– Выбрали было другого, посильнее, так вот этот парень чуть не расплакался. Пчелинцев это. Дружка своего, Уварова, хочет встретить.
– Может, их и в живых уже нет... - кивнул в напряженную тишину боец-разведчик.
Марченко сердито посмотрел на него. Боец замолчал. Разведчики ждали, всматриваясь в темноту.
Над самым Донцом, чуть ли не касаясь глади реки, с металлическим звоном пролетел железник.
– Тю ты... проклятый. Не боится...
– Закурить бы...
– Этого еще не хватало!..
И опять тишина. Натянутая, звонкая.
Когда перевалило за полночь, на той стороне легонько всплеснула вода -так плещется на зорьке сазан. И сразу все поняли: "Едут!" Сначала на воде показалось темное пятно. Оно медленно приближалось. Потом вырисовалась форма лодки, бугрились над ней фигуры разведчиков.
– Едут, они!..
– Тише ты!..
Лодка, прошуршав в камышах, мягко ткнулась в песчаный берег. Солдаты вбежали в воду, подхватили разведчиков под руки, утащили в окоп. Только о сапере забыли. А Пчелинцев не спеша укрыл лодку, забросал ее срезанным камышом, постоял в глубокой задумчивости и медленно пошел от реки. Вскоре его маленькая фигура растаяла в темноте.
Разведчики гуськом шли по окопам. Где-то, казалось совсем рядом, раздались пушечные выстрелы, и несколько снарядов, мигом перемахнув Донец, один за другим упали неподалеку.
В траншеях разведчиков встретил боец, посланный командиром стрелковой роты.
– Я вас проведу, - сказал он.
– А где командир роты? - спросил Марченко.
– У себя в блиндаже, - ответил солдат.
– Что же тут у вас произошло без нас? - спросил у бойца Шахаев, снимая сапог и выливая из него зачерпнувшуюся еще у того берега воду.
– На ту сторону переправлялись. Бой вели.
– Ну и как?
– Что - как?
– Как же бой-то?
– Оно бы ничего. Переправились как есть все. И высоту отбили. И вдруг приказ - отходить. Зачем переправлялись, не понять. Только кровь пролили... Скоро, должно, опять пошлют туда...
– А может быть, нужно было вести этот бой?
– Может, и нужно, кто знает,- быстро согласился солдат.- Только людей-то жалко...
Он не договорил. Снова раздались пушечные выстрелы, и опять несколько снарядов один за другим упали неподалеку, обдав своим горячим дыханием лица солдат. Молодой пехотинец уже лежал на дне окопа, уткнув голову в патронную нишу.
– Ну, веди. Эй ты, орел! - Сенька не совсем ласково пнул бойца в спину.
Тот встал и, ошалело взглянув на Ванина, проворчал:
– А куда торопишься? Думаешь, там не стреляют?
– Я ничего не думаю. Веди к командиру роты.
– Что ж, пошли... Только вы у него все не поместитесь, тесно там.
Наконец добрались до блиндажа командира стрелковой роты. Вход в этот блиндаж был закрыт трофейной плащ-палаткой, сквозь которую чуть-чуть пробивался свет. Кто-то, должно быть сам ротный, разговаривал по телефону. Доносился хриплый, простуженный голос:
– Сорок активных... Что?.. Уже проверил... Да, да, пришлите побыстрей... Говорю, что еще днем все проверил!.. Хорошо...
– Здесь можете передохнуть,- сказал разведчикам Марченко.- А вы, товарищ Шахаев, пойдете со мной. Доложите о выполнении задания.- И, не заходя в блиндаж, лейтенант в сопровождении Шахаева пошел дальше.
Боец-проводник просунул голову под плащ-палатку.
– Товарищ старший лейтенант! Разведчики с того берега тут.
– Хорошо! Пусть заходят, майор Васильев уже звонил, спрашивал о них,-раздался в ответ хриплый голос.
Отогнув плащ-палатку, разведчики один за другим пролезали сквозь светящуюся щель. Кряхтел Пинчук, в три погибели изогнулся Аким, и только Сенька проскочил в эту дверь без всяких затруднений.
Маленький, наскоро сооруженный и так же скоро обжитый блиндаж походил на коробку с сардинами - так много было в нем людей. Добрая половина бойцов уже спала. Возле лампы, сделанной из снарядной гильзы, сидели друг против друга двое, сложив калачиком ноги, так как вытянуть их было некуда.
– Ну вот, товарищ Финогенов, поздравляю вас с получением комсомольского билета. Надеюсь, оправдаете высокое доверие...
Сказавший это приветливо смотрел на бойца; солдат держал в руке новую серую книжечку и как-то робко улыбался.
В говорившем Сенька узнал капитана Крупицына - помощника начальника политотдела по комсомолу. Это он, когда были тяжело ранены командир батальона и его заместитель, взял командование на себя и овладел высотой. Ванин познакомился с ним еще на Волге, когда Саша Крупицын вот так же, в крохотном блиндаже, вручал и ему комсомольский билет, а потом вместе с разведчиками ходил за "языком".
Крупицын считался самым оперативным работником политотдела. Его редко видели в штабе дивизии. Целыми сутками пропадал он в окопах, среди солдат, без которых, казалось, он не мог прожить и одного дня. Захватив с собой полевую сумку, туго набитую членскими билетами, он отправлялся в полки, пробирался прямо на передовую, в роты, и тут же, где-нибудь в траншее или окопе, помогал комсоргам организовывать прием молодых бойцов в комсомол. Нередко он помогал писать заявления, находил рекомендующих, а иногда и сам рекомендовал. Заполняя членские билеты, Крупицын ставил свою заковыристую подпись и тут же их вручал. Иногда это происходило перед самым боем, и часть выданных им книжек на другой же день возвращалась обратно. Эти билеты были новенькие, бережно обернутые в пергаментную бумагу, с короткой пометкой: "Убит".
Здороваясь с Крупицыным, Сенька неожиданно сообщил:
– А у нас погиб один... Уваров его фамилия.
– Я знаю, слыхал уже,- сказал капитан.
– От кого это? - удивился Ванин.
– Сапер один сейчас сюда забегал. От него и узнал.
– А-а, Пчелинцев... Мы ему еще на том берегу об этом сказали. Встречал он нас. Дружил с Уваровым...- голос Ванина оборвался.