Лиза действовала просто. Не придумывая лишнего, двинулась прямо к стоявшим в шеренгах немцам.
— Разверни машину, — приказал Жану.
Странный, охвативший меня минуту назад ступор, стал постепенно спадать.
— Работаем быстро. Зачищаем площадь от ключевых, далее по ситуации. Жан, "пожарник" твой. "Мосинку" возьми. Тебе трофейный, — бросил Тимановскому заряженный "Mauser". Снимешь офицера. Я к Воложиной. Чувствую, по полной ввяжется. Дайте нам до фрицев добраться. По хлопку начинайте.
Носком сапога отбросил в сторону крышку ружейного ящика, вынул оттуда несколько аммоналовых (судя по маркировке на кожухе) М-24 и побежал догонять разведчицу. Настигнуть её удалось лишь на подходе к немецким грузовикам.
Услышав позади шаги, Лиза резко обернулась.
— Возьмёшь в пару?
Она неодобрительно покачала головой.
— Зря, командир. Было время из города выбраться.
— Ну, зря или нет, я здесь решаю. Что задумала?
До первых двух "Маннов" оставалось ещё метров пятьдесят.
— Прямо пойду. Пару-тройку убрать успею, а дальше "ножницы", — ответила Оса.
План был не плох, будь немцев поменьше. Перекрёстный огонь, наводя панику, обычно здорово противника дезориентирует. Сейчас же, с тремя десятками солдат такой ход, скорее всего, обречён на провал.
— Смело, — согласился я, — глупо, но смело. Жаль только до лейтенанта не доберёшься.
Кивнул в сторону одного из стоявших на площади домов.
Затаившегося в крайнем слева окне снайпера я обнаружил только сейчас. Без особого интереса изучая площадь, тот пока откровенно скучал.
— Вот, же сука! — Лиза "егеря" теперь тоже увидела, — его-то какого чёрта сюда принесло?
Приближаясь к грузовикам, мы немного замедлились. Оставалось надеяться, что после первых же выстрелов Маротов с Тимановским стрелка обнаружат.
— Партизан боятся, — предположил я. — Не исключают, кто-то из них вмешаться захочет.
В воздухе витало ощущение смерти. Непередаваемое словами, оно настолько отчётливо определялось каждым из нас, что сомнений не возникало — через некоторое время на площади станет по-настоящему жарко. К этому моменту Дашу с жителями города подвели к бараку, в котором находились и другие, собранные по домам, люди. Толкая в спины прикладами, фашисты по одному запихивали пленников внутрь. Разрывающий душу плач, стенания женщин, крики озверевшего конвоя. Всё здесь слилось воедино.
Стремящаяся наружу ярость с трудом поддавалась контролю, однако для выполнения задуманного рассудок следовало держать чистым. Внимания на нас с Лизой никто из немцев пока не обращал. Присутствие на площади офицера СС со своей помощницей, по всей видимости, особого интереса у солдат Рейха не вызывало.
— Пройдёшь за спинами второй шеренги, — приказал, — огонь откроешь, когда фрицы обернутся к машинам. Внимание я обеспечу.
— Для начала лучше справа попробовать …, — попыталась возражать девчонка.
— Выполнять!
Не теряя времени на разговоры, двинулся к грузовикам.
Двадцать метров до цели.
Пятнадцать.
Десять.
Отвинтив крышки в рукоятях гранат, придержал выпавшие в ладонь детонирующие шнуры. Подобрался к машинам со стороны топливных баков и осторожно заглянул в кабины. На наше счастье те сейчас оказались пусты.
Рывок колец, короткая, едва различимая «подторможка» на выходе и запакованные в металлические корпуса 360 граммов взрывчатки активированы. Закладка под основания ёмкостей с горючим. Пяти секундной задержки детонаторов хватит, чтобы убраться подальше. Отбегаю в сторону, замечая, как Лиза сняла с плеча автомат, освобождая предохранитель. Ещё секунда…
…Та самая, бесценная жизни секунда. Последний миг затишья перед бурей. Сколько бы ни было за плечами заданий, её всегда ощущаешь особенно остро, каждый раз переживая заново…
"Эмки" не подвели. Два взрыва прозвучали практически одновременно. Разметав по сторонам длинные языки пламени, огневая волна окутала грузовики, устремилась к находящимся рядом, деревянным заборам и вдруг, словно передумав, изменила маршрут. Остановившись на полпути, огонь взметнулся в небо. Пожирая немецкую технику, выбросил вверх клубы густого, чёрного дыма.
Собравшиеся на площади люди замерли. Секундная власть стихии прекратила деление на враждующие стороны, а яростно бушующее перед глазами пламя подействовало на всех одинаково ужасающе.
Затем, словно опомнившись, немцы бросились к горящим автомобилям. Как будто могли здесь чем-то помочь. Первая человеческая, до крайности бестолковая реакция.
Шеренги разрушились, дистанция между ними сократилась и в следующий миг под ноги фашистам полетела ещё одна ручная граната. Передние ряды попытались остановиться, однако задние, создавая скученность, по-прежнему наседали. Не давая фрицам опомниться, Оса полоснула по толпе автоматной очередью.
Мгновенье и клацанье затвора её MP потонуло в новом взрыве. Хаос, безумная жестикуляция германского офицера, дикие вопли раненых. Как оказалось, боль не делала различий между обычными, ничем не примечательными для немцев пленниками и солдатами "высшей расы". Эсэсовцы ощущали её ничуть не меньше, на себе прочувствовав, какова та на самом деле.
Пытаясь взять ситуацию под контроль, лейтенант вдруг неистово заорал:
— Zurück! Dummköpfe…
Однако закончить фразу не успел. СВМ "Паука" расчертила его жизнь на "до" и "после". Причём вторая её половина вышла невероятно короткой. Во лбу офицера появилась маленькая, очерченная ровными контурами дырочка из которой медленно потекла тоненькая струйка крови. Нелепо взмахнув руками, мужик дёрнулся и безвольным кулем осел на землю.
Следующей целью "медведей" стал огнемётчик. Не дав фашисту поджечь сарай с людьми, наглухо теперь заколоченный, Жан решил проблему одним выстрелом. В этот раз "мосинка" отработала по висевшему за плечами солдата баллону с горючим газом. Взрыв, и к стонам многочисленных раненых, добавились его собственные, давящие на перепонки вопли. По какой-то «странной причине» то, что немцы приготовили для других, самим им очень не нравилось.
Потеряв половину отряда, противник наконец-то пришёл в себя. Оставшиеся в живых попадали мордами в землю и, пытаясь подавить огонь не обнаруженных пока снайперов, открыли беспорядочную стрельбу по окрестностям. Однако, как выяснилось, сделать это было не так-то легко. Более двух выстрелов из одной позиции стрелки не производили.
Пока ситуация складывалась для нас неплохо, вот только тратить время на перестрелку было нельзя. Увязая в тактическом бою, мы лишались главного своего преимущества — внезапности.
— Заткни снайпера, командир, — Оса не хуже меня "читала наружку", — я людей выведу.
Перемещение за стоявший на обочине "Mann", и окно, где обнаружился "егерь", как на ладони.
"Вижу" — Жестом обозначил готовность.
Приняв сигнал, Воложина короткими перебежками бросилась к бараку. В ту же секунду автомат, в моих руках ожил. Высекая из камней многочисленные, впивающиеся в тело осколки, пули крошили стены в полуразрушенной комнате брошенного дома. Чем больше их будет, тем лучше. Под непрерывным огнём особо не повоюешь. Главное сейчас не дать немцу занять позицию и припасть к окуляру своего карабина. С 6-кратным "Hensoldt & Soehne", обычно используемым "егерями", на такой дистанции, фриц был в состоянии разглядеть здесь каждую мелочь.
Рожок опустел ровно в тот момент, когда Оса финальную пробержку закончила.
— Е…, — не выдержал я.
4 секунды на замену магазина и новая очередь по лёжке снайпера. Однако, как выяснилось, было уже поздно. Фриц успел переместиться и выстрел из "98-го" произвёл сквозь соседний, загромождённый различным хламом, оконный проём.
С этого момента время для меня необъяснимо замедлилось. Мозг почему-то стал воспринимать происходящее иначе, словно не соглашаясь с ужасной реальностью.
Преодолевая оставшиеся до цели метры, Лиза двигалась теперь размеренно и плавно. Она. Наконец, добралась до сарая, схватила запирающий выход засов и рывком сдвинула его в сторону. Массивная дверь отворилась. Стеная от боли и ужаса, люди устремились вперёд. Испуганные, обезумевшие, спасающие свои жизни, они не разбирали дороги.
Оса ещё успела отыскать средь толпы своих, вложила ладонь Даши в руку Егору, и указала ребёнку на ближайший к ним дом.
"Туда бегите!"
Спасая Даринэ от опасности, мальчишка мигом рванул вперёд. Воложина же бросилась помогать остальным. Ногой вышибла, сдерживающий вторую половину двери, засов, расширила людям проём и ухватила за одежду какую-то лежавшую на полу женщину. Вытянула ту из сарая волоком. Затем подняла с земли грудного ребёнка, попыталась всучить его плачущей рядом девочке лет двенадцати. И вдруг содрогнулась. Замерла от невидимого удара, беспомощно присев на колени. Судя по движению тела, пуля попала ей в грудь. По крайней мере, с позиции, что занимал, представлялось именно так.
Не осознавая, что делаю, я бросился к ней. Без прикрытия, встав во весь рост, на ходу опустошая по лежке немца второй магазин. Как ожидалось, попав под огонь автомата, снайпер на какое-то время повторно затих.
Когда добрался до злосчастного сарая, Лиза была жива. Лежала на спине, глядя в безоблачное небо, и ловила ртом ускользающий от неё воздух.
— Красиво-то как, — едва шевеля губами, прошептала она, — прости, командир… Подвела… я…
Расстегнув китель, осмотрел ранение. К счастью сердце задето не было. Пуля прошла чуть выше. Однако, хорошего всё равно было мало. Края раны рваные, а обильно вытекающая из неё кровь, свидетельствовала о повреждённой артерии.
— Что там, ком? Плохо.… всё?
Оса попыталась улыбнуться, но вышло натужно. Ответить я не успел, потому как новый выстрел из "Маузера" вынудил вздрогнуть. Не знаю, кто уж там меня оберегал, только пуля во второй раз за день прошла в сантиметрах от носа.
Имитируя "попадание", я завалился вперёд и, потянув за собой Лизу, рухнул в не глубокую, наполненную придорожной пылью, канаву. Прижав девчонку к земле, почувствовал, как дыхание её прервалось. Оса несколько раз судорожно сглотнула и вдруг стала медленно затихать.
— Отставить, Воложина! Ты что мне тут, помирать удумала? — пара ударов по щекам вновь привели её в чувство, — держись, родная, немного осталось. Выберемся, починю рану твою. Там и дел-то на минуту. Плёвое ранение. Царапина. Сколько их уже перелатал, не счесть. Такие, мигом затем заживают.
Важно было не дать девушке отключиться. Иначе смерть. До тех пор, пока сознание борется, шанс есть. Следует действовать быстро, а то можно и не успеть. Крови много теряет. Фриц, сука, патроны видимо тщательно подбирал, помечая по весу. С балансировкой каждый, не иначе, ибо входное поганое, раскрыто сильно. Долго с таким не протянешь. Сшить бы, да перевязать потуже. Вот только для этого надо как минимум из-под обстрела её вытащить. Обязательно, потому как лишиться Лизы я не мог. Душой прикипел, за все эти годы.
Судя по возобновившейся с новой силой трескотне автоматов, Жан с "Пауком" попытались обострить ситуацию. Хорошо это. А главное во время. Охотящегося за нами снайпера должно отвлечь. Так что пора.
Выждав, когда стрельба усилилась, я взвалил девушку на себя и дальше двинулся по-пластунски. Осторожно. Не высовываясь. Внимательно следя за уровнем почвы. Второго шанса "егерь" теперь нам точно не даст.
" Рыщет, небось, карабином по сторонам, в поисках пропажи, не понимая, куда та делась." — На миг я просто физически ощутил его состояние.
Недовольство, нервозность и желание вернуть мишень в окуляр как можно скорее. Ну, пусть подёргается. Либо решит, что ликвидировал обоих. Бывали на моей памяти случаи. Если цели грамотно в линию свести, две гарантированно снять можно, тем более, одну он уже считает практически уничтоженной.
При первой же попытке двигаться Лиза тихонечко застонала.
— Ничего-ничего, милая. Ещё пару метров. Ты уж потерпи, я аккуратно.
Девчонка открыла глаза и вновь попыталась мне улыбнуться. Вымучено. Через силу.
— Милая… как приятно … звучит, — едва слышно сказала она, — словно… ручеёк весенний…
Договорить "медведица" не смогла. Её лицо перекосилось от боли, а на губах появилась пена, первый признак худого финала. Наполняясь кровавыми пузырями, с каждой секундой она становились всё гуще.
— Жить-то… как… хочется, — слабея, прошептала разведчица, — чтобы семья… дети…
Отяжелевшие её веки на миг сомкнулись. С трудом пошевелившись, Лиза отыскала мою руку и вложила в неё свою узенькую ладонь.
— Как ты? — я сжал немеющие пальцы.
— Терпимо, — соврала та и виновато отвела взгляд. — Ждала ведь… Думала, обнимешь… Шепнёшь… первым… что люба тебе. Не судьба… выходит.
Превозмогая боль, девушка вздохнула, и вдруг посмотрела мне прямо в глаза.
— Поцелуй меня… Ильюша. Пожалуйста, — Лиза снова прикрыла веки и приподнялась на локте в немом ожидании.
Сердце тоскливо заныло. Понимая безвыходность ситуации, оно готово было разорваться на части. До последнего надеялся, что жизненно важные органы не задеты и Воложину всё ещё можно будет спасти. Однако пузырящаяся во рту кровь, шансов практически не оставила. С такими ранениями счёт шёл в лучшем случае на минуты.
Подложил ладонь девчонке под голову и бережно притянул к себе. Даря прощальное удовольствие, наши губы соприкоснулись. Лиза напряглась всем телом, вкладывая в поцелуй оставшиеся силы. Её ладонь на мгновение приобняла меня за шею, коснулась лица, а затем безвольной плетью упала вниз.
Горло сковало спазмом, и я почувствовал, что на глаза вдруг навернулись слезы. Не в состоянии сдерживать саднящую боль души, внутри меня погребальным воем взвыл Хищник.
Дикий.
Неукротимый.
Голодный.
Я знал его. Не ведающий сострадания Зверь, завладел сознанием в самом начале войны, когда я впервые увидел, на что способны фашисты. С тех пор он не покидал мой разум. Требуя всё новых и новых жертв, монстр оказался на редкость ненасытным.
И я кормил его. Так часто, как только мог. Местью. Жестокостью. Хладнокровной расправой над пришедшими в наши земли извергами. Настолько обильно, словно это способно было хоть что-то теперь исправить, либо как-то помочь вернуть павших.
Уничтожая карателей, чудовище во мне насыщалось лишь временно, на завтра требуя очередную добычу. Жертву во имя мщения.
Разум понимал, что это безвыходный, замкнутый на бессмысленном уничтожении друг друга круг, однако остановиться был уже не в силах. Несведущему сложно судить. Ибо однажды начавшись, война завладевала сущностью миллионов, с каждым днём всё больше лишая людей рассудка.
И сейчас Зверь отдавал последние почести близкому ему человеку. Той из немногих, кто был безгранично дорог. Той, кого он любил.
Внезапно сознание изменилось. Картина окружающего расплылась, и перед глазами возник осуждающий образ Гулычева. Неодобрительно качая головой, Пётр стоял передо мной словно живой. Явно противясь происходящему, разведчик поманил меня пальцем, а затем указал рукой куда-то в сторону ближайших домов. Ласково посмотрел на Лизу, по-доброму ей улыбнулся, и мир вокруг вновь стал прежним.
Сбрасывая видение, я мотнул головой, убрал свободной рукой прядь волос со лба девушки и решительно выдал:
— Всё, Воложина. Без смысла тут валяться. Мне ещё замуж тебя выдавать. Потерпи, скоро выберемся.
Перехватил "медведицу" по удобнее и совершил очередной рывок. Пребывая в обессиленном состоянии, девчонка даже не застонала. Видимо энергии на это попросту не осталось. С каждым новым движением спасительные стены становились всё ближе. По пяди отвоёвывая расстояние, я вдруг отчётливо осознал, что не сдамся. За жизнь Лизы стану бороться, даже рискуя собственной.
Когда до заветного дома оставался какой-нибудь десяток шагов, рядом с головой вздыбился фонтанчик земли. Засыпая лицо, песок на мгновение лишил меня зрения. Немец, похоже, нас всё-таки обнаружил и всеми силами пытался теперь не дать возможности нырнуть в укрытие. Однако даже с такой оптикой, как у него сделать это здесь было сложно. В месте, где сейчас находились, овраг имел высокие склоны, поэтому снайпер мог ориентироваться разве что на случайно обнаруженное движение. На каком-то, из участков я видимо засветился, приподнял голову над землёй выше обычного.
— Ван, — позвала вдруг Лиза, — не выбраться… мне. В глазах темнеет… Один иди… Ты… справишься.
Она облизала потрескавшиеся от сильного обезвоживания губы.
— Спасибо тебе… командир. Хороший ты… Настоящий… Нашим… там… передай… от пчёлки.
Последние слова "медведицы" перешли в глухое сипение. Я отряхнул с её лица землю и шепнул в самое ухо девушки.
— Прекратить, Воложина! Ясно тебе! Это приказ. Помрёшь здесь, под трибунал отправлю! Ты меня знаешь. Зубы сжать и дальше задницы свои двигаем! Вон они стены то наши. Всего ничего осталось.
Оса хотела ещё что-то сказать, но слушать я больше не стал.
Рывок — Отдых — Рывок.
Ещё и ещё раз.
Не обращая внимания на всё новые, вспарывающие землю над головой выстрелы, теперь я различал впереди лишь одну цель — наполовину разбитый, выделяющийся среди прочих рухнувшей внутрь крышей, дом. И чем ближе тот становился, тем всё более, остервенелыми были мои попытки.
"Врёшь, тварь. Раньше дёргаться надо было. Просрал ты момент, — с издевкой подумал я об охотящемся за нами снайпере. — Теперь уже не возьмёшь".
Новый рывок.
И ещё один.
За ним финальный.
Протиснувшись сквозь разрушенные прямым попаданием снаряда стены, я втащил за собой Лизу и тут только обессилено рухнул на пол.