И Павел пошел к себе, а Ванечка остался покурить. Он немного походил по кухне, а потом, воровато озираясь, залез в переполненный холодильник, извлек оттуда сверток с осетриной, предназначенной для завтрашнего торжества, и отхватил увесистый ломоть. Он не собирался отрезать так много, но что делать, если нож пошел криво? Ванечка положил жирный белый кусок в рот и зажмурился. Ах-х! Хорошо. "Завтра, уже завтра", - прошептал он. И полез в буфет в поисках какой-нибудь початой бутылочки. А то ведь без успокоительного и не уснуть.
Х
Нинка отступила на шаг и, вопреки своему обыкновению, не смогла подобрать слов, а только всплеснула руками: Оля с Полей постарались на славу. Свадебное платье отличалось сложным фасоном - с вертикальными рядами воланов по подолу, пышной юбкой и открытыми плечами, прикрытыми кружевной пелериной. Фата была достаточно условна: прическу Тани венчала небольшая диадема из искусственных цветочков флердоранжа, а с ее краешков спускалась небольшая газовая вуалька, нисколько не закрывавшая лицо...
- Ох, подруга, - произнесла наконец Нинка. - Так бы и съела тебя. Даже жалко такую красоту мужику-то отдавать.
- А тебе на что? - засмеялась Таня.
- Ни на что. А просто жалко... И за тебя боязно. Иван твой, конечно, парнишка образованный, ласковый, мордовать тебя не станет. Но только все равно нахлебаешься ты с ним. Будет он тебе и муж, и ребенок в одном лице.
- Ты что понимаешь? - рассердилась Таня, но тут же улыбнулась. - Давай-ка, одевайся, свидетельница. Сейчас уже Владимир Николаевич приедет.
Прораб Владимир Николаевич, лысый сорокапятилетний холостяк и тайный Танин обожатель, был на сегодня подряжен в шоферы. Он должен был на своем "Москвиче" отвезти девчонок в загс, а после церемонии доставить молодоженов и свидетелей Нину с Павлом - на дачу в Солнечное. Приехал он с большим запасом: с утра страшно нервничал, проверял давление в шинах, беспокоился, заведется ли мотор на холоде. Но мороза не было, всего минус два, и машина завелась с одного оборота. Поверх шикарного платья Таня накинула серую синтетическую шубку и прихватила сумку с вещами - она знала, что на даче они с Ванечкой проведут три дня, и в дополнение к выходному выбрала два отгула. Можно было взять и больше, но она подкапливала к отпуску, который ей впервые поставили на лето - за отличные показатели в труде. В коридоре сумку подхватил Владимир Николаевич, взамен вручив ей огромный букет гвоздик, и они спустились к машине, где уже ждала Нинка.
У раскрытой дверцы машины Таня задержалась и, обернувшись, несколько мгновений смотрела на грязно-желтую пятиэтажку общежития. Ах, Ванечка, милый Ванечка, суженый-ряженый, знал бы ты, какую роль в твоей судьбе сыграла эта утлая обитель!
Когда ее жених зачастил сюда, его поначалу восприняли юмористически. Слегка подсмеивались и над Таней - мол, где ж ты, родная, такого забавного чудика откопала? Но когда он, немного освоившись, принялся заверять новых приятелей в исключительной серьезности своих матримониальных намерений, общага встала на уши. Подобный брак в этой среде был явлением уникальным. Ленинградец! Культурный! При квартире! С Ванечкой стали обращаться нежно и трепетно, словно с дорогой и хрупкой безделушкой. На Таню оказывалось непрерывное жесткое давление. Запевалами выступали Нинка с Нелькой, воочию эту роскошную квартиру видевшие, не отставали и другие. Выпихнуть Таню замуж стало делом чести всего коллектива.
- Ну что ты клювом щелкаешь? - шипела Нинка. - Куй железо, пока горяченький. Гляди, передумает, останешься с носом, лимита потная!
- От лимиты слышу! - огрызалась Таня. - Что ты лезешь не в свое дело? Я еще ничего не решила.
- Ты сначала штампик в паспорте спроворь, прописку. А сомневаться потом будешь. Таня отвечала, не выбирая выражений. Ну нет, если она все же решится на этот брак, то обратного ходу уже не будет. Всерьез и навсегда, до березки. Она просто не может, не имеет права предать чистую и трогательную любовь этого славного, нелепого, талантливого соплиста. Но в таком случае... В таком случае она навсегда лишится возможности вновь испытать то неземное, всеохватывающее чувство, когда земля уплывает из-под ног, а небо превращается в сплошную радугу, переливающуюся всеми цветами... Да, но такая любовь бывает только раз и этот раз у нее уже был... А с Ванечкой ей будет хорошо. А ему с ней.
Уж она постарается...
Автомобиль медленно катил по зимнему городу. Было- непривычно тихо обычные городские шумы приглушал снег. На императоре Петре красовалась снежная шапка, и белый вальтрап покрывал круп медного коня. Проезжающих приветствовали адмиралтейские львы. Словно улыбаясь, сверкал чистыми стеклами Эрмитаж.
Все трое молчали, как бы заранее переживая то, что должно вот-вот случиться. В салоне "Москвича" создалось особое эмоциональное поле, торжественно-тревожное, будто автомобиль вез не невесту в загс, а, как минимум, первого космонавта на космодром. На этом настроении Владимир Николаевич проскочил Скороходова, и к загсу они подъехали вкруговую, через Рентгена и Льва Толстого.
И вовремя - торжественность стала немного удушливой, и всех как-то разом отпустило, когда они издалека увидели Ванечку. Он стоял без пальто, в черном костюме, на самом краю тротуара спиной к ним и напряженно вглядывался в направлении Кировского, откуда они должны были подъехать.
Таня улыбнулась, Владимир Николаевич хмыкнул, а Нинка весело, звонко, с легким налетом истерики произнесла:
- Вон он, женишок-то. Торчит, как забытая клизма.
И первая засмеялась. Эту присказку она подхватила у Андрея Житника и охотно употребляла при случае.
Когда машина поравнялась с Ванечкой и он наконец заметил ее, подскочил поближе и раскрыл перед Таней дверцу, все трое пассажиров встретили его дружным смехом. Таня с Ниной переглянулись, замолкли, но тут же дружно обратили взгляды на Ванечку и снова неудержимо расхохотались.
- Вы это что? - недоуменно спросил он.
- Прости, - сказала Таня, выйдя из машины и поцеловав его в щеку. - Ты такой славный, и нам очень весело.
- Здравствуйте, Таня, - сказал высокий молодой человек, появления которого никто из них не заметил. - Я Павел, друг и свидетель. Поздравляю вас... Пойдемте внутрь. Уже скоро.
Он взял ее протянутую руку в перчатке, склонился и поцеловал.
Таню словно током ударило. Ее ноздри затрепетали, уловив давний, незабываемый запах - лимона и сосновой хвои. Она вздрогнула и отвернулась.
Оставив пальто в машине, они поднялись по витой лестнице на второй этаж и оказались в полутемном, симпатичном зальчике, где стояли и сидели, разбившись по кучкам, десятка полтора людей.
К Тане тут же подбежала какая-то девушка, лицо которой в полутьме Таня разглядела не сразу. Она крепко обняла Таню, поцеловала и сунула в руки букет белых роз.
- Танечка, родная, поздравляю! Лариса. А вот и Игорь - улыбается, целует, тоже поздравляет.
- Ванечка, вот познакомься. Лариса, Игорь, мои друзья.
Ванечка вглядывается в лицо Игоря и вдруг широко улыбается:
- Гарик, старый черт, надо же где встретились? Ну как ты, рассказывай... И, повернувшись к Тане, объясняет: - Я ведь с этим хмырем в одной школе учился, только классом старше. С тех самых пор и не виделись. - И вновь к Игорю: - А это жена, да? Познакомь...
Как-то так получилось, что Таня оказалась вдвоем с Павлом. Он улыбнулся ей и сказал:
- Мне Иван много про вас рассказывал.
- А мне - про вас. Он вас очень любит.
- Надеюсь, что вас все же больше.
- И я надеюсь... Я вас именно таким и представляла.
- А я вас - не совсем такой.
- Какой же?
- Чуточку более обыкновенной. Думал, что он, рассказывая о вас, невольно преувеличивал, как свойственно поэту и влюбленному. А оказалось - наоборот...
- Пройдемте со мной, пожалуйста, - с деловым видом обратилась к Павлу женщина средних лет. - Надо кое-что уточнить.
- Извините, - сказал Павел Тане и пошел вслед за женщиной в кабинет, расположенный в конце зала.
- Скажите, на какую фамилию выписывать свидетельства? - спросила женщина, когда они оказались в кабинете.
- То есть? - не понял Павел.
- Ну, невеста будет брать фамилию мужа или не будет?
- Не знаю. Сейчас выйду, спрошу.
- Да как же так, товарищ дорогой? Вы что же, раньше не могли сговориться, будет она брать вашу фамилию или нет?
- Мою?
- Ну да. Ведь вы жених, Ларин Иван Павлович?