-- От Акима?! Жив!!! -- сразу понял он, то краснея, то покрываясь бледностью. -- Товарищи... Дорогие!.. Чего же вы молчите? Неужели жив!.. Это Вера принесла?! Вот молодец!..
-- Да читай же!.. Чего ты раскричался? -- поторопил его Камушкин.
Ванин развернул листок и, с трудом овладев собой, стал читать знакомое уже разведчикам письмо:
"Мои хорошие друзья, я -- жив! Жив, черт побери!.. Назло всем смертям -- жив!.. Где вы теперь, мои славные товарищи? По сводкам вижу, летите, как на крыльях, к границе. Далеко вы ушли от меня. А я нахожусь в госпитале в Саратове, в Сенькином городе, и все думаю о вас. Вы, наверное, считали меня погибшим. Но вы не учли одного обстоятельства: я не хочу умирать. Я хочу жить! И, как видите, выжил. Собственно, я всегда считал, что ни одна пуля меня не возьмет. Спасла меня, друзья, одна колхозница, Авдотьей ее зовут. Нашла у себя в огороде, в подсолнухах, где я лежал, потеряв сознание от тяжелого ранения в грудь. Укрыла в погребе, а когда пришли наши войска, сообщила какой-то медицинской сестре. И я был отправлен в госпиталь. Но об этом расскажу подробнее, когда вернусь. А это будет скоро! Так что писем мне не пишите. Они меня уже не застанут.
Жму крепко ваши солдатские руки и обнимаю вас всех.
Ваш Аким.
1 марта 1944 года г. Саратов".
Сенька поднял голову, и все впервые увидели в его озорных глазах прозрачные камельки. Он быстро смахнул их рукой и, переборов минутную слабость, спросил:
-- А тебе он разве... не написал, Наташа?
На него лукаво смотрели большие темно-синие глаза.
Разведчики хитро улыбались.
-- Да что с вами, в самом деле? -- не понимал Сенька.
В эту минуту в дверях показался высокий и худой солдат с новенькими ефрейторскими нашивками на погонах. Очки на его ястребином носу блестели.
-- Аким?! -- заревел Ванин. -- Акимка, чертяка!.. Вот те на!.. -подпрыгнув, он обнял друга за шею. -- А как же письмо?..
-- Вот, Вера принесла. А я следом за ней пришел. Вхожу в дом, смотрю -читают.
-- Аким... -- Сенька вдруг замялся, погрустнел. -- Ты... ты, знаешь что... прости меня. Я был не прав...
Аким порывисто обнял своего беспокойного приятеля:
-- Это ты о чем?.. Ну, вот еще выдумал!.. Собственно, что ты... в самом деле?.. Не надо об этом, Семен!..
Они смотрели друг на друга, не скрывая своей большой радости.
Разведчики уселись за стол, Пинчук обещал их вкусно покормить.
Шахаев не торопился к столу, он сидел на подоконнике и молча наблюдал то за Акимом, то за Наташей. Он видел, как горячая кровь приливала к ее счастливому лицу. Лицо ее все время менялось -- Наташа смотрела на Акима то с удивлением, то с безмерной радостью.
Пировали до самого обеда. Пинчук расщедрился и угощал разведчиков такими закусками, о наличии которых на складе старшины солдаты и не предполагали. Кроме общей радости, вызванной выходом наших войск на государственную границу и возвращением Акима, у Петра была еще своя, отдельная радость. Юхим удивил его новым письмом: завхоз построил-таки саманный завод и восстановил колхозные конюшни. Не ожидал Петр от Юхима такой прыти!..
На столе появились куличи, крашеные яйца, золотое виноградное вино в глиняных кувшинах. Это угощали своих освободителей молдаванки, одну из которых Вера уже приревновала к Сеньке. Кузьмич, красный и по-детски счастливый, и Пинчук по очереди произносили тосты. К концу торжества оба они уже хрипели.
Аким и Шахаев не пили. Первому не велели врачи, а второй вообще не любил вина. Они незаметно вышли из комнаты и спустились в сад. Там было прохладно, свежо. Забаров, необычно торжественный, стоял под яблоней и о чем-то оживленно разговаривал с майором Васильевым. Федор то и дело показывал в сторону реки и улыбался. Глубокие морщины на его лбу разгладились. Аким и Шахаев зашли в беседку, присели у маленького круглого столика. Парторг расстегнул полевую сумку и достал оттуда небольшой помятый лист бумаги.
-- Мое заявление? -- удивился Аким.
-- Твое. Может, допишешь?..
Аким с глубокой благодарностью посмотрел на скуластое лицо парторга, потом на его почти белые волосы. "Как он постарел", -- подумал Аким и сказал:
-- Давай... теперь допишу.
Из дома вышли в сад и остальные разведчики. Ванин искал глазами Акима. Но, заметив, что он беседует с парторгом, решил не мешать. Взяв Камушкина за руку, он побежал к краю сада. Спустившись по каменной лестнице, они неожиданно столкнулись с Бокулеем. Румын в глубокой задумчивости всматривался в правый берег. Его большие губы что-то шептали.
-- Бокулей! -- окликнул его Ванин. -- Вот ты и добрался до своей родины!
Румын вздрогнул и обернулся.
-- Шпасибо!.. -- сказал он вдруг. -- Шпасибо, Сенька!..
Ванин приосанился: он хорошо знал, за что его благодарит этот иноземец.
-- Получай свою Румынию, Георгий, да помни: никаких чтоб антонесков в ней больше не было!.. Понятно?
Румын часто и утвердительно закивал головой.
-- То-то! -- продолжал торжественно Ванин. -- Гляди же, как бы снова не послали тебя Транснистрию завоевывать!.. Следи там за министрами-то своими!
-- Бун, Сенька, бун!.. Карашо!..
Бокулей и Сенька сами не знали, как взяли друг друга за руки.
-- Сегодня ночью пойдешь с нами на тот берег?
-- Бун! Карашо!
-- Ну, будь здоров!
Сенька и Бокулей распрощались. Ванин и Камушкин остались одни. Позади, вся залитая солнцем, лежала огромная, необъятная страна, теперь уже навеки освобожденная. А там, за рекой, краснели черепичными крышами домики чужой земли, на которую они ступят ночью.
Камушкин тихо заговорил:
-- О Татьяне и Витьке подумал сейчас... Помнишь Веселую Зорьку? Хорошо ведь: ничего сейчас они не боятся, кругом свои люди, солнце!.. И Витька бегает по саду, весь в белых вишневых лепестках... Хорошо!..
-- Хорошо... -- согласился Сенька, а сам все смотрел и смотрел на ту сторону. -- Вот мы и пришли, Вася! Вася, ты видишь: во-он синеют горы!.. На них заберемся и выше!..
Граница! Сколько думал о нeй Сенька!
Вдруг ему показалось, что все случилось чрезвычайно просто и буднично. Вышли на границу -- и все. Почему так тихо? Отчего не гремят оркестры, не салютуют пушки? Нет, он должен как-то отметить это великое событие!..
Сенька вскинул автомат. Высоко поднял его над головой и дал три длинные очереди. Эхо отозвалось в саду дробным стуком, перекинулось через границу.
-- Ог-го-го-го-го-о! -- заорал Ванин.