Ночь умрет, погаснут звезды огоньки костра,
И от Солнца спрячется Луна.
Страх пройдет, но не вернется
Чистая душа
В тело, где танцует пустота.
— Почему они на нас напали? — спросила Эльга, возвращаясь вместе с Уиларом в разгромленную спальню.
— Спроси у Советника.
— В последнее время он постоянно несет какую-то белиберду, — пожаловалась Эльга. — А когда нужно, наоборот, молчит, или говорит загадками. Вот, например, он сказал, что что-то, чего нет, похитило то, что нигде не хранится.
— Здесь побывал наш старый знакомый, — сказал Уилар. — У него нет ни души, ни тела… — Он замолчал на мгновение, пытаясь наиболее полно процедить очередной прилив знания. — Когда-то давно он тоже был человеком, но теперь он не более реален, чем иллюзия или сон. Он и живет во снах, прогрызает в них ходы, как червь. Он каким-то образом сумел проникнуть сюда, вторгнуться в разумы Шабрезов и украсть их имена…
— Так это… он?.. — прошептала Эльга. — Тот, кто один раз пытался выкрасть меня?..
— Да. Похититель Имен. Признаюсь, я недооценил этого засранца.
— Но почему… — Эльга судорожно вздохнула. Почему он ничего не сделал с нами?.. Если он может…
— А ты не помнишь? — спросил Уилар, быстро посмотрев на нее.
Эльга почувствовала, как по ее спине пробежал холодок.
— Не помню ЧТО?
— Значит, не помнишь — Чернокнижник задумался. — Ну что ж, тем лучше.
— О чем вы говорите?!
— Неважно. Если ты не помнишь, то незачем… Просто прими на веру: ты защищена. Украсть твое имя Похититель Имен не может. Как и мое.
— Поэтому он и послал за мной черную лошадь?.. И теперь украл имена Шабрезов только потому, что не смог украсть наши?
Уилар кивнул.
— Я не понимаю только одного, — сказал он, тяжело вздохнув. — Как этому ничтожеству удалось вторгнуться в разум Йонгана?.. Ведь граф, по совести, был гораздо более опытным колдуном, чем я…
— Мой Советник опять говорит что-то странное, сообщила Эльга. — Он говорит, что имя графа не было похищено. Бессмыслица! Зачем тогда Йонгану…
— Нет, в этом есть смысл… — Уилар несколько секунд молчал, размышляя. — Он был связан со своими Детьми и мог почувствовать их боль. Скорее всего, он взбесился, когда мы их убили… Он решил убить или подчинить нас, а уже потом начать выяснять, кто виноват.
— Неужели он такой дурак?! — воскликнула Эльга. — Неужели он не мог просто…
Уилар усмехнулся.
— А если бы убили твоих детей?.. Или даже любимую собаку?.. Стала бы ты размышлять здраво?!
— Но…
Уилар поднял руку, призывая ее замолчать.
— Если бы даже Йонган заговорил с нами, я, скорее всего, сам бы напал на него. После того как я убил Гиллиома, Найзу и Джерхальта, а ты — Канье, доверять графу стало слишком опасно. На его месте я бы убил нас с тобой в любом случае, вопрос только — когда именно?.. Я бы постарался выбрать момент, когда гости наиболее уязвимы, но Йонган, на наше счастье, напал сразу. Можно сказать, нам повезло.
Несколько секунд он молчал, а затем заговорил снова:
— Но все это не имеет уже никакого значения. Длинная Ночь только началась, и мне предстоит еще очень многое сделать.
— Я… я могу вам чем-нибудь помочь?
— Да, — сказал Уилар. — Можешь. Теперь от тебя многое будет зависеть.
Эльга опустила руки и приготовилась внимательно выслушать все необходимые инструкции. Но Уилар произнес всего лишь одну фразу:
— Ты должна будешь находиться в этом замке до тех пор, пока я не вернусь.
Эльга изумилась. Она приготовилась услышать что угодно — кроме этого.
— Но…
— Замок Шабрез стоит на границе, — сказал чернокнижник. — Попасть в то место, которое мне нужно, можно только одним путем — через северо-восточные ворота замка. Как ты помнишь, мы вошли через юго-западные, открытые в Кельрион.
— Но почему я должна буду оставаться здесь?..
— Потому что иначе замок исчезнет, и я не смогу вернуться.
— Что?! — Эльга ошеломленно оглядела комнату.
Все выглядело вполне весомым, материальным…
— Вещей не существует, — произнес Уилар. — Миров не существует. Есть лишь великое множество представлении, своего рода устойчивых миражей, возникающих в силу того, что мы не способны воспринимать реальность непосредственно. Впрочем, и нас с тобой тоже не существует — по крайней мере, не существует таких нас, какими мы сейчас друг друга видим. Я уже говорил тебе об этом. Реальность Кельриона поддерживается великим множеством сознаний. Реальность этого замка, своеобразного крохотного мирка, созданного магией Йонгана Шабреза, на протяжении столетий поддерживал он сам и его Дети. Сейчас они мертвы, и если мы уйдем отсюда, замок растает, исчезнет, как дым, как мираж. Теперь ты понимаешь? В Кельриане будут лежать под снегом руины, которые ты видела, когда мы подъехали сюда в первый раз, днем. А вход в тот мир, который мне нужен, закроется навсегда.
— Что я должна буду делать? — спросила Эльга.
— Ничего. — Уилар встал на ноги. — Просто будь здесь, дождись меня — и все. Этого достаточно.
— А как же… — Эльга запнулась — ей очень не хотелось признаваться в том, что она боится. — А как же… слуги?
— Они уже давно мертвы. В отличие от Детей, души которых Йонган возвращал в мертвые тела, у слуг нет даже душ. Сейчас жизнь, которую граф когда-то вдохнул в упырей, покидает их. Я видел нескольких, пока шел в подвал. Они едва шевелились. Даже если кто нибудь из них и сумеет добраться до этой комнаты, ты справишься с ним легче, чем с двухлетним ребенком.
— Хорошо, — кивнула Эльга. — Но я закрою дверь на засов.
Уилар подошел к двери и уже с порога обернулся.
— Делай что хочешь, но есть две вещи, которые ты ни в коем случае делать не должна. Во-первых, ты не должна подходить к юго-западным воротам и уж тем более — открывать их. Это самое главное.
— Я и не собираюсь…
— Не перебивай меня. Во-вторых, ты ни в коем случае не должна спать. Понятно?
Эльга кивнула. Смысл второго требования был так же ясен, как темен смысл первого. После того как Уилар сообщил, что Похититель Имен прогрызает дыры в снах, как какая-то крыса или червяк, она вообще усомнилась в том, что сможет теперь когда-нибудь спокойно заснуть.
Уилар вышел из комнаты. Эльга стояла у двери до тех пор, пока его шаги не растаяли в конце коридора. Она закрыла дверь и села на кровать. Она не хотела оставаться одна, хотела, чтобы Уилар вернулся уже сейчас, и они уехали наконец из этого проклятого замка, но выбора у нее не было. Ей оставалось только ждать.
Она сидела на кровати, стараясь ни о чем не задумываться и ничего не вспоминать — кошмар, который пришлось ей пережить, людоедский обед, бой с Шабрезами, превращение, происходившее с ними после смерти, — все это было еще слишком живо в ее памяти. Она замерла — и внутренне, и внешне; она просто ждала, когда все это закончится.
Спустя несколько часов ей потребовалось выйти до ветра. В коридорах замка она наткнулась на нескольких слуг — они валялись на полу то там, то тут и начинали вяло шевелиться при ее приближении. Эльга старалась обходить их как можно дальше. Нескольких упырей, лежавших у ворот конюшни, уже начало заносить снегом — они пытались добраться до лошадей, но так и не сумели преодолеть границы охранного круга, созданного Уиларом. Эльга принесла лошадям воды, покормила их, даже поговорила с ними. Лошади стояли тихо и жевали овес медленно, будто с усилием. Они по-прежнему пребывали в каком-то колдовском оцепенении, и Эльга не знала, как их расшевелить.
Она вернулась в свою комнату, задвинула засов, легла на кровать и уж совсем было собралась лечь спать — делать все равно было нечего, — как вдруг, вспомнив наказ Уилара, подскочила на кровати как ужаленная. Встала и принялась ходить по комнате. Остановилась, рассматривая подсвечник, который дали им Шабрезы еще вчера ночью — единственный источник освещения в комнате. Пламя было бледным, призрачным и совсем холодным. Свечи горели вот уже почти сутки, но за это время уменьшились едва ли на четверть.
Когда ей надоело ходить по комнате, снова села на кровать. Ни в коем случае не спать! Эльга стала копаться в собственной памяти, пытаясь найти какое-нибудь доброе и теплое воспоминание, которое могло бы согреть ее этой длинной холодной ночью. О последних месяцах она старалась не думать. Она пыталась вызвать в памяти сад матушки Марго, ее родной дом, лицо Эда, которого она когда-то любила (или думала, что любит) — но все расплывалось, уходило куда-то, обесцвечивалось и исчезало. Она поняла, что совершенно пуста внутри, в ней как будто прогрызли дыру, через которую ушло все хорошее, что она знала и помнила. Ей нужно было поспать, чтобы забыться и восстановить силы; тогда, может быть, мир снова обретет хоть какой-то смысл. Но спать было нельзя, можно было только сидеть и ждать. А ночь между тем еще только начиналась.
…Она встала, открыла дверь, миновала анфиладу пустующих комнат, спустилась вниз, пересекла двор и отодвинула засов на воротах. Распахнула калитку. Холодный ветер бросил ей в лицо ледяное крошево. Она чувствовала, что сделала что-то очень важное, но никак не могла вспомнить — что, как не помнила и имен тех существ или сил, которым только что открыла путь в замок. Эльга стояла на пороге, тщетно пытаясь вспомнить то, что забыла. Она уже почти, почти вспомнила, когда…
…проснулась. Ужас сжал ее нутро стальными клещами. Сколько времени она провела в забытьи — минуту, час или больше? Может быть, она покинула мир яви совсем ненадолго и Похититель Имен не успел прогрызть дыру в ее сне? Потом она вспомнила содержание сна, и ей стало совсем дурно. Спотыкаясь, она бросилась к двери. Побежала по коридору, не обращая внимания на неподвижных упырей.
Луны не было, но небо прояснилось, и звезды сияли пронзительным, холодным светом. Спустившись с лестницы, Эльга увидела в темной громаде ворот прямоугольник двери, за которым можно было различить мост, засыпанный снегом. Понимая, что произошло что-то непоправимое, она перебежала через двор и закрыла калитку — но тягостное, безнадежное чувство, поселившееся в ней, еще больше усилилось после этого поступка. Она поняла, что впустила в дом что-то неосязаемое, но вместе с тем — нечто вполне реальное; оно было настолько же подлинным, насколько подлинны наши желания: она вспомнила, как Уилар утверждал, что воля и желания первичны, а мира вещей нет; вспомнила, как Марта Весфельж говорила, что не люди создают желания, а желания входят в людей — так же, как хозяйка нанизывает на нитку вяленую рыбу. Она нарушила — пусть и не по своей воле, Похититель Имен каким-то образом сумел обмануть ее — оба запрета, оставленные Уиларом. Она бросилась прочь от ворот, обратно в замок.
Взлетев по лестнице, она застыла на месте. В первую секунду она не поверила своим глазам. Затем — едва не обезумела от радости: в нескольких шагах от нее стоял Уилар Бергон. «Он вернулся! — подумала Эльга. Уилар вернулся, и теперь все будет в порядке».
— Прости, — произнес Уилар, смущенно улыбнувшись. — Прости, я забыл… как тебя зовут?
Эльга отшатнулась. Мир рухнул, раскололся на части. Кошмар продолжался. Уилар мог забыть все, что угодно, но он никогда, никогда не заговорил бы таким смущенным тоном, никогда не попросил бы прощения. Это было слишком по-человечески. А чернокнижник был совсем не таким.
— Вы… — заикаясь, произнесла Эльга. — Вы не он!.. Он не…
Все еще улыбаясь какой-то заискивающей, омерзительной улыбочкой, Уилар направился к ней. Эльга развернулась, чтобы бежать. За ее спиной должны были начинаться ступеньки, но ступенек не было, а был открытый балкон, на краю которого она стояла. Она едва сумела сохранить равновесие, отчаянно замахала руками и в конце концов отступила от края. Коридор, в который вела лестница, тоже преобразился — теперь перед Эльгой была ярко освещенная столовая. Небрежно раскинувшись в ближайшем кресле, сидел Уилар Бергон… вернее, сидело то существо, которое приняла его обличье.
— Ну что же ты, деточка, — он (оно) осуждающе покачал (покачало) головой. — Неужели ты не узнаешь своего старого доброго дядюшку? У дядюшки склероз, напомни-ка ему, — тут в голосе проскользнули требовательные, хотя и ласковые нотки, — как же тебя зовут?
Эльга бросилась вон. Замок превратился в какое-то фантастическое, невозможное сооружение; все комнаты перепутались, коридоры изгибались под немыслимыми углами, некоторые комнаты были срезаны наискосок, части заснеженного двора оказались внутри замка и наоборот — в общем, возникало ощущение, что замок Шабрезов трехлетний мальчишка разобрал на отдельные кубики, а затем неряшливо сложил обратно. Побег Эльги закончился тем, что она привалилась в какую-то дыру, оказалась на покатой крыше, заскользила по обледенелой поверхности вниз. Раскинула руки и ноги. Ломая ногти, вцепилась в лед, пытаясь удержаться.
На козырьке появилась мужская фигура. Чернокнижник присел на корточки и ласково посмотрел на нее сверху вниз.
— Деточка, — снова принялся увещевать он, — давай не будем все усложнять… Как будет уменьшительное от Эльги?.. Эля, Эльгочка… Сахарная моя, открой дяде секрет. Открой свое имя, не бойся меня, в награду… в награду ты будешь жить долго и счастливо. Честное слово.
— Чтобы ты… — Эльга захрипела. — Чтобы ты его похитил?!! Лжец!.. Уилар еще… еще до тебя доберется!
Похититель Имен тоскливо вздохнул.
— Неправильный ответ.
Он вытянул ногу, коснулся сапогом головы Эльги и резким пинком столкнул ее с крыши. Она закричала. Сердце налилось болью, попыталось, как птица, вырваться из груди. Но падала она недолго. Она рухнула не во двор, а в свою комнату: приземлившись, она проломила кровать, но подушки и одеяла смягчили удар, и Эльга, по крайней мере, осталась жива. Полуоглушенная, она кое-как выбралась из-под груды одеял. Кажется, она повредила несколько ребер. Прислонившись к стене рядом с подсвечником, ее мучитель поигрывал какой-то безделушкой.
— Мы можем заниматься этим очень, очень долго, заметил он. — Так долго, пока тебе не надоест. Деточка, окстись. Пожалей себя. Ты ведь все равно скажешь. Пожалей себя, открой дяде секрет прямо сейчас. Я никому не скажу. Обещаю.
Эльга почувствовала, что плачет. У нее больше не было сил сопротивляться. Похититель Имен делал все, что хотел, он был богом, она — никем и ничем.
— Вы ведь уже знаете… Что вам еще надо?.. Зачем вы надо мной издеваетесь?..
— Что же я знаю, Эльгочка, сахарная моя? — нежно спросил лже-Уилар.
— Вот это. Мое имя.
Он быстро подошел к ней, нагнулся. Взял за подбородок.
— Ты что, держишь меня за идиота? — проникновенно спросил он.
Эльга отрицательно покачала заплаканным лицом.
Похититель Имен все еще находился в облике Уилара, но некоторые детали уже были другими — как будто бы личина расплывалась, превращалась в гротеск, в пародию на того, кого изображала.
— Это не то имя, — сказал Похититель Имен. — Это имя я знаю уже очень давно. Оно мне не нужно. Можешь оставить его себе, если хочешь. Видишь, какой я добрый? Мне ничего для тебя не жалко. Скажи мне другое, свое настоящее имя. Ну?..
— У меня больше нет никаких имен. — Эльга вытерла слезы.
— Неправда, — с мягкой укоризной пожурил ее Похититель Имен. — Зачем ты обманываешь дядю?.. Не надо этого делать, а то дядя рассердится. Я знаю, что оно у тебя есть. Ты только скажи.
— Что сказать?..
— Что отдаешь мне имя…
— …которого я не знаю?
Похититель Имен кивнул, как человек, готовый ради своего ближнего пойти на любой компромисс.
— Пусть будет даже и так. Я ведь очень добрый и доверчивый дядя. Я даже готов поверить, что ты его и в самом деле не знаешь. Или не помнишь. Тем лучше. Если у тебя чего-то нет, значит, не так уж страшно это и потерять, правильно?
— Значит, вы хотите, чтобы я отдала его вам?
— Да-да, вот именно. — Похититель Имен зажмурился, как кот. — Повтори это еще раз. Только без «значит, вы хотите, чтобы» и не «отдала», а «отдаю». Давай, скажи это. Это же совсем просто. Даже попугай способен это повторить.
В тот момент, когда он убрал руку от ее подбородка, Эльга вскочила и кинулась к выходу из комнаты. Выскочив за дверь, она упала — коридор вдруг опустился вниз на два или три метра. Ударившись об пол, она на несколько секунд потеряла сознание. Придя в себя, увидела, что сидит в столовой, совмещенной теперь с верхней частью донжона и лабораторией Йонгана Шабреза.
Нависшая над пропастью площадка была совсем рядом.
— Ммм… ну что? — спросил Похититель Имен. Он сидел во главе стола, и его новый облик представлял собой причудливую смесь графа Шабреза и огромной саранчи. Он снял крышку с одного из многочисленных блюд, украшавших стол, отрезал кусочек, отправил в рот и тщательно прожевал. — Деточка, ты еще не поняла, что убегать от меня бесполезно?
— Поняла. — Эльга прижалась спиной к стене. Я больше не буду бегать.
— Очень хорошо. — Похититель Имен одобрительно кивнул. — А теперь ты должна кое-что сказать. Ты знаешь что.
— Нет, — сказала Эльга.
— Нет? — уточнил Похититель Имен.
Она замотала головой.
— Я думаю, вы на самом деле ничего не можете мне сделать. Это все, — она обвила глазами столовую, — мираж. Это… это сон, который вы для меня создали.
— Какая догадливая девочка, — похвалил ее Похититель Имен, промокнув жвала салфеткой. — Но кто тебе сказал, что ты, будучи во сне, не можешь пострадать? Напротив. Ты можешь остаться здесь навсегда. А поскольку ты не умеешь управлять снами, та твоя часть, которая осталась в Кельрионе, ходит по замку как сомнамбула. Как ты думаешь, что произойдет, если твое тело в то время, пока ты находишься здесь, выйдет в окно?
— Я вообще не буду больше двигаться. — Эльга обняла колени руками. — Я подожду, пока не вернется Уилар. Он меня разбудит, а вас… а вас… я даже не знаю, что он с вами сделает!
— Хм, — сказал Похититель Имен, внимательно посмотрев на пленницу. — Сдается мне, деточка, что ты не учла одной вещи.
— Какой же?
— Я могу заставить тебя двигаться.
И столовая перевернулась набок. Столы, стулья, блюда и канделябры — все полетело туда, где теперь был низ. Эльга попыталась уцепиться за стену, но ей этого, конечно, не позволили сделать. Столовую встряхнуло, как будто бы это была бутылка в руках пьяницы, тщетно пытающегося вытрясти из нее последние капли. Эльга полетела вниз, ударилась обо что-то, попыталась за что-то зацепиться — и упала на пол посреди коридора. На нее легла чья-то тень. Эльга подняла голову. Похититель Имен покачал головой.
— Вам не удастся меня запугать, — ощущая во рту собственную кровь, прошептала она. Она сказала это прежде всего для того, чтобы убедить саму себя.
— Ты так думаешь? — В руке Похитителя Имен возник длинный зазубренный нож с пятнами крови. — Откуда ты знаешь, что не удастся? Ведь я еще даже не пытался. Неужели так сложно повторить несколько простых слов? А может быть, ты плохо слышишь? Давай почистим твои ушки?.. С какого начнем? С правого или с левого? Какое тебе не жалко?.. Эй, ты что?.. Не слышишь меня? Куда ты смотришь?.. Дядя сейчас рассердится…
Эльга и в самом деле не слышала последние слова Похитителя Имен — она смотрела на то, что происходит за его спиной. Часть стены под самым потолком вздулась, превратилась в уродливый нелепый шар, похожий на оболочку, внутри которой шевелилось и росло какое-то существо. Пуповина, связывавшая шар со стеной, становилась все тоньше и тоньше, в конце концов она лопнула, и в тот же самый момент уродливый каменный бес, проткнув оболочку, упал на Похитителя Имен. Тот мгновенно позабыл про Эльгу. Истошно завизжав, он развернулся и принялся кромсать ножом тело старого беса, а тот еще больше раскрыл свою чудовищную, ужасающую пасть и вцепился в существо, не имеющее ни души, ни тела — в существо, для охоты на которых он и был натаскан Йонганом Шабрезом во времена, когда граф сам был еще человеком. Это была его законная добыча, и он не собирался ее упускать.
Похититель Имен визжал и вертелся, пытаясь вырваться из хватки старого цепного пса, но тот продолжал методично кромсать врага своими необъятными челюстями. Личина Похитителя Имен текла, как вода, он пытался принять какой-нибудь другой, более соответствующий схватке облик, но он не успевал. Каменный бес напал слишком неожиданно и успел за считанные секунды нанести врагу обширные повреждения. Главное же оружие Похитителя Имен — сны и имена оставалось бесполезным. Бесы не видели снов, а свои имена хранили у себя во рту… по крайней мере, так поступали наиболее разумные и выдрессированные из них, а данный экземпляр, без всякого сомнения, был одним из патриархов их угасающего вида. В общем, через несколько минут от Похитителя Имен остались только какие-то обрывки одежды, ошметки мяса и разбрызганная по стенам кровь. Проглотив последнюю кость, бес оглушительно рыгнул, поднял голову и посмотрел на Эльгу. Его глубоко посаженные глаза горели двумя безумными угольками. Толстых и кривых зубов было так много, что они даже не помещались во рту — несмотря на то что рот у беса был шире головы, а голова по своим размерам превосходила туловище.
Не отрывая горящих глаз от Эльги, бес оскалился и зарычал.
— Хороший песик… — Медленно-медленно отступая, побелевшими губами прошептала девушка. В смысле — хороший бесик…
Бес оглушительно заревел. Неизвестно, чем бы закончилось их общение, если бы что-то не сдвинулось в окружающем Эльгу мире. Устрашающая демоническая фигура смазалась, коридор стал чуть другим… потемнел, кровь на стенах исчезла. Эльга моргнула. Коридор был пуст. Еще несколько мгновений ей казалось, что она видит какое-то дрожание воздуха в том месте, где это ужасное, отвратительное существо спасло ей жизнь — но потом погасло и это последнее колебание, и она поняла, что снова стоит в замке совсем одна. Открыв дверь, она вернулась в свою комнату. Кровать была цела. Значит, она проснулась? Это Кельрион? Тут Эльга вспомнила, что замок Шабрезов не находится в Кельрионе. Тогда что это? Реальность? Или еще один сон? Но ведь и Кельрион — это тоже сон.
«Если это миры, — подумала Эльга, — то между ними должна быть какая-то граница. Но между снами ее может и не быть… Может быть, иногда один сон просто переходит в другой и наоборот…»
Она закрыла дверь и легла в кровать. Похититель Имен мертв, и она может спать сколько угодно. Во всяком случае, до тех пор пока не вернется Уилар…
…Она так и не смогла заснуть.
Прошло немало времени, прежде чем она поняла, что в комнате она находится не одна. Похититель Имен пугал ее разными человеческими страхами — высотой, болью, бессилием, но сейчас рядом находилось то, по сравнению с чем и Похититель Имен, и растерзавший его бес были не более чем шутами, мальчиками на побегушках. Свечи вдруг начали чадить, волшебный огонь потух, и тьма — та самая тьма, которая так долго играла с Эльгой, как кошка с мышкой, заполнила старую башню.
Эльга ощутила невыносимое давление, ужас, она стала задыхаться. Она смотрела во тьму, но не видела ничего; тьма в ответ смотрела на нее и видела ее всю, целиком, со всеми ее слабостями и страхами. Этому давлению невозможно было сопротивляться, Эльга отступала все глубже, закрывалась в себе, пытаясь сохранить хоть что-то, но тьма шествовала за ней по пятам.
— Беги отсюда, — прошептала тьма. Эльга отчаянно замотала головой. Она понимала, что сейчас ее раздавят и разорвут на части. Но пока этого еще не произошло, она не уйдет. Потом, когда ее раздавят может быть. Но не сейчас. Она не помнила, почему должна оставаться в этом замке, тьма почти поглотила ее разум… Она помнила только, что это очень важно.
— Кому ты хочешь помочь? — Голос был жуток — очень низкий, на пределе слышимости, гулкий шепот. — Уилар спас тебя для того, чтобы принести в жертву. Ты знала это всегда. Он отнимет твою жизнь, выпьет твой Дар. Для чего еще ему понадобилось приводить тебя в это место?
— Не знаю… — прошептала Эльга.
— Нет. Знаешь.
— Он… — Она остановилась. Что она могла сказать? Что он любит ее? Это даже не смешно. Что он ее друг? Это явная ложь. Что она ценна для него, хотя и не понимает почему? Но ведь силу и себя самого он ценит куда выше. Она искала — и не находила ничего, что могло бы защитить, закрыть ее от тьмы.
— Он… — Эльга запнулась, а потом произнесла ту единственную, жалкую и смехотворную причину, которую она смогла отыскать:
— Иногда он… относится ко мне… почти как к дочери.
Темнота рассмеялась.
— Как к дочери? — повторила она. — У него уже была дочь. Она прожила всего четыре дня. А потом он убил ее.
— Нет!.. Я не верю…
— Ты знаешь, что это правда. Тебе ведь не нужен Советник, чтобы знать. Он убил свою дочь на четвертый день, потому, что четыре — это то же самое, что и тринадцать. Ему нужна была особенная душа — такая, в которой заключался бы Дар, сродный его собственному. Ему хотелось сделать необыкновенный, удивительный Предмет Силы. Но ему, конечно, было жаль расходовать на такую вещь свою собственную душу. И он заплатил женщине, зачал ребенка и заботился о матери, пока она вынашивала его дочь. И когда ребенок родился, он убил свою дочь для того, чтобы использовать ее душу. Это был очень сложный обряд, но он справился — ведь он же такой талантливый, правда? Он создал то, что хотел. Он создал…
— Нет!..
— …Скайлаггу.
— Я не верю!
— Он не пощадил свою дочь, не пощадит и тебя.
— Я знаю тебя, — тихо сказала Эльга. — Ты притворяешься тьмой, но ты — только пена на ее поверхности. Когда ты был человеком, тебя звали Климединг. А теперь ты — ничто.
Тьма снова рассмеялась.
— Он предал меня, он убил свою дочь, убьет и тебя. Беги, пока не поздно!
— Я не верю!..
— Ты ведь знаешь — это не ложь.
— Я все равно не верю! — Почувствовав прилив сил, она села на кровати. Она наконец-таки нашла щит, которым могла закрыться от тьмы. — Ты можешь говорить все, что угодно! Но я тебе не верю, понятно?! А ему — верю! Что бы ты ни говорил!
— Глупая маленькая девочка. — Шепот стал тише. Ты выбрала неподходящий объект для своей веры. Такая самоотверженная, такая беззаветно преданная… Кому? Людоеду? помнишь, как он ел человеческое мясо вместе с Шабрезом? Как он издевался над тобой? Как принес в жертву Хальзаане монаха? Неужели ты так быстро все это забыла?
Эльга выпрямилась.
— А еще я помню, как он меня спас.
Она выставила руки, будто хотела таким образом отгородиться от тьмы.
— Я не желаю больше тебя слушать! — отчетливо произнесла она, отвоевывая ту часть души, которую так легко, почти без боя, едва не уступила Климедингу. Убирайся прочь!
— Ты думаешь, что сможешь прогнать меня? — прошептала тьма.
— Тебя нет! — Ей казалось, что каждое ее слово — еще один круг, еще один слой той стены, которой она хотела отгородить себя от мира. — А если это не так попробуй-ка прийти сюда и забрать мою душу! Посмотрим, осмелишься ли ты! Я думаю, что нет. Ты не сумеешь! Тебя нет!
— Я приду за твоей душой, — пообещала тьма. — Не сейчас, нет… но очень скоро.
И сила, едва не раздавившая Эльгу, отхлынула. Давление исчезло. Она чувствовала, как отступает Климединг, и знала, что сегодня ей удалось победить. Она победила потому, что не позволила победить ему. И еще она поняла, что если раньше Климединг попросту не замечал ее — Эльга интересовала его только как возможное оружие против Уилара, — то теперь все изменилось. Она осмелилась не подчиниться ему, осмелилась устоять перед ураганным напором его силы, посмела противопоставить его воле, проникающей в сотни миров, свою жалкую и хрупкую веру. Теперь он не удовлетворится преследованием одного Уилара. Даже пожрав своего неверного ученика, он продолжит охотиться за Эльгой — до тех пор, пока не слопает ее и не подчинит себе.
Эльга долго лежала без сил. В конце концов она впала в какое-то полузабытье. Ветер нес ее куда-то, баюкал на своих хрустальных крылах. Там, в своем полусне, она увидела ветхое помещение и Уилара, что-то рисовавшего на полу концом Скайлагги. Воздух дышал разложением. Тьма шипела, обещая ему гибель, но он не обращал внимания на ее шепот. Закончив узор, он снял с пояса мешочек с остатками серебристого песка и рассыпал его по линиям. Затем он разделся, отложил Скайлаггу в сторону и лег в центр рисунка.
Эльга увидела, как помещение зашаталось, и загремели раскаты грома, и вот — часть пола, на которой лежал Уилар, начала подниматься, превращаясь в длинный стол. Уилар занимал на столе центральное место, но, кроме него, здесь еще были чаши и кубки, ножи и кувшины. Эльга увидела, как гости усаживаются на свои места — семеро отвратительных демонов и множество тварей поменьше. Эльга узнала двоих — льдистого призрачного Стража, говорившего с Уиларом в храме Хальзааны, и мертвеца, возвращенного к жизни в оскверненном источнике Альфхейма. Но были и другие, уродливые и отвратительные, ни в чем непохожие друг на друга. Было какое-то существо, подобное рыбе с длинными шипами, вооруженное также копытами и когтями, был повешенный с веревкой на шее и петушиными ногами, был призрак с широкой пастью и клювом, обнаженная женщина, из спины которой росли тонкие иглы, багровоглазый демон с кожистыми крыльями и крысиным хвостом. Издавая хриплые крики, они бросились к обнаженному телу Уилара и разорвали его на части. С огромным удовольствием они ели его мясо, лакали его кровь, дробили его кости, чтобы добраться до мозга. Долгое время не было слышно ничего, кроме возбужденного чавканья и жутких, почти звериных возгласов на языке, которого Эльга не понимала. Когда же была выпита кровь и вместе с кожей съедено мясо, демоны стали бросать расщепленные кости в большой кувшин, стоявший на краю стола. Побросав туда все, что можно, они по очереди сплюнули в кувшин и закрыли его крышкой. Кувшин несколько раз вздрогнул — Эльге показалось, что в нем что-то варится. Марево, образовавшееся из испарений, затянуло комнату. И вот крышка упала, и из сосуда в клубах поднялся Уилар Бергон. Демоны пропали. Глаза Уилара были полузакрыты, и он не дышал; он казался монолитной статуей, наполненной какой-то новой, неведомой силой. Испарений стало слишком много, и все исчезло в клубах ядовитого пара. Видение погасло, и Эльга открыла глаза.
Откуда-то она знала, что ночь прошла и близится утро. Она вышла из комнаты, спустилась вниз и, кутаясь в плащ, приблизилась к северо-восточным воротам — тем, через которые ушел Уилар и через которые он должен был вернуться. Было еще темно. Через несколько минут она услышала легкие шаги, затем увидела черную фигуру, поднимающуюся к замку по узкой горной тропе. Она ждала его, не ощущая ничего — ни радости, ни нетерпения, ни каких-либо иных чувств. Ночь выжала ее без остатка.
Уилар подошел к калитке. Остановился в шаге от Эльги. Девушка посмотрела ему в глаза. Лицо чернокнижника было как всегда бесстрастно, и лишь в глазах таилось своеобразное удовлетворение — что-то близкое к благодушному настроению сытого паука. Кроме того — Эльга теперь уже наяву, а не во сне, ощутила это — в нем что-то изменилось. Казалось, он обрел какую-то завершенность, какую-то частицу, которой ему не хватало для того, чтобы стать тем, кем он хотел стать… или перестать быть тем, кем он быть не хотел?.. Эльга не смогла бы ответить на этот вопрос.
Уилар еще не знал, что произошло в замке во время его отсутствия, но он почувствовал что-то неладное. Спросил — тоном, который Похититель Имен не сумел бы подделать при всем желании, — сочетая в своем голосе бесконечное презрение к окружающему миру и бесконечную уверенность в том, что этот мир принадлежит ему одному:
— Что произошло?
Эльга не стала отвечать. Она открыла свой разум, и знание, как неслышный аромат, потекло от нее к нему.
Несколько минут они молча стояли друг против друга. Эльга ничего не стала скрывать.
— Климединг сказал, что вы убили свою дочь, произнесла она после того, как Уилар узнал все, что хотел. Она говорила устало и безразлично, и даже самое чуткое ухо не могло уловить, что за безнадежностью еще тлеет крошечный огонек надежды — обреченной и глупой, больше похожей на безмолвную мольбу. — Он сказал, что вы сделали это, чтобы из ее души создать Скайлаггу. Я ему не поверила. Он ведь… солгал?
— Нет, — сказал Уилар. — Это правда.
Она почти физически ощутила, как лопнула последняя нить, связывавшая ее с этим человеком. Да и человеком ли? Он долго пытался убедить ее в том, что он не человек. В конце концов ему это удалось. Она не знала, как теперь к нему относиться. Его невозможно было даже ненавидеть. В нем и в самом деле не осталось ничего человеческого.
— Объясните мне только одно, — тихо попросила она. — Только одно… Для чего вы взяли меня с собой? Вы меня сейчас убьете? Я не убегу. Только скажите. Пожалуйста. Я хочу понять.
— «Убью»? — повторил Уилар. — Ты действительно думаешь, что я тащил тебя через весь материк только для того, чтобы прирезать в этом рассыпающемся замке? — Чернокнижник пренебрежительно усмехнулся. — Я вижу, Климединг неоправданно повысил твою самооценку.
— Тогда почему? Для чего я вам нужна?
Уилар отвернулся, несколько секунд молчал, а затем сказал:
— Для того, чтобы вернуть долг.
— Что?..
— Нельзя безнаказанно забирать что-то из мира, ничего не отдавая взамен. Поступать так — значит идти по пути саморазрушения. Двадцать лет тому назад я создал Скайлаггу, но с тех пор мой собственный тэнгам с каждым годом медленно вытекал из меня — по крупице, по капле… Не имеет никакого значения, что я убил столько людей, что давно потерял им счет — тот раз был особенным. Я постепенно терял Дар. Мои способности к поглощению чужой силы только усиливались, но все остальное… в конце концов я бы умер или превратился в кого-нибудь вроде Шабреза или Климединга. Дело не в морали, а в балансе силы… Можно нарушать чужие правила, но нельзя безнаказанно нарушать свои собственные. — Уилар снова замолчал. Но потом у меня появился шанс вернуть долг. И я его вернул. Ты моя дочь, хочешь ты того или нет. В Эллиуне я дал тебе жизнь, и я заботился о тебе, пока ты росла.
— Но вы меня не любите. И я вас — тоже.
Уилар пожал плечами.
— Это не обязательно.
— Я думаю по-другому.
— Думать тебе никто не запрещает, — согласился чернокнижник.
Эльга опустила голову. Ну как прикажете разговаривать с этим нелюдем?
— А если я захочу уйти? — спросила она.
Его лица она не могла видеть в этот момент — а если бы даже и видела, вряд ли обнаружила бы какие-то изменения во всегдашней бесстрастной маске. Но она заметила, как побледнели костяшки пальцев, сжимавших Скайлаггу.
— Я тебя никогда не держал, — тихо сказал Уилар. Больше они не сказали друг другу ни слова до тех пор, пока не покинули замок. Собирая вещи, Эльга из Греула думала о том, что ее ждет. Она вдруг поняла, что даже если бы Уилар захотел, он бы не сумел заставить ее остаться. Она поняла, что свободна. Свобода была почти так же страшна, как тьма, этой ночью едва не забравшая ее душу. Она могла уйти в любой момент — забрать свои вещи и уехать на своей лошади и не важно, что лошадь и вещи купил Уилар. Зима бы не остановила ее — если бы она захотела, да, если бы она действительно захотела, в лесу наступило бы лето… или хотя бы весна или осень. Она могла уйти, но… Эльга не была уверена, что освободится наконец от общества ее демонического спутника — это действительно то, что она должна сделать. У нее не было никого, к кому она могла пойти. Так и не сделав выбора, она отложила решение этого вопроса на потом.
Навьючивая лошадей, Уилар Бергон тоже думал о своем будущем. Он думал о войне и смерти, о полчищах демонов, стерегущих цитадель Климединга, о шээлитах и святом городе Сарейзе, который он некогда поклялся разрушить, думал о Скельвурах, войны с которыми не хотел — но не находил способа избежать. Он не думал о тьме, потому что тьма была с ним и он сам был тьмой. Еще он не думал о свете, потому что свет был совсем рядом — что-то совсем хрупкое, что невозможно удержать и очень легко потерять… что-то, похожее на тонкую сероглазую девочку, которая не знает еще и сама, покинет ли она Уилара Бергона или останется с ним.
Они выехали из юго-западных ворот перед самым рассветом. Они проскакали по подъемному мосту, не видя, как за их спинами восходящее солнце превращает ночь — в день, а пустой замок Шабрезов — в занесенные снегом руины.