Таня не шелохнулась. Чернов вздохнул, достал из портфеля черную авторучку с золотым пером, раскрыл и вложил в руку Тане.
- Ну, давай!
Таня медленно, как во сне, отложила ручку в сторону и столь же, медленно подняла глаза на Чернова. Щеки ее налились пунцовым румянцем.
- Так вот для чего вам все это понадобилось, - тихо проговорила она. - Как вы могли? Вы! Вы! Отец Павла!
Последнюю фразу она выкрикнула, встала, опрокинув стул, и приблизилась вплотную к Чернову. Он тоже встал. Оказавшись рядом с ним, Таня, несмотря на переполнявшую ее ярость, невольно отметила, что он, оказывается, уступает ей в росте и с каждой секундой становится все ниже. Теперь уже она разрасталась, заполняя собой весь объем комнаты, и казалось, что еще немного - и она расплющит Чернова, лишив его жизненного пространства, или испепелит драконьим огнем своего гнева.
Чернов отступил на два шага и издал звук, настолько неожиданный, что Таня остановилась как вкопанная и мгновенно уменьшилась до обычных размеров.
Дмитрий Дормидонтович смеялся. Добродушным, заразительным смехом, напомнившем Тане смех Павла.
- Пять баллов тебе! - сказал он, не переставая смеяться, проворно сгреб со стола бумаги, порвал их на мелкие кусочки, а деньги положил в карман. Ваньку-шельмеца поздравляю! Не ожидал! Таня смотрела на него в полном недоумении.
- У-фф! - сказал, отсмеявшись, Чернов и сел. - Танечка, будь добра, поставь еще кипяточку. Я тебе все объясню.
Таня, двигаясь как робот, взяла ковшик и вышла с ним в коридор. Соседей не было, лишь ребята в черных костюмах по-прежнему стояли возле дверей.
Ковшик был небольшой, и вода закипела быстро. Когда она вернулась в комнату, на столе увидела пеструю жестянку с каким-то импортным чаем, а
Чернов стоял у окна и курил.
- Завари-ка вот этого и садись, - сказал он.
Таня засыпала нового чаю в заварной чайничек, залила кипятком и послушно села;- Понимаешь, Марина Александровна, мать Ивана, уже четверть века мой личный секретарь. Ваш брак ее расстроил ужасно, так что она не могла работать. А работа у нее очень ответственная, и пришлось принимать меры. Она вбила себе в голову, что ты окрутила Ивана из корысти, позарившись на его жилплощадь, прописку, социальное положение и еще черт знает что... Требовалось проверить ее подозрения - быстро и окончательно. Так было надо. Извини.
- Но... но все, что вы говорили насчет прописки...
- Полная ерунда. Тебе любой юрист разъяснит. Можете жить здесь, сколько хотите, можете прописаться у Ивана, если он оформит отдельный ордер, а это просто.
- Лучше мы будем жить здесь, - твердо сказала Таня.
- Естественно, - согласился Чернов. В дверь просунулась мужская голова с ровным пробором и сказала:
- Дмитрий Дормидонтович, со "Светланы" два раза звонили. Не знают, начинать ли.
- Позвони, скажи Давыдову, пусть начинают без меня, но генеральный пусть пока не выступает. Через полчаса буду... Ну, прощай, хозяюшка. Если Ванька куролесить начнет, ты мне скажи, вдвоем мы его быстренько приструним...
- До свидания, Дмитрий Дормидонтович... И, пожалуйста, не сердитесь на Павла с Леной. Они у вас такие хорошие.
- Все в меня, - сказал Чернов и стремительно вышел. Таня пошла проводить его, но в коридоре увидела лишь захлопывающуюся дверь. Из своих комнат боязливо-почтительно выглядывали соседи. Таня гордо посмотрела на них и прошла к себе. Через пять минут начались визиты.
Первой явилась Марья Никифоровна с тарелкой.
- Танечка, я тут намедни пирожочек спекла с капустой, да большой получился, куда мне одной, не съесть, пропадет, - затараторила она. - Может, вам с муженьком подкормиться, а? Дело молодое, аппетит хороший.
- Спасибо, Марья Никифоровна, - рассеянно сказала Таня.
- А товарищ Чернов-то что приходил? Про расселение не говорил?
- Нет.
Потом пришли еще две старухи. Одна принесла большой чайник - а то что ж вы, мол, водичку-то все в ковшике кипятите. Вторая одолжила оставшееся от мужа теплое верблюжье одеяло. Обе любопытствовали насчет Чернова. Таня поблагодарила их и сказала, что Дмитрий Дормидонтович - старый друг семьи, заезжал проведать и особенно интересовался, не досаждают ли им соседи.
Шмонов, пыхтя, втащил старый черно-белый телевизор, поставил в угол и подключил антенну.
- А то, понимашь, цветной купили, а этот девать некуда, решили, пусть, понимашь, у вас постоит пока. Все веселей, понимашь, - объяснил он.
Про цель визита Чернова он не спрашивал, хотя чувствовалось, что его распирает от любопытства. Лишь на выходе он не выдержал и спросил:
- А что Чернов? По какому вопросу?
- Хочет Ивану книгу заказать, - серьезно сказала Таня. - Называется "Замечательные люди нашего города".
Последним явился пьяный и сильно перепуганный Циолковский.
- Это... что, в смысле, говорил?
- Дядя Митя-то? - спросила совсем развеселившаяся Таня. - Зашел посоветоваться, кого куда расселять из квартиры.
- Ну и... это... в смысле, кого куда?
- Нам и Шмоновым, как семейным, по двухкомнатной квартире. Бабушкам - по однокомнатной.
- А... это... про меня чего говорил?
- А Циолковского, говорит, в барак на сто первый километр, чтоб, говорит, славную фамилию не позорил, молодежь не спаивал, по ночам не бузил и закусывать не забывал.
И уже через минуту дрожащий Циолковский вызвал Таню в коридор, озираясь, сунул ей палку колбасы и юркнул в свою комнату.
Потом пришел Ванечка.
- Что тут было? - спросил он, оглядев комнату.
- Садись поешь... Знакомый заглянул - остальное соседи расскажут.
Дня через три после разговора с Черновым Таню прямо с площадки вызвали в трест.
Ей не часто доводилось бывать в этом массивном мрачноватом здании, и она немного нервничала, не понимая, что могло от нее понадобиться самому Гусятникову, начальнику отдела кадров.
Когда она вошла в кабинет, Гусятников, худой, очкастый и вечно хмурый отставной военный, оторвался от бумаг и посмотрел на нее с несвойственным ему любопытством.
- Садись, Приблудова, то есть, извините, Ларина. Как работается, хорошо? Проблемы есть?
- Да вроде нет.