- Какому еще объявлению? - уже совсем подозрительно спросила женщина.
- Насчет уроков музыки.
- А ну вали отсюда... - начала женщина, но тут же изменилась в лице, и Алексей понял, что она, не сказать чтобы пьяна, но явно подшофе. - Постой, постой... И на какой музыке ты играешь?
Это шло уже по тексту.
- Могу на любой, но все больше на валторне... Женщина схватила Алексея за рукав и втащила в длинную, узкую прихожую.
- От Гриши, да? - быстрым полушепотом спросила она.
- Да. Он просил...
- Т-с-с, тихо... Потом расскажешь. Соседи проклятые...
Она уже тащила его по бесконечному коридору.
- У меня гости сейчас. Ты при них тоже особенно не того, хотя люди хорошие, и Гришу помнят. Я скажу, что ты оттуда, по одежке видать, но про остальное только когда уйдут... Есть хочешь?
- Да не отказался бы, - сказал Алексей, за день съевший только пирожок со стаканом газировки.
- Вот и хорошо... Ты свой клифт лучше в коридоре оставь. Тебя как звать-то?
- Алексеем.
- А вот и Алексей, друг нашего Григория Семеновича! - объявила женщина, вталкивая Алексея в комнату.
Сквозь дым он толком не разглядел ни лиц, ни обстановки. За столом сидела небольшая, но уже вполне веселая компания.
- О-о-о!
- Как там Гришенька?
- Гостям рады!
- Штрафную ему!
- Какой хорошенький мужчинка!
- Спасибо, спасибо, - говорил Алексей, подталкиваемый к столу. - Гриша хорошо, здоров, хлеборезом работает, вам велел кланяться, с удовольствием, спасибо, за ваше здоровье!
Он махом осушил полный стакан удивительно приятной водки и только после этого сел на подставленный стул.
- От это по-нашему!
- Закусить ему! Надь, где тарелки?
- Огурчика!
Минут пятнадцать Алексей ел, что подкладывали на тарелку: салаты, мясной и овощной, студень, шпроты, ветчину, - запивая ситро, односложно отвечая на вопросы и опрокидывая рюмочку после каждого тоста. Потом он откинулся на спинку стула и в охотку закурил. Сидевшие за столом уже обрели для него лица. Высокий лысый мужчина в очках и полувоенном кителе, типичный комендант. Толстая женщина в дорогом бархатном платье. Шумный, размахивающий руками еврей, чуть напоминающий шимпанзе. Хозяйка в вышитой кофточке. Еще одна женщина, помоложе, примерно сверстница Алексея, длинноносая, в мелких химических кудряшках. Рядом с ней упитанный брюнет, совсем мальчишка, румяный и усатый, но очень застенчивый. Алексей вступил в разговор уже активно.
- И что, действительно музыкант? Что кончал? - допытывался у него веселый еврей.
- Учился в консерватории. Дошел до третьего курса.
- Много лабухал?
- Приходилось. - Алексей невесело усмехнулся.
- Эдичка не просто так спрашивает, - пояснила толстуха. - Он у нас, и сам это... как его... концертмейстер.
- Эллочка, ты не точна. Я к тому же руковожу народным оркестром при Доме культуры железнодорожников, - не без гордости сказал концертмейстер.
- Ба-альшой человек! - нетрезво протянула Надежда. - Свадьбы, юбилеи там, похороны, танцы...
- А не выпить ли по этому поводу? - оживился комендант. - За тебя, Эдуард Борисыч, Моцарт ты наш недорезанный!
- Эдуард Борисович... - поставив пустую рюмку, задумчиво сказал хмелеющий Алексей. - Мой отец тоже был Эдуард...
- Таки что, из наших? - Концертмейстер с интересом посмотрел на Алексея.
- Нет, вообще-то. Отец говорил, что семья вышла из Польши.
- Ха, Польша. - Эдуард Борисович взмахнул руками. - На пять процентов Париж, на остальное Бердичев!.. На баяне умеешь?
- Пробовал немного. Но учился на пианиста. Эдуард Борисович подпрыгнул, как чертик на пружинке, и полетел в правый от окна угол, где Алексей только сейчас заметил коричневое пианино.
- Поди-ка сюда, - позвал его концертмейстер, откидывая крышку. - Покажем этим фраерам, что умеют виртуозы!
- Да я... - начал было Алексей, но вся компания весело закричала: "Просим, просим!" - и Алексея стали подталкивать к инструменту.
Концертмейстер тем временем нырнул под стол и вылез оттуда, держа в руках баян в футляре.
- Делаем так, - сказал он, расстегивая пуговицы. - Я начинаю, ты подхватываешь, потом наоборот. Понял? Сначала, для разгону, даю чего попроще... Ну, держитесь, граждане-товарищи! Понеслась!
Смех смехом, но лабух он был действительно классный. Шустрые волосатые пальчики бегали по кнопкам со скоростью летящей стрелы, безошибочно попадая в цель. И насчет попроще он явно пошутил, начав с классики ресторанной виртуозности - "Чардаша" Монти. Что ж, ремеслом такого типа Алексей владел вполне и без заминки включился в состязание, обволакивая заданную Эдуардом Борисовичем тему паутиной сложного ритмического аккомпанемента, чуть-чуть перенося акценты и вынуждая уже баяниста искать новые ходы. Тот моментально разобрался, что имеет дело не с новичком, принял предложенную Алексеем игру и развил ее, с половины такта перейдя на размер три четверти и предоставив самому Алексею вести основную тему. Пианист не растерялся, и прославленный чардаш плавно перешел в нечто наподобие "Собачьего вальса", потом в "Амурские волны", которые взмокший Эдуард Борисович через ловко ввернутое сэгуэ из трех нот перевел в "Златые горы". Попурри продолжили "Бессамемуча", "Джордж из Динки-джаза" и "Трансваль, Трансваль, страна моя". Публика от таких переходов просто обалдевала. Привязав к жалостному припеву "Трансваля" хвостик от "Чижика-пыжика" и не отрывая пальцев от инструмента, Эдуард Борисович хрипло крикнул:
- Могем! Теперь ты веди...
Алексей себя упрашивать не заставил и моментально обрушил на слушателей искрометный канкан Оффенбаха. Вволю помучив уже с трудом успевавшего за ним концертмейстера, Алексей перескочил на другой канкан, народный, и окончательно поверг всех в восторг, когда подключил к пианино и баяну третий инструмент собственный хорошо поставленный баритон. Взмахнув головой, он запел:
Была я белошвейкой,
И шила гладью,
Потом пошла на сцену