"Пластичный, - подумала Таня. - Здорово у него выходит".
Когда эта песня закончилась, оба, раскрасневшиеся, плюхнулись на табуретки.
- Уф-ф! - сказал Генерал. - Ну ты даешь, красивая. Всю душу из старика вытряхнула. Таня прищурилась.
- Старика? И не стыдно тебе пенсионером прикидываться, в двадцать два-то года?
- Мне двадцать пять, вообще-то... А тебе?
- Почти шестнадцать, - чуть накинула Таня.
- Иди ты! - недоверчиво воскликнул Генерал.
- А ты думал, сколько?
- Ну, восемнадцать, девятнадцать... - Тут уж накинул он.
- Неужели так старо выгляжу?
- Нет, понимаешь... Повадка у тебя...
- Что, нахальная?
- Нет... взрослая... Ну, умная, что ли. Не шмакодявистая...
- Мерси.
- Я думал, ты работаешь уже, или в институте учишься. А ты... школьница, наверное?
- Угу. Как в песне. - И она стала напевать: - Я гимназистка восьмого класса...
- Пью самогонку заместо кваса, - подхватил Генерал приятным тенорком.
- Ах, шарабан мой, американка! А я девчонка, я шарлатанка, - закончили они хором и дружно рассмеялись.
- Давай еще подрыгаемся.
Таня встала и потянула Генерала за руку.
- Эх-ма, щас качучу отчебучу! - вздохнул он и вышел вместе с Таней на середину комнаты. Минуты через полторы быстрая вещь кончилась, и началась медленная. Таня любила эту грустную, пронзительную песню, хотя и не знала, как она называется:
- When the sun goes to bed, that's the time you raise your head...подпевала она, положив ладони на плечи Генералу.
- Ого, и по-английски сечешь? - с восхищением спросил Генерал.
- Маненько ботаю, - весело отозвалась она.
Генерал хихикнул, думая про себя: "Эта сучка сама отчебучит".
Чарующая песня текла дальше. Они танцевали, почти не сходя с места. Таня обвила руками шею Генерала и плотно прижалась к нему. Она слышала, как учащается его дыхание, чувствовала, как упирается ей в живот набухающий твердый комок под его брюками...
Вдруг его лицо побледнело и перекосилось, и он легко, словно пушинку, поднял ее на руки и понес к матрацу.
Он медленно, бережно положил ее на полосатое покрывало к самой стенке. Она заложила руки за голову и молча, в ожидании, смотрела на него. Генерал навис над нею, оскалившись, с закрытыми глазами, цепенея. "Ну, горилла! - неожиданно пронеслось в Таниной голове. - Мне это надо?" Она поспешила отогнать непрошеную мысль.
Вдруг Генерал лицом вниз рухнул на матрац рядом с Таней. Лежал, не поднимая головы, молчал.
- Paint your face with despair... - выводил ангельский голос Яна Гиллана.
Таня ждала. Минуты тянулись. Она не понимала, что происходит. Закружилась голова - то ли от резкого эмоционального спада, то ли от облегчения. Она коснулась ладонью его затылка.
-Что, милый, что?
- Убери клешню, - прошипел он сквозь зубы.
- Что? - Краска ударила ей в лицо.
- Уйди, - сдавленно произнес он. - Прошу тебя...
Она перелезла через него, попутно выключив магнитофон, и в тишине прошла к окну. Такой пощечины не заслужила. Тут что-то не так. Бледная как стенка, она налила полстакана лимонаду, не спеша выпила, потом налила еще, подумав, добавила коньяку и, вернувшись к постели, присела на самый краешек.
Генерал по-прежнему лежал, уткнувшись лицом в подушку. Она поднесла стакан к его голове.
- Вот, миленький, выпей.
- Уйди, - глухо повторил он.
Тут она завелась. Поставила стакан на тумбочку и прилегла грудью на спину Генералу. Правой рукой она стала тихо гладить его затылок, уши, шею.
Он молчал, не поднимая головы.
- Тебе плохо? - еле сдерживая себя, чтобы сверху его не пришлепнуть, спросила Таня как можно ласковей.
- Н-нет, - еле слышно ответил он.
- Тебе плохо со мной, да?
- Нет-нет, - ответил он, уже громче.
- Тогда что?
Он молчал. Она приподнялась, сняла стакан с тумбочки и вновь поднесла к голове Генерала.
- Выпей, родной мой. Выпей, и все пройдет... - пел ее голосок елеем.
Он чуть повернул голову, покосился на Таню красным глазом, потом перевернулся, приподнялся, взял стакан из Таниной руки и жадно, запрокинув голову, выпил. Потом с силой швырнул стакан через всю комнату. Чудом не задев телевизор, стакан ударился о противоположную стену и разлетелся вдребезги.