очевидно, у служаки было не так уж много внимательных и благодарных слушателей. Даццаху Хо с наслаждением выпил кофе, и тут же начал клевать носом. Извинившись, он удалился, а фрегат-лейтенант долго и обстоятельно отвечал на вопросы Лунина. «Плохо без связи!» –мысленно посетовал Всеслав.
Вплоть до этого момента, правовая сторона социума Островной империи оставалась для него. Как и для всех КОМКОНовцев, загадкой. Первоначально он просто никак не мог увидеть никаких намеков на нее. Всеслав, роясь в школьных учебниках обществоведения, нигде и ни разу, не натолкнулся на термины «суд», «присяжные», «законодательство» и иже с ними. Система государства – притом, планетарного гегемона – без правового элемента? Да что же такое, в самом деле?!
Чуть позже невидимка приобрела облик полупрозрачного фантома – зыбкого и бесформенного.
Надо сказать, что у многих специалистов КОМКОНа-2 к началу операции «Штаб» было впечатление (теперь Всеслав был уверен: обманчивое) чудовищной неразвитости и примитивности имперского права по сравнению как с другими саракшианскими государствами, так и земными аналогами ХХ века. Более того, комконовцы легко склонились к ошибочному выводу о том, что правовая структура общества островитян деградировала и выродилась[2].
Как стало ясно из импровизированной лекции военюра, до Великой революции, Гражданской войны и «коренного переустройства» на Архипелагах существовали разнообразные и разноуровневые суды и трибуналы, полицейский сыск, тюрьмы и каторга, прокуратура и адвокатура, многотомные своды законов и пр. и т.п. Опираясь на услышанное, Лунин предположил, что дореволюционное право островитян имело черты сходства с романо-германской правовой семьей Земли ХХ в.
После бурных социальных потрясений юридические элементы государства стремительно (за одно поколение) и совершенно безболезненно отмерли, исчезли.
Как объяснил фрегат-лейтенант, в настоящее время в Островной империи вообще не существует права как такового. Есть несколько важнейших документов информационного и инструктивного характера, принятых Советом имперских распорядителей, адмиралов и координаторов и подписанных императором. К ним относятся:
1. «Устои Справедливости и Разума». Что-то среднее между конституцией и сводом обязательных морально-этических норм и наставлений.
2. «Лестница званий»»[3] с комментариями. Нечто вроде шведской и русской «Табели о рангах», принятых в этих земных государствах в 18-19 вв. Должностная иерархия с кратким описанием полномочий и обязанностей должностного лица. Дает вполне исчерпывающее представление об а)организации государственной власти; б)процедуре занятия должности и освобождения от нее.
3.Большой Свод Частных Кодексов и Уставов («Воинский устав», «Устои Ордена морских рыцарей», «Кодекс чести офицера», «Катехизис предпринимателя и руководителя», «Моральный кодекс трудящихся», «Правила жизни адепта науки», университетские и школьные уставы, внутризаводские распорядки и т.п.).
Но это не законы в полном смысле этого термина, втолковывал Всеславу военный юрист. «Признаками закона, -поучительно постукивал он толстым пальцем о столешницу, -являются:
-Во-первых, учреждение их полномочными законодательными органами. В империи нет таких органов. Более того: отсутствует надобность в них. Поправки в «Лестницу званий» со времени ее создания еще не вносили (незачем), а буде понадобится, Верховный Имперский Совет Полномочных Представителей сделает это оперативно и в рабочем порядке. Большой Свод Частных Кодексов и Уставов изменяется постоянно, переиздается раз в полугодие, а помещенные в нем документы считаются исполняемыми с момента поступления из типографий в магазины и библиотеки.
-Во-вторых, чёткая и недвусмысленная формулировка правонарушения: «НЕЛЬЗЯ ДЕЛАТЬ ЭТОГО, иначе будешь наказан так». Но в империи нет самого понятия правонарушения. Есть отмечаемое обществом нежелание личности жить по моральным нормам данного общества, пренебрежение личности достоинством других личностей и интересами общества в целом. А это в большинстве случаев вообще не выражается в чеканной формулировке.
- В-третьих, чёткая и недвусмысленная формулировка наказания: «Нельзя. делать этого, иначе будешь НАКАЗАН ТАК». Однако, наказания за единственно предполагаемое нарушение – за нежелание жить по нормам морали общества - не могут быть дифференцированными. Кара единственная – отторжение от общества, которого ты не хочешь признавать, нравственным нормам которого не желаешь следовать. И это логично, это справедливо, каждому – свое».
Всеслав усмехнулся. Вот и начинает приходить понимание. Островитяне сделали все возможное, чтобы упразднить разницу между моралью и правом, и как можно точнее и прочнее закрепить в общественном сознании поступки, признанные безусловно аморальными. Если образ жизни какого-то человека отличается от общепринятых, то он подвергается сдержанному, но единодушному осуждению со стороны окружающих. Впрочем, до определенного предела общество проявляет терпимость к инакоживущим, при условии, что те не приносят вреда обществу.
Отсюда и вытекает отсутствие судов, полиции и прочих дорогостоящих, и, по сути, бесполезных атрибутов демократий всякого рода. Этим же, кстати, объясняется полное отсутствие детективного жанра в литературе и кинематографе: отношение к преступнику в обществе Империи сродни брезгливому ужасу, испытываемому к прокаженному. Ни о какой героизации и романтизации преступления и речи быть не может. Равным образом напрочь исчезает возможность почерпнуть из жизни лихой детективный сюжет и «раскрутить» его в литературном и кинематографическом ширпотребе.
Но вот инакоживущий осознанно преодолел предел терпимости общества. А это уже считается преступлением.
Если островитянин преднамеренно убивает островитянина, основной реакцией общества является тщательное и всестороннее обследование психики убийцы. Если первая медицинская комиссия выносит вердикт об умственном расстройстве, вторая и третья – подтверждают его, то при неизлечимости убийцы он будет безболезненно умерщвлен. При возможности исцеления убийцу будут лечить, чтобы по выздоровлении сослать на «Землю Правосудия». В том случае, когда убийца совершенно здоров, вопрос о его дальнейшей судьбе вообще не стоит. Ссылка на Казхук. Навечно и без права возврата. Это вполне укладывается в концепцию Всеобщей Справедливости. Ты убил, реализуя свою внутреннюю потребность в убийстве. Но разве Империя не предоставляла тебе право убивать любыми способами, став морским пехотинцем, надсмотрщиком в лагере, карателем на том же острове Казхук? Отчего ты не использовал свои задатки с пользой для Империи? Ах, тебе нравится вершить насилие не над чужими, а над себе подобными! Что ж, Империя предоставит тебе и такую вероятность. Тебя сошлют на остров, где все будут такими же, как ты.. Живи, как нравится, убивай. Если успеешь, конечно, раньше такого же, как ты сам....