- Есть маленько. И что с того?
- Не знаю... И еще, гляди, на траве копоть, на стенах. Неспокойно как-то. Давай-ка так сделаем-я сейчас развернусь и другой линией к лесу выеду. А ты выйдешь, дойдешь до ранчо, посмотришь, что там к чему. Встретимся на той стороне за шлагбаумом.
- Зачем?
- Светиться вблизи дома не хочется. А тебя здесь никто не знает.
Только переехав через железную дорогу и оказавшись далеко от домов, Таня позволила себе выйти из машины и немного размять ноги. Отчего ее так взволновала эта гарь? Здесь каждый год один-два дома выгорают дотла. Но только те, в которых никто не живет, пустующие. А на ранчо всегда кто-то есть. Женщина, так та вообще только в магазин выходит раз в несколько дней...
Анджелка не появлялась довольно долго. Таня покурила, послушала в салоне радио, потом достала потрепанный томик Агаты Кристи, прилегла с ним прямо на мягкий сухой мох сразу за обочиной и незаметно задремала.
Сквозь сон она увидела, как подошла Анджела, присела рядом, открыла рот. Таня распахнула глаза, подняла голову и огляделась - вокруг никого. "Странно", - подумала она, поднялась и вышла на дорогу. Сзади со свистом пролетела электричка, поднялся шлагбаум - и через полотно перебежала растрепанная, не похожая на себя Анджела.
- День предчувствий, - пробормотала Таня. Сейчас Анджелка скажет, что от ранчо остались одни головешки.
- Кошмар! - запыхаясь, выпалила Анджела. - Подхожу, а от дома одни головешки остались, и труба обгорелая торчит... Я там покрутилась, бабку какую-то встретила, напротив живет. Две недели назад, среди ночи, говорит, как полыхнуло. Соседи все из домов повыскакивали, бросились заливать с ведрами, корытами, да куда там - не подступиться было. Пожарную команду вызвали, те на первый этаж прорвались, два трупа вытащили. Джабу и Женщину. Даже обуглиться не успели, огонь-то верхами пошел. Сначала подумали, что они в дыму задохнулись. А потом увидели, что у обоих горло перерезано. Ну, милицию подняли, а пока те ехали, в углях еще два трупа нашли, совсем горелые. Сверху, со второго этажа, вместе с балками упали. Потом следователь приезжал несколько раз, всех опрашивал про дом про этот, кто в нем бывал, что делал, выяснял, кто могли быть эти двое. Вроде смогли только установить, что один труп мужской, а другой женский... В общем, менты предполагают, что это были Шеров и... и ты.
- Во как интересно! Так что ж мне не сообщили, что я две недели как сгорела?
- Так тебя и Шерова здесь только в лицо знали. Дескать, приезжали часто, жили подолгу. Но окончательно-то личности не установлены.
- И не установят никогда. А кто все это устроил, разобрались?
- Разбираются.
У Тани были на этот счет свои предположения. Кто-то отомстил за Афто. Если так, то убийц никогда не найдут. Профессионалы. Воткнуть нож в живого человека и сделать его мертвым...
- Сама что думаешь - кто сгорел? - спросила она.
- Может, Папик твой с кем-то из наших девок в недобрый час отдохнуть решил?
- Из девок - пожалуй, а вот Папик... Шеровы, знаешь, в воде не тонут, в огне не горят. Думаю, если нужны будем - объявится. Ладно, садись, поехали.
- Слушай, а ты-то теперь что делать собираешься?
- Как что? Жить. Учиться. Замуж готовиться.
- Слушай, а кто он? На кого меня променять хочешь? Красивый, наверное, из семьи обеспеченной. Познакомь, а?
- Потом как-нибудь, ладно?
Иван крякнул, зажмурился, сморщился и залпом осушил стакан.
- Еще? - участливо спросила Таня. Муж грустно посмотрел на нее.
- "Боржом" не водка. Много не выпьешь... А впрочем, наливай!
Они сидели в кухне. Перед Иваном стояла полная тарелка густого горячего борща со сметаной, плоская тарелочка с ломтями мягкого белого хлеба. На другой тарелочке, продолговатой, была выложена заранее вымоченная в молоке селедка с луком и постным маслом. На плите, в чугунной кастрюльке аппетитно скворчала свинина с картошкой.
- А себе? - шумно хлебая борщ, спросил Иван.
- Я поела уже, - ответила Таня. Осень, зима и начало весны протекли у них мирно, тихо, скучно. Выписавшись из больницы, Иван покорно потащился вместе с Таней в наркологический кабинет, где пожилой въедливый врач долго беседовал с ними, вместе и порознь, а потом заставил Ивана проглотить тошнотворно-сладкий порошок из круглой коробочки и предписал ему два раза в неделю посещать кабинет - кушать порошок, который не полагалось выдавать на вынос, и проходить сеансы лечебного гипноза. Иван, всерьез напуганный больницей, ходил аккуратно и за все это время пропустил только два раза, когда валялся в простуде. , Он очень поправился, округлился, и это создавало определенные проблемы экономического свойства - пришлось обновлять ему весь гардероб, даже рубашки. Таня поджималась, в чем могла, и сумела даже выкроить на шикарный черно-белый "Рекорд" (правда, в рассрочку на год), который теперь красовался в гостиной на бельевой тумбе, покрытый кружевной салфеточкой. На большее рассчитывать не приходилось - Иван теперь лопал, как бригада оголодавших китайцев, а денег в дом приносил пока не густо. Восемьдесят пять минус налоги.
Он в поте лица трудился над каким-то справочником по Ленинградской области, вычитывая и сверяя бесконечные сводные и порайонные таблицы гектар под картофель и емкостей под очистные сооружения. Естественно, такая работа не шибко вдохновляла, особенно в сочетании с затяжной вынужденной трезвостью. Он сделался ворчливо-плаксивым и капризным, как беременная женщина: то воротил нос от блюд, которые ему прежде нравились, то выговаривал Тане за непомытую плиту, которую сам же и залил кофе, за неотутюженные вовремя брюки, за котлеты, в которые она, по его мнению, переложила луку. Правда, в самое последнее время он будто бы немного воспрянул духом, по вечерам и по выходным уединялся в своем ка-бинетике и что-то самозабвенно строчил. Тане, впрочем, не показывал ни строчки.
Таня заканчивала первый курс техникума. По вечерам, убрав после ужина со стола, она доставала учебники и конспекты и садилась за домашние задания. Если Иван, утомившись, вылезал в гостиную и включал телевизор, она собирала тетрадки и уходила в кухню. Если же он устраивался там пить чай или кофе, она перебиралась обратно в гостиную. Такой порядок устраивал обоих. Иногда, под настроение, Иван брался выправлять ей сочинения, гонял по литературе и английскому. С чувством собственного превосходства он подробно разъяснял ей все ее ошибки, сожалея про себя, что этих ошибок так мало.
Помимо общеобразовательных предметов по программе старших классов средней школы, были и специальные - экономика, бухгалтерский учет, основы банковского дела. Тут уж Иван ничем помочь не мог, а преподаватели были строги, так что в отличницы Таня не выбилась, хотя и считалась добротной, успевающей студенткой. Иногда после занятий она заходила с подругами в кафе-мороженое полакомиться пломбиром с сиропом, а то и стаканчиком сухого вина. Но это получалось нечасто.
Марина Александровна сильно переменилась и нисколько не докучала Лариным-младшим. Явившись седьмого ноября с инспекцией, придирчиво обнюхав Ивана на предмет алкоголя и заглянув в холодильник, буфет, шкаф, сервант и даже в навесной шкафчик в ванной, она без особой охоты признала Ивана вполне обихоженным, а Таню - относительно справной женой. Правда, вслух она сделала это признание несколько позже, в новогоднюю ночь. Получив приглашение от родителей, Иван устроил с Таней небольшой "совет в Филях", на котором было решено, что Новый год - праздник все-таки семейный и, несмотря на наличие других вариантов (звали и девчонки из старого общежития, и сокурсницы, и соседи Пироговы, и коллега Ивана, запойный редактор Постромкин), надо идти в дом на Неве. Таня была тем более довольна таким решением, поскольку знала, что уж там-то никто не станет вливать стаканы со спиртным мужу в глотку, и в охотку приготовила к празднику гуся, салат "оливье" и еще прихватила клюквы для морса. И действительно, в знак солидарности с Иваном на праздничный стол выставили только морс, пепси-колу и минеральную воду, а под бой курантов чокнулись шипучим безалкогольным крюшоном. Однако, когда наевшийся и раздувшийся от выпитой жидкости Иван отчалил в половине третьего спать в бывшую свою комнату, свекор зашел в кухню, где Таня мыла посуду, заговорщически ей подмигнул и поманил пальцем. В гостиной, при свечах, их поджидала Марина Александровна. На очищенном от десерта столе стояли бутылка коньяка "Двин", марочный молдавский херес, две тарелочки - с лимоном и мелко нарезанным сыром, и бокалы с рюмками.
- С Новым годом, Танечка! - сказал свекор, разливая вино, а Марина Александровна поднялась и расцеловалась с невесткой.
После нескольких бокалов она размякла, разоткровенничалась и заявила Тане, что хотя поначалу и была противницей такой женитьбы сына, убедилась, что Иван попал в надежные и любящие руки, и теперь, когда душа ее спокойна, она наконец может пожить и для себя.
Таня ее не очень поняла, что такое "пожить для себя" - а для кого же свекровь жила до сих пор? - но сочла за благо промолчать и только согласно кивала головой.
Павел Иванович, уже прилично набравшийся, пустил слезу и только приговаривал:
- После нас все вам достанется, детки мои хорошие... И квартира, и мебеля... Только вы уж постарайтесь нас ублажить на старости лет...
- Ты что это, отец? - Марина Александровна посмотрела на мужа со значением.
- А то. Мне до пенсии три года осталось... Внучков нянчить хочу, вот что... Детишек-то вволю понянчить не дала...
Марина Александровна вспылила.
- Завел шарманку! Иди проспись, а то залил глаза, обрадовался! А еще удивляемся, в кого это у Ваньки такие наклонности.
- Наклонности-наклонности... - пробурчал Павел Иванович, но жену послушался, отправился укладываться.
Женщины еще посидели немножко, посмотрели праздничный балет на льду и тоже разошлись по койкам.
Потрафить свекру, мечтающему о внучатах, Таня при всем желании не могла после больницы Иван ни разу не спал с ней, даже и не проявлял желания. Поначалу она еще пыталась проявить в этом плане какую-то активность, но все было бесполезно. Умом она смирилась с этим положением, надеясь, что со временем все выправится и встанет на свои места. Но все чаще поднималось в ней какое-то горькое томление. Ей снова стал являться незнакомец в маске. Все было так же, как в тех, прежних снах, только в кульминационный момент незнакомец разражался неслышным смехом и отталкивал ее.
После борща и жаркого Иван запросил чаю. За чаем он съел половину пирога с лимоном, который Таня планировала на ужин, сладко потянулся и сказал:
- А что сегодня по телику?
- Не знаю, - сказала Таня. - Я газету не вынимала еще.
- Слушай, я бы сам сходил, но что-то так наелся, что и пошевельнуться не хочется...
Таня вздохнула.
- Ладно, спущусь. Только ты тарелки в мойку составь да со стола вытри.