Тишина. Он поднялся, надел тапочки и тренировочные брюки и через гостиную с посапывающим Ником направился в кухню. Оттуда через матовое стекло двери сочился свет. Негромко журчала вода.
Павел вошел и недоуменно протер глаза. Над раковиной в темном домашнем халате склонилась Таня. По левую руку от нее громоздилась горка вымытых тарелок. Услышав его шаги, она выпрямилась и обернулась.
- Не заснуть, - смущенно сказала она.
- И мне, - отозвался Павел. - Давай я помою. Тебе сегодня вроде как не полагается...
На "ты" они незаметно перешли по дороге из загса сюда.
- Знаю, - сказала она. - Ну и что? Если хочешь - можешь вытирать.
Павел взял полотенце. Они работали быстро, молча, сосредоточенно, и очень скоро грязной посуды не осталось.
"Жаль", - почему-то подумал Павел, и тут взгляд его упал на полку над плитой, куда кто-то умный поставил грязные кастрюли.
- А вот и еще! - радостно сказал он. - Только теперь вытираешь ты.
- Ну ладно.
Павел посыпал мокрую мочалку пемоксолем и принялся драить кастрюлю.
- Ловко, - заметила Таня.
- Привычка, - сказал Павел. - В экспедициях по два раза в день приходилось. Правда, песочком... Надоело ужасно. Из-за этого я и курить приучился.
- Как это?
- Понимаешь, порядок такой был. Поели - перекур, а кто не курит - на речку, посуду мыть. Отряд попался - все курящие, так что посуда была вся на мне. Я пальцы себе стер об эти миски-котелки. Поработал так с месячишко, а потом обзавелся пачкой "Плиски". После завтрака все закурили, смотрят на меня выжидательно, типа когда я за посуду возьмусь, а я вынимаю сигарету, зажигаю, пускаю дым через нос и говорю: "Ну что, кому сегодня горшки полировать?" Потом голова закружилась так, что чуть не упал.
- А я раньше табачный дым совсем не переносила. А теперь ничего, привыкла. Подружки многие курят, Ванечка...
Она замолчала.
- Пойду я, пожалуй... А то, правильно ты сказал, не полагается...
- Не... - Он хотел сказать: "Не уходи", но вовремя остановил себя.
Таня вопросительно смотрела на него.
- Не сердись на Ванечку, - продолжил Павел. - Он еще не умеет рассчитывать силы.
- Не умеет. - Таня вздохнула. - Спокойной ночи. И спасибо тебе за все.
- Ну что ты? Спокойной ночи.
Таня вышла, а Павел вернулся к своим кастрюлям.
- Не сметь, - процедил он сквозь зубы. - Не сметь! Жена друга...
Он закрыл глаза и волевым усилием вызвал в памяти медно-красные кудри, веселые золотистые глаза, лукаво изогнутые алые губы. Проявившись с некоторой натугой, образ той, другой Тани постепенно завладел его сознанием...
Перед тем как спуститься, Таня перевернула Ванечку со спины на бок, чтобы неровен час не захлебнулся. И теперь он так и лежал на боку, и, глядя на его спящее лицо, Таня впервые обратила внимание, какие у него густые ресницы и пухлые, детские губы. Словно заметив на себе ее взгляд, он застонал и дернулся.
- Спи, дитятко мое, - прошептала Таня.
- М-м, - не просыпаясь, промычал Ванечка, а потом четко добавил: - Мама... я больше не буду...
И перевернулся на другой бок. Таня вздохнула, сняла халат и забралась под одеяло.
Господи, зачем? Зачем, зачем, зачем?
Глава третья
НИТЬ АРИАДНЫ
(27 июня 1995)
После чаю с яичницей дико захотелось спать. До выхода оставалось еще четыре с лишним часа, но Иван Павлович искушению прилечь не поддался, прекрасно зная, что тогда либо проспит до вечера, либо встанет совсем уже русской недвижимостью. Поставив сковородку, с которой ел, обратно на плиту, он со вздохами поплелся в комнату и устроился за верстаком. Из машинки торчал последний и единственный наработанный за ночь лист. Иван Павлович нацепил очки и прочел, гадливо ухмыляясь:
"- Ну чо, параша? - сплюнув, просипел главарь. - Бабки припер?
- В-вот, - ответил Сергей, выставив вперед кейс и подпуская в голос побольше дрожи.
На краю пустыря плотной стеной стояли "вольво" и "мерседесы". Возле них лениво прохаживались амбалы. в бордовых пиджаках, другие сидели в машинах, опустив стекла. И все смотрели в сторону Сергея.
- Сколько велено? - Главарь сверкнул золотым зубом.
- Д-да. Здесь все. - Сергей сделал шаг в сторону главаря.
- Стой на месте, козел! - взвизгнул один из подручных. - Кейс открой. Только плавно.
"Так. Значит, расчет был верен. Ну, старичок, не подведи!"
Тишь пустыря огласилась грохотом выстрелов. В руке Сергея запрыгал дедов наган.
- Это тебе за Панкратыча, - шептал Сергей, нажимая на курок. - Афганцы памятью друзей не торгуют.
Главарь с удивленным видом рухнул в лужу, где уже корчились оба его приспешника. Сергей..." Иван Павлович, фыркнув, выдернул лист, смял его, бросил на пол. Потом поднял и разгладил. Вариант все-таки. Впервые за месяц. Конечно, если подойти логично, живым Сергею после этих выстрелов не бывать. Но кто же убивает главного героя на сороковой странице? А публика... Что . публика? И не заметят, что вдруг исчезли иномарки с мордоворотами в багровых пиджаках. Или в бордовых? Иван Павлович махнул рукой и припал к машинке.
"...обернулся. Никого. Он рванулся к забору, отодвинул доску, висящую на одном гвозде, и пролез в щель. В переулке было тихо. Сергей отряхнул куртку и не спеша двинулся к станции".
Надо же, отпустил тормоза! Этак месяца через два и сдавать можно будет. Дело! Денежки ох как нужны. Хоть и свел потребности до минимума, но кушать-то хочется, да и за квартиру не плачено...
За подобными мыслями Иван Павлович досидел до восьми утра и тогда окончательно решил выходить. От "хрущобы" на Шаумяна, где и находилась его квартирка, до гостиницы "Прибалтийская", что на Намыве, было не близко, однако времени оставалось предостаточно. Если пройтись, то развеется одурение, оставшееся после бессонницы, и разговор можно начать, оказавшись в хорошей форме...
- Тру м-ту м-тум, - запел Иван Павлович и принялся одеваться.