Спокойствие, только спокойствие, как говорил Карлсон. Пик, у подножья которого он оказался, выше Эвереста, и вершина его теряется в заоблачных высях. И каждый шаг наверх может оказаться последним. Значит, по крайней мере первые шагов пятьдесят - по поверхности, что уже видна отсюда, - надо просчитать с точностью до миллиметра.
Точнейший химический анализ - раз. Детальнейшая характеристика месторождения - два. Параметры работы в электроцепи, схемы и компоненты - три. Воздействие сред, особенно низкотемпературных - четыре. Пять. Шесть. Семь.
И каждое из этих "раз-два-три" развернет свой веер "раз-два-три", а те "раз-два-три" дадут обильные побеги "а-б-в" и так далее. Сад двоящихся дорожек. Или десятерящихся?
Как говорят американцы: "One thing at a time".
Все по порядку. Сначала химия. Потом - пробить командировочку на Памир. Действуй, Чернов!
За ночь южный ветерок разогнал дождевые тучи, и в лужах весело поблескивало утреннее солнышко. Павел встал, потянулся, посмотрел на часы. Половина седьмого. Душ, завтрак, а вместо пробежки - пройтись до института быстрым шагом, и скорей в лабораторию...
Он допивал кофе, когда на кухню выплыла непричесанная Лидия Тарасовна в полосатом халате и с вечной "беломориной" в зубах. Как всегда, при виде матери настроение у Павла упало на несколько градусов.
- С добрым утром, ма, - сказал он подчеркнуто весело. - Кофеек на плите. Не курила б ты натощак.
Лидия Тарасовна смерила сына привычным холодно-обиженным взором и произнесла сипло:
- Поздравляю, сынок. - Тон у нее был такой, что Павел внутренне съежился, ожидая продолжения типа: "Растили тебя, кормили-одевали, здоровье положили, а ты..."
- Что случилось, ма?
- И ты еще спрашиваешь?
"У всех дети как дети, а ты... - мысленно продолжил Павел. - Опять ария на тему "Мысли только о работе, а на дом родной забил?" Больше вроде упрекнуть не в чем. Хотя когда ее это останавливало?"
- Ты со своими камнями совсем утратил нормальные жизненные мерки... изрекла она.
"Начинается".
- ...и нормальные человеческие свойства.
"Приехали".
- Ты даже спрашиваешь меня, с чем я тебя поздравляю. Хотя кому, как не тебе... Ты хоть знаешь, какое сегодня число?
- Ну, десятое.
- Не "ну, десятое", а десятое апреля.
- И что? - Он еще произносил этот вопрос, а ответ уже пришел сам собой. Господи! Сегодня же его собственный день рождения! Двадцать пять лет. Четвертак разменял. Однако... Да, так поздравить может только родная мать...
- Вспомнил наконец? И какие же у тебя на сегодня планы?
- Вообще-то я в институт собирался, поработать надо. А вечерком приду, посидим, отметим...
- А в институт для чего? Замок целовать?
- Зачем замок?
- Затем, что сегодня воскресенье. Нет, ты положительно моральный урод.
- Положительно моральный - уже не так плохо.
- Не издевайся над матерью! Конечно, никого из друзей ты не пригласил. Откуда у такого друзья? И те, что были, давно поразбежались. Может быть, удосужишься позвать хотя бы ту девушку, что заезжала за тобой на автомобиле? Как ее... Таня. Она производит неплохое впечатление.
"Ого! И не припомню, чтобы она о ком-нибудь так лестно отзывалась. Тем более за глаза".
- Боюсь, что она не сможет. Она очень занятой человек.
- Ну, как знаешь. Только потом, когда на старости лет останешься совсем один, пеняй на себя. - Она выразительно посмотрела на сына и продолжила совсем другим тоном: - Отец на сегодня заказал проднабор. Подвезут к трем. До шести делай что хочешь, но в шесть ноль-ноль чтобы был за столом.
Она отправилась, а Павел налил себе еще кофе, выпил, быстренько переоделся в уличное и вышел из дому. Институт закрыт - что же, он просто прогуляется, приведет в порядок мысли и чувства, а часиков в девять непременно позвонит Аде. Вдруг Таня все же сумеет выбраться? Чем черт не шутит?
Свершилось чудо - Таня оказалась не только дома, но и свободна. Ровно в назначенный час она явилась в неброском, но элегантном и дорогом светло-сером костюме-тройке с плиссированной юбочкой до колен. Образ молодой и преуспевающей бизнес-дамы из какого-нибудь американского фильма. Посмотрев на нее, Павел тихо охнул и помчался переодеваться в выходной костюм.
Танин подарок, который она вручила Павлу пройдя в его комнату, был удивительно созвучен тому облику, который она приняла сегодня: массивные серебряные запонки, булавка для галстука и черная с серебром авторучка подарочный гарнитур от Кельвина Кляйна из Нью-Йорка в добротном футляре тисненой кожи.
- Ты сошла с ума, - сказал Павел, целуя ее в щеку и ошалевая от аромата духов. - Это подарок для миллионера.
- Если бы мир был устроен как следует, мы оба были бы трижды миллионерами. Не запрещай мне исправлять ошибки мироздания.
- Ну погоди же. Не ты одна имеешь на это право. На твой день рождения...
- Ты опоздал, радость моя. Он был ровно неделю назад.
- И ты ничего мне не сказала? - с упреком спросил он.
- Я его не отмечаю с десятого класса.
- Почему?
- Не люблю считать годы. Да и некогда.
- Тогда... тогда позволь мне сделать мой подарок сегодня!
Он рванулся к своему столу и достал из верхнего ящика тряпичный мешочек, в котором лежал самый крупный из малыхинских алмазов - единственный, который Павел не стал использовать для опытов. Он дрожащими пальцами развязал шнурки и вытряхнул камень Тане на ладонь.
- Какой интересный! - сказала Таня. - Что это?
- Вся моя жизнь, - серьезно ответил Павел.
- Как в кощеевом ларце, в хрустальном яйце?
- В некотором роде.
- Спасибо. Выходит, теперь твоя жизнь принадлежит мне? - Таня положила камень обратно в мешочек и завязала шнурки. - Отвернись на секундочку, сказала она Павлу.