Тимановский с Лизой остались снаружи. На случай если что-то вдруг пойдёт не по плану. Двигаясь сейчас вслед за немцем, я прекрасно понимал, что рано или поздно нас раскроют. И единственное преимущество, которое у нас пока есть, это фактор неожиданности. Его необходимо использовать по максимуму, поэтому действовать следовало напористо и быстро.
Миновав половину состава, наша команда наконец-таки добралась до нужного купе.
— Спасибо, Дитрих, дальше мы сами, — поблагодарил я.
Немец ожидаемо кивнул, потоптался несколько секунд на месте и медленно, словно над чем-то раздумывая, направился к выходу.
Мягкое касание ручки двери. Толчок в сторону. Но та, как назло, оказалась запертой. Стук и томительное ожидание. После повторного напоминания о себе, в купе послышалась какая-то возня, а затем тяжёлое падение на пол.
— Подстрахуй, — это Жану.
Передав ему наблюдение за коридором, я извлёк из рукава заранее замаскированный под манжетом десантный нож. Зафиксировал предохранитель и вставил прочное лезвие ДН в узкую прорезь защёлки. За что мне всегда нравилось такое оружие, так это за его универсальность. Кроме прямого своего назначения, финка выполняла ещё кучу разной работы.
— Тяни.
Маротов всем телом налёг на продольную рамку. Короткий поворот рукояти и замок, не выдержав, сдался. Его язычок приглушённо клацнул, дверь откатилась вправо и мы с Жаном двумя безмолвными истуканами застыли на месте.
К обоюдному нашему удивлению купе оказалось не совсем обычным. Скорее это было и не купе вовсе, а некая, состоящая из четырёх просторных отсеков комната, на полу которой лежали сейчас трое, судя по всему, абсолютно мёртвых мужчин. Двое гражданских, и белобрысый эсэсовец с непонятной металлической штуковиной на голове. Рядом с ними стояла женщина в серой, форменной одежде. Застегнутая у горла блузка, воротник с серебряным кантом, чёрные туфли на ногах. За бортом кителя, пилотка с фашистским орлом.
Вид у незнакомки был растерянный. Глядя на неё, казалось, что женщина не осознаёт, где находится. При нашем появлении она попыталась было дотянуться до края стола, на котором лежал чёрный кожаный футляр с округлой эмблемой "Аненербе". Однако сделать этого даме не удалось. Пальцы скользнули по краю столешницы, и женщина неожиданно стала падать.
Но самым невероятным в чудовищной этой картине, выглядела висевшая над головой сотрудницы Института и медленно вращающаяся в пространстве таблица с цифрами! Расположенные в ней данные ежесекундно менялись, отчего конечные расчёты постоянно подвергались коррекции. Ситуация воспринималась настолько дикой, что на какое-то время происходящее в вагоне попросту выключило нас из реальности, и секунд пять ни я, ни Жан никак на неё не реагировали. Да и как вообще можно было на это реагировать? Если не считать послание Даринэ, ничего более странного в жизни видеть мне не пришлось.
Внезапно какая-то неведомая нам, третья сила, развернула женщину спиной вперёд и потащила к лежавшим на полу мужчинам. Именно потащила. Оторвав ту от пола и наклонив её голову вниз. Ни на что другое это больше похоже не было. В последний раз, попытавшись зацепить пальцами кожаную коробку на столе, немка вдруг неестественно выгнулась, застонала и на наших глазах испустила дух. Пол под ногами завибрировал, мелкой, противной дрожью сотряслись стены, а цифры в странных таблицах исчезли, после чего и сами они растворились в пространстве.
Вселенский ступор, а затем Маротов пришёл в себя первым.
— Это что, … сейчас такое было?
Я мельком огляделся по сторонам, ступил внутрь купе, и, спеша убраться из коридора, потянул его за собой. Никогда прежде я не видел друга настолько растерянным.
— Будем считать, привиделось.
— Привиделось?! Обоим?!
Жан удивлённо вскинул вверх брови.
— Нам сейчас другое важно. — перебил я. — Вне зависимости от того, что за хрень тут немцы изобретали, мы должны задание выполнить. Забираем "ЧС" и валим, пока Дитрих всех здесь на уши не поднял.
Пять минут и в комнату фрицев пришёл хаос. Перевернув всё вверх дном, мы наконец осознали, что кроме лежавшего на столе футляра из чёрной, отлично выделанной кожи, ничего интересного здесь больше нет.
Также выяснилось, что в расчётах своих Фрайман ошибся. Причём дважды. "Flüstern" действительно состоял из пары, одинаковых по форме и размерам дисков. Однако, во-первых, лучи их были не искривлены, как ранее предполагал Михаил, а заломлены к осям резко. А во-вторых, никаких незавершённых фрагментов в основании "Шёпота" не имелось. Металлические кругляши выглядели цельными и полностью идентичными. Следовательно, соединить их, как предлагал куратор, было невозможно, а это ставило под вопрос весь ход операции.
— Да, блин, зада-а-а-чка, — почесал небритую щёку Жан, — как сложить-то? И где теперь вторую пару искать?
— Пусть Фрайман сам этим занимается. Берём, что есть и сматываемся. Некогда головы ломать.
Я опустил футляр в карман. И в этот самый момент в сознании зажглась красная лампа тревоги.
"Быстрее!"
— Помоги, — я указал в сторону лежавших на полу немцев.
Необходимо было куда-то тела их убрать. Иначе нам даже из вагона не выбраться.
— Хреново, всё это стыкуется, командир. Как думаешь, отчего они померли? — спросил Маротов.
— Без разницы. Давай-ка их в ящики под сиденья.
Через несколько минут свалив в отсек последнего фрица, мы увидели, что снаружи к эшелону бегут трое автоматчиков во главе с капитаном Вёлером.
— Ну, всё. Спектакль окончен. Сейчас вон ганс антракт объявлять станет, — Жан вяло кивнул в направлении Дитриха.
— Уходим.
Я пулей рванулся к двери, однако было поздно. Солдаты заняли позиции у окон вагона, и теперь судьба наша зависела от того, как те войдут. Группой или разделятся.
Повезло. Бестолково вошли. Разделились. Что было нам только на руку. Двое появились за нашими спинами, а Вёлер с замыкающим шествие эсэсовцем впереди встал. Капитан уже достал из кобуры пистолет и теперь хищно на нас поглядывал.
— Meine Herren, ich muss Sie aufhalten!
"Задержать хочет, — сообразил я. — Но пока мы ещё "господа". Хороший знак. Похоже, что-то уже выяснил, однако полной уверенности у него нет."
— В чём дело, Дитрих?
— Потрудитесь объяснить, гер оберштурмфюрер, как вы здесь оказались? — произнёс начальник эшелона, — мне только что звонили из штаба дивизии. Генерал Манштейн очень удивлялся, узнав, что вы с Гербертом Кромбергером сейчас в Сураже. Приказал срочно всё выяснить. Я собственно за этим и вернулся.
"Направленный в грудь собеседника пистолет, лучший аргумент в назревающем диалоге", — вспомнил я шутку старшины в разведшколе.
Однако надежду на благополучный исход следовало сохранять до последнего.
— Я уже говорил. Нас доставили самолётом.
— Ближайший к нам аэродром неделю назад разбомбили русские. До другого, по карте 75 километров.
— Согласитесь не так уж и много для хорошей машины.
Офицер недовольно поморщился.
— Попасть к нему можно в объезд. Прямой путь контролируется партизанами.
— Видимо нам повезло, капитан, удалось проскочить.
Проверить информацию было трудно. При должном подходе и некоторой доле везения, пересечь лес в партизанской зоне виделось вполне себе возможным.
Краем глаза я заметил, как оставшихся снаружи "медведей" обступили ещё трое немецких автоматчиков.
— Вернитесь в купе, господа, — приказал Вёлер.
Оружие в руке капитана качнулось в сторону распахнутой настежь двери.
— До выяснения обстоятельств у меня приказ на ваше задержание.
"А вот это уже хуже. Отсутствие "ЧС" вместе с группой сотрудников "Аненербе" обнаружится сразу. Если дело дойдёт до рукопашной, купе не лучшее место. Решать проблему следует в коридоре. Автоматы здесь не применишь. Запросто можно своих же перестрелять. Тем более, когда те так неудачно расположились."
Судя по желанию как можно скорее вернуть нас обратно, Дитрих оценивал ситуацию аналогично.
"Дистанция великовата, — прикинул я, — пока перемещусь, не исключено, что немцы всё-таки выстрелят. Даже под угрозой задеть кого-то из своих. Тут иначе надо."
Я "обессилено" качнул головой и сделал шаг влево. Затем наклонился к окну, уперев руку в стекло, а вторую опустил в карман кителя. Благо тот был расстёгнут. Ладонь привычно коснулась гладкой рукоятки ДН. Аккуратно снял оружие с предохранителя и развернул лезвием вперёд.
— Что с вами? — поинтересовался Вёлер, — вам плохо?
— Сейчас пройдёт, капитан, заразу, наверное, какую-то подхватил, — я демонстративно громко закашлялся, — дрянь у этих русских условия.
В тишине щелчок фиксатора довольно резкий, но за моим "буханьем" его не услышали. Нож готов. Далее медленно, словно вновь собираюсь закашляться, повернуться к немцам и выставить руку с ДН в правильный угол.
Мне фартило. На возню в кармане никто из фрицев внимания не обращал. Ещё полшага вперёд и новый "приступ" кашля. Не может быть, чтобы требуемая мне реакция у Дитриха не проявилась. Он же в первую очередь немец, потом уже офицер.
Когда адекватный человек видит, как естественным образом "загибается" его противник, в 80 % случаев, он теряет концентрацию. Не знаю, с чем это связано, но, как правило, приём срабатывает практически безотказно. Исключения возможны в бою, где организм действует на пике адреналина. Либо с людьми, животные инстинкты которых превалируют над разумом. Те не ведутся на сострадание. Химия это, либо некий, заложенный в подсознании рефлекс, не суть важно. Главное, чтобы по своим внутренним качествам Вёлер не попал в число оставшихся 20 % дегенератов.
На наше счастье, воспитан немец был должным образом и исключением не стал. В очередной раз, недовольно на меня взглянув, он опустил пистолет ниже необходимого.
Медлить дальше нельзя. Последняя корректировка оружия и пальцы плавно вдавили кнопку спуска. В следующую секунду мощная пружина освободилась, с силой выбросив вперёд лезвие. Острейший металл проник сквозь ткань офицерского кителя, словно вспарывал масло, и устремился к цели с такой скоростью, что уклониться от него стало фактически невозможным.
В большинстве случаев зона подтверждённого поражения лезвием ДНС или десантного ножа стропореза составляет 25 метров. С учётом поправки на плотность ткани, как сейчас, метров 15 должно быть железно. После моего поэтапного перемещения, до Дитриха оставалось шагов пять. Не сложно представить силу удара после подобной атаки.
Через мгновение нож вошёл в горло немца практически полностью и, застряв в тканях трахеи, наконец-то остановился. Непонимающе схватившись за шею, тот захрипел, выпустил «Люггер» из рук и стал медленно заваливаться вперёд.
Теперь необходимо было использовать тело фрица как щит. Прыжок головой вперёд с разворотом в воздухе, а затем мягкий перехват оружия погибшего капитана. Жан безошибочно прочитал мои действия и с секундной задержкой повторил всё в точности, только пистолет извлёк свой. Стоявшие в разных концах вагона эсэсовцы, по всей видимости, ничего подобного в своей жизни не видели. Однако один из них (балл за реакцию) всё же успел дать в мою сторону прицельную очередь. И если б не навалившийся сверху Дитрих, пули прошили бы меня насквозь. Я отчётливо ощутил, как, приняв огонь на себя, дёрнулось его тело.
Наклон влево. Ствол в головы находящихся за спиной Жана фрицев и два парных нажатия на курок. Маротов без заминки снова всё повторил. На сей раз, мы сработали практически одновременно и с задачами своими справились на ура. Кулями повалившись на пол, солдаты перекрыли собой оба прохода.
— Тяжёлый, сука.
Я с трудом сбросил с себя Вёлера.
— Ты как? — Жан подполз ближе, — в крови весь.
— Немца это. В порядке.
— Ну что, ком? Как выбираться будем? Выстрелы наши снаружи явно услышали.
Спорное утверждение. Такие вагоны, как этот, в большинстве своём имели отличную шумоизоляцию. К тому же со стороны коридора окна наполовину были зашторены. Услышать шум, конечно, могли, но точно определить, что происходит внутри, было трудно.
— Давай за мной.
Я указал на приоткрытую в купе форточку.
— Навестим их с другой стороны.
Единственное, почему снаружи всё ещё было тихо — Оса с Тимановским явно боялись нам помешать и отрабатывали свою роль до последнего.
И тут нам повезло ещё раз. Судя по отсутствию с обратной стороны эшелона охраны, Дитрих ситуацию недооценил. Либо не верил, что мы окажем сопротивление, либо всё-таки считал, что произошла ошибка и перед ним настоящие немецкие офицеры.
Пробраться незамеченными меж колёсных пар труда не составило, так что, спустя пару минут, мы с Жаном оказались за спинами, стоявших у входа в вагон эсэсовцев.
— Hey! — Маротов направил свой "Люгер" в ближайшего.
Солдат резко обернулся. Торчавший в лицо ствол оптимизма явно ему не добавил. Но вместо того, чтобы сдаться, немец зачем-то попытался вскинуть вверх автомат.
Спуск. Пистолет в руке Жана на миг ожил, выплюнул в голову противнику вращающийся в воздухе свинцовый цилиндрик и вновь обездвижился. Затаил в себе смерть для следующего непонятливого фашиста. Неуклюже дёрнувшись, солдат осел на колени, а затем рухнул лицом в песок.
В подобных случаях срабатывает инстинкт самосохранения. Понимая, что шансов нет, оставшиеся в живых, чаще всего опускают оружие. Однако стоявшие перед нами фрицы, в число здравомыслящих, видимо не входили.
Секунда и MP ближайшего к машине солдата ответил рваными очередями. "Медведи" повалились в дорожную пыль, а Маротов успел ещё раз нажать на спуск. Сержант снова решил "прокачать маятник", отклонился влево и тут же выполнил кувырок вперёд. И в этот момент одна из пуль всё же его задела. Жан ухватился за плечо, но стрелять не бросил.
Тем временем, немец выпустил из виду Осу. Увлечённый азартом боя, он попытался было изменить позицию и соперника своего добить, вот только сделав неверный шаг, сам на линии огня оказался. Ясно, что Лиза не колебалась. Выстрел и пуля отбросила фрица назад, опрокинула на спину. Третьего, короткой очередью в упор, обезвредил «Паук».
Из покорёженного стрельбой бака "Zundapp" теперь тоненькими струйками вытекал бензин. Каким чудом он не взорвался сразу, оставалось только догадываться. Убедившись, что других немцев поблизости нет, я бросился к Жану:
— Что с плечом?
Продолжая зажимать обильно кровоточащую рану, сержант усмехнулся, по-особому, сквозь зубы, сплюнул.
— Всё, командир. "Маятники" не моё уже. Реально для них старпёр.
Понимая, что правды от него не дождаться, я убрал руку и разорвал на плече китель.
— Да нормально всё, — отмахнулся боец, — заживёт, пока вернёмся.
На его счастье, пуля прошла по касательной. Разорвала ткани, но, что самое важное, сустав не задела.
— Валим отсюда. Бинт в машине. На ходу тебя заклеим.
Дважды повторять не пришлось. Бросив ненужный теперь мотоцикл, "медведи" погрузились в "Хорьх" и Тимановский сорвал автомобиль с места.
— Подремонтируй, — я достал из переднего отсека и бросил Лизе аптечку.
Стащив с Жана китель, та принялась накладывать на плечо повязку.
— Ну, что командир? Взяли "Шёпот"? — она орудовала бинтом настолько ловко, как будто всю жизнь только этим и занималась.
Я коротко кивнул.
— Один.
— А с учёными как?
— Умерли.
Оса не закончила перевязку.
— В каком смысле умерли?
— В прямом. Когда мы вошли, жива была только женщина. Но не долго.
Воложина перекусила зубами остатки марли, собрала их в тугую ленту и, фиксируя повязку, затянула потуже.
— И что теперь?
— Обратно идём. Здесь нам больше нечего делать. Дашку заберём только. Как обещали.
Спиной почувствовал, насколько недовольно отреагировал на мои слова Жан. И как разведчик, я отлично его понимал. Никто ведь не знал, что ждёт впереди. Лишний, а уж тем более абсолютно не подготовленный к войне человек "медведям" там точно не нужен. В трудную минуту, сам того не ведая, весь отряд может подставить. Логичным было бы оставить девчонку на попечение Пелагеи, а затем доложить о ней командованию. Осознавал, что так и следует поступить, но зачем-то иначе распорядился.
— Сдюжим.
Оса злобно взглянула на Маротова и предсказуемо быстро встала на мою сторону.
«Паук» тем временем вырулил на центральную улицу, но вместо того, чтобы двигаться прямо, вдруг резко свернул в соседний проулок.
— Вот же, суки, засуетились уже! — Он выразительно кивнул за окно.
В дальней части дороги прямо на нас неслись два, ощетинившиеся пулемётами BMW и дребезжащий раздолбанными бортами грузовик с солдатами.
Не смотря на некоторое преимущество в скорости, бежать, теперь было бессмысленно. Соединённые меж собой переулки сходились всё к той же центральной улице Суража.
— Давай сюда.
Я указал на полуразрушенное, расположенное рядом со старой пожарной каланчой, кирпичное здание. Да и сама колокольня выглядела не лучшим образом. Обрушенная крыша, останки деревянных перекрытий и торчащие в небо голые стены, составляли всё её жалкое «убранство».
Не успели проехать и половины пути, как позади нас раздалась длинная пулемётная очередь. Вспарывая землю в пыльные фонтаны, пули легли в опасной близости от машины.
— По колёсам, падлы, бьют — сообразил «Паук». — Не иначе, живыми взять хотят.
Он ещё раз вывернул руль влево. "Хорьх" взревел мотором и, не разбирая дороги, протаранил поросший зелёным мхом, шаткий забор. Влетел на лужайку перед разрушенным домом, а затем беспомощно остановился. Ехать дальше стало некуда.
— Хватаем оружие и за стены!
Я присел на колено, дал по немцам несколько прицельных очередей. Докучавший нам пулеметными трелями мотоциклист тут же упал на руль. Вильнув коляской, его BMW попытался было замедлиться, однако, наскочив на валяющийся в колее булыжник, без шансов ушёл в кювет. Потеряв головного, темп атаки фашисты заметно сбавили. Второй мотоцикл юркнул под защиту деревьев, а солдаты, рассыпавшись по укрытиям, мгновенно кузов грузовика покинули.
"Медведи" меж тем перетащили в развалины весь, имевшийся в машине арсенал: пару MP-40, патроны к ним, десяток немецких гранат, взрывчатку и СВМ убитого на хуторе фрица.
— Ну что, "мишки", повоюем?
Привычно припав к окуляру, Оса выставила механизм на ноль, подкорректировала люфт барабанов поправок и, лишь затем, поймала в перекрестье первую цель. Долговязый немецкий офицер, высунул из-за машины голову, и тщательно выговаривая слова, закричал по-русски:
— Ви окрушены. Слошить орушье. Иначи ми вас убиват. Яволь!
— Придурок, — прошипела Лиза, мягко потянув курок.
Над головой немца взметнулся фонтанчик крови и тот, потеряв всяческий к нам интерес, мешком осел на землю.
— Девяносто восемь. — Оса бережно опустила в карман только что отстрелянную гильзу.
В ответ фашисты словно обезумели. Выкатив в прямую линию MG, принялись заливать наши позиции шквальным огнём. Пули вспарывали песок возле дома, отбивали от стен куски ломаного кирпича, впивались в стволы растущих рядом деревьев. Ещё минуту назад заброшенный и позабытый всеми на свете, дикий пустырь, превратился теперь в кипящий свинцом и камнем, кромешный ад.
— Это ж надо, злые какие, — удивился Маротов, — столько шума из-за одной то маленькой побрякушки.
Опустошив ленту, пулемёт наконец-то сдох. Лиза мгновенно сменила позицию и просигналила нам о новых целях.
— Закроют они нас тут, командир, — неожиданно грустно произнёс Жан, — видно не на шутку разозлились. "Flüstern" не отдадут. Пока будут стены крошить, другие подтянуться. Тогда уж точно не выберемся. Сейчас валить надо.
Идея была здравой. Если не вырваться из западни в ближайшее время, пиши, пропало.
— Осталось придумать как, — отозвался я.
— Есть мыслишка одна, вот только придётся вам гансов наших отвлечь на часик.
— Ты в своём уме? Какой часик? Они вот-вот в атаку пойдут.
— Ну, так переговоры что ли с ними затей. Раньше не управлюсь.
Маротов покопался в боеприпасах, подтянул к себе саперную лопатку и, хлопнув меня по плечу, произнёс:
— Не поминай лихом, командир, если что.