– Потише, Наташа, могут услышать, - предупредила мать, приподнимая кончик занавески и посматривая на улицу. Наташа как-то сразу погрустнела, словно беззаботная юность, вернувшаяся вместе с Акимом и во власть которой она попала на минуту, испугавшись, ушла от нее.
Через некоторое время Аким уже сидел за столом, уминая за обе щеки кашу.
Наташа, глядя на него, вновь оживилась...
– Аким, а помнишь нашу избачиху?
– Шуру-то? Ну а как же!..
– Мы с ней вечно из-за книг ругались...
– Помню, конечно. А почему ты - об этом?..
– Не знаю...
– А ты помнишь, Наташа, пионерский лагерь?
– Еще бы!.. Пионервожатой у нас была Шура. Какая девушка! Сколько она рассказывала нам интересного, а сколько песен мы пропели с ней!.. Вот так и стоят передо мной - Шура, пионерский галстук... И все такое - наше...
– А где теперь Шура? - спросил Аким.
Губы Наташи покривились, дрогнули.
– В Германию угнали, на каторгу.
Аким обнял девушку и крепко прижал к своей груди.
– Не надо, Наташа. Не плачь, родная. Вернется Шура. И будут опять книги, и все будет...
Утирая слезы и глядя ему в лицо, Наташа попросила:
– Ты прости меня. Уж очень все обидно, больно... Я сейчас... Ведь я только ночью прихожу к маме, да и то не всегда.
– Что так? - удивился Аким.
– Фашисты на девушек облавы устраивают. В Германию увозят. Ты слышал песню "Раскинулись рельсы далеко..."?
– Конечно, слышал. У нас красноармейцы ее поют.
Аким увидел, как губы девушки опять дрогнули. Должно быть, ей стоило больших усилий, чтобы сдерживать себя и не расплакаться.
– Так что же?.. Всех девушек и ребят они угоняют? - Аким озабоченно посмотрел на Наташу.
– Нет, не всех. Есть еще лазейка, в которую ускользают наши ребята и девушки. Женятся и выходят замуж. Таких фашисты пока не увозят. Горе одно. Пятнадцатилетние женятся...
Аким насторожился. Об этой "лазейке" он не раз слышал в освобожденных селах. Уж нe хотела ли Наташа воспользоваться ею?
Но она отгадала его мысли:
– Ты, пожалуйста, не подумай, Аким, что я хочу заставить тебя остаться. Я ведь комсомолка, врагам не поддамся. Мне в лесу дела найдутся. Сейчас мы получили приказ побольше беспокоить фашистов... Ой, Аким, и несдобровать же им на нашей земле!..
– Разумеется. А помнишь, Наташа, как директор школы нам говорил, когда мы еще были маленькие: "Завидую вам, ребята!"
– Павел Федорович жив. Он партизанит.
– Увидишь - привет ему от меня самый большущий.
– Обязательно. А как он возил нас в Харьков на экскурсию!.. На Тракторный... Павел Федорович в белом костюме - светлый такой!.. Шли по городу и все время пели!.. О, до чего ж было хорошо, Аким!..
– И опять будет так. Еще лучше будет, Наташа!.. Ох, чего только мы не понастроим!.. А как мы с Колькой Володиным мечтали...
– Не говори о нем, Аким, забудь его, - торопливо перебила Наташа. -Не стоит он того, чтобы о нем вспоминали...
– Почему? - удивился Аким. - Он ведь погиб на фронте.
– И вовсе не погиб. Он жив. Женился на Стешке Лунченко и теперь живет в ее доме...
Это не укладывалось в голове Акима. В сентябре 1942 года они вместе с Николаем ходили в разведку. Не вернулся тогда только один Николай, и все были убеждены, что он либо убит, либо тяжело ранен, лежит где-нибудь на сухой земле, задыхаясь в горькой полыни. В ту же ночь все отправились на поиски. Аким вместе с другими разведчиками исползал под огнем вражеских пулеметов всю нейтральную полосу. Володина так и нe нашли. Тогда разведчики потеряли двух бойцов, наскочивших впотьмах на немецкие мины. А тот, которого они так разыскивали, оказывается, к Стешке...
– Так что же он делает в селе? Наверное, в полицейские пошел?
– Нет. Он не стал полицаем. Живет затворником. И непонятно, кого больше боится - своих или немцев.
Наташа смолкла. Молчал и Аким. Потом он поднялся и через силу улыбнулся.
– Ну, Наташа, мне пора... Вот и повидал тебя...
Она побледнела, темные глаза ее заблестели. Глотая слезы, она не отпускала его руку, прижимала ее к себе.
– Как же это?.. Так скоро... Ведь ты мне еще ничего не сказал о себе. Останься, Аким!.. Ну еще немного!.. Плечи девушки затряслись.
– Не надо, родная. Помнишь, мы обещали быть сильными.
Он смахнул с ее горячих щек слезы и крепко поцеловал в мокрые ресницы, в припухшие теплые губы. Говорил уже ровно, спокойным голосом, хотя это ему стоило больших трудов:
– Школу сохранить надо, Наташа. Подбери смелых ребят... Пусть организуют охрану, когда фронт будет приближаться к селу. Как бы фашисты не взорвали в последний момент... А за меня не бойся. Меня пули за километр обходят...
– Я провожу тебя до леса, Аким.
– Не надо, Наташа. Мы будем скоро вместе и уж тогда никогда не расстанемся.
Они обнялись в последний раз.
Наташа слышала, как в коридоре прогрохотали его сапоги. Потушив лампу, она подбежала к окну. Но на улице было темно, и девушка ничего не видела. До нее доносились только сдержанные голоса - это Аким прощался с матерью, еще раньше вышедшей посторожить. Затем скрипнула калитка, и сразу все смолкло.
Стешкина хата стояла на отшибе, у самого берега реки, скрытая вишневыми деревьями. Ее не было видно со стороны. Но Аким нашел хату без особого труда.