(В.Высоцкий, "Звёзды")
Облака пузырились, клубились и колебались, более всего походя на пенку, которая бывает на кипящем в тазу клубничном варенье. Только цвет у облаков был не вкусный розовый, от одного вида которого на языке возникает сладость, а двоякий: слева серо-чёрный, какой бывает у нагоняемых вечерней порой тяжёлых туч; справа серебристо-белый, как у первого снега, ажурного и искристого. Впрочем, такое описание несколько условно, потому что если развернуться наоборот, серо-чёрные облака оказывались справа, а серебристо-белые - слева. Следует отметить, что несмотря на бурное кипение, облака не смешивались, а граница между тёмной и светлой областями нигде не нарушалась.
Облака стлались сначала горизонтально, потом резко загибались вверх и уходили в недосягаемую высь. В том месте, где вертикальные облака смыкались с протянувшимися горизонтально наподобие того, как стена смыкается с полом, замерли четыре фигуры.
Те, что расположились на тёмной стороне, имели иссиня-чёрные гладкие волосы, чёрненькие усики, смуглые лица, тёмно-карие глаза, одеты были в длинные чёрные одежды, из-под которых выглядывали подошвы и голенища тяжёлых чёрных сапог, а на боку имели длинные воронёные мечи, висящие на чёрных перевязях в чёрных ножнах. Те же, что пребывали на светлой стороне, волосы имели кудрявые светло-русые, глаза голубые, лицами были белы и румяны, над алыми губами у них едва пробивался беленький пушок, их молочно-белые одежды и лёгкие сандалии на ногах сверкали серебристыми искрами при малейшем движении, мечи с рукоятями из слоновой кости были вложены в серебряные ножны на белых перевязях. Стояли они абсолютно симметрично: те, что были поближе к чёрно-белой границе - на коленях, которые подальше - на прямых ногах. Каждый из них раздвинул перед своим лицом облачную стену и следил в образовавшееся окошечко за тем, что происходило на платформе станции метрополитена.
Светлые с грустью наблюдали, как недовольные пассажиры вышли на платформу из вагонов. Состав необходимо было отправить в мойку, потому что на буфере переднего вагона красовались огромные кровавые пятна. Когда же порожний поезд медленно уполз со станции в туннель, дежурная и полицейские принялись поднимать на платформу с помощью специальных деревянных шестов с захватами то, что осталось от бедной Мамочки.
Тёмные же не без удовольствия следили за парочкой, которая медленно отступала к эскалатору, теснимая разбухшей толпой, которая всё увеличивалась за счёт спускавшихся в подземку людей. Один из этих двоих, маленький противный старикашка с закрывавшей лоб неопрятной чёлкой, протянул товарищу морщинистую руку и широко осклабившись, сказал:
- Примите мои поздравления, лейтенант Эймер!
Другой, светленький худенький юноша, тоже с чёлкой, стянул с правой руки жёлтую перчатку тонкой кожи, под которой конечно же никакой экземы и в помине не было, носовым платком стёр с пальцев мазь со смертельно надоевшим аптекарским запахом, пожал протянутую руку, поблагодарил за поздравление и ответил:
- Думаю, я вполне заслужил новое звание, а, дедуля? Но я полагаю также, что надо нам отсюда убираться, а то вон какая толчея начинается.
Парочка ступила на эскалатор, который повёз их наверх. Юноша спросил не без гордости:
- Так что, дед, понравилась в штабе моя работа?
Старичок приторно улыбнулся.
- Как сказать, мон шер, как сказать... Антр ну суа да, вы не всегда играли чисто. Лично я могу назвать ваши действия хорошими лишь условно. Для первого раза сойдёт, а вот в будущем... - он повертел пальцами с самым неопределённым видом.
- В гастрономе перед автоматом вы явно "засветились", мон шер, и ваше счастье, что эта простофиля (нехорошо говорить так о покойниках, но иного слова я не подберу) приняла всё на свой счёт. Вам крупно повезло, мон шер! Да и незачем было просить пьяницу ударить Мамочку бутылкой, это вы сделал совершенно зря. Фо па, так сказать. В общем, совершенное ребячество.
- Я просто хотел проверить, можно ли причинить ей вред, - попробовал оправдаться юноша.
- Но разве не говорил я вам, что пока книжица у Мамочки, это невозможно? - удивился старикашка.
- Вот я и хотел проверить таким образом, у неё ли книжка.
- Глупости! Это не проверка, а неприкрытое "засвечивание" карт, старичок был неумолим. - И совершенно незачем было оставаться у Мамочки после пирушки и ночь напролёт искать "Откровение", - он цыкнул сквозь зубы, чтобы не плеваться на эскалаторе. - Она же видела вас в полусне и слышала запах перчаток! Это было крайне неразумно и рискованно, мон шер.
- Если бы я нашёл и забрал книжку, мне не пришлось бы убивать Мамочку, - осторожно заметил юноша. Старичок с сожалением посмотрел на него.
- Мон шер, мон шер! Книжица не далась бы вам в руки просто так, да ещё к тому же до срока, не будьте столь наивны... Кстати, о руках! Вот ваша выдумка с перчатками просто восхитительна. Ку де мэтр! А стремительность вашей карьеры превзошла все ожидания! Нет, мон шер, вам положительно везёт. Ведь вы даже в лицо Мамочке признались, что вам жаль её убивать, а она ничего не заподозрила. Шалун вы, мон шер! Но в дальнейшем извольте работать осторожнее и тоньше. Это не моё личное пожелание, это приказ штаба.
Юноша потупился.
- А как дальше? С работой то есть... ну, со всем прочим...
- Да хоть завтра подавайте заявление об уходе, если вам разонравилась Ника и все остальные. Если нет, работайте в своё удовольствие, - старичок хихикнул, потому что совет получился весьма двусмысленным. - Вечерами по-прежнему можете отдыхать у Дани. Скоро будет новое задание, мон шер, вот увидите. Тогда, пожалуй, и решим, что делать. Ки вивра верра, - и он с самым невинным видом заметил: - А покамест наша красотка уже готовит новоиспечённому лейтенанту праздничное шоу, куда входят ошейник, верёвка, хлыстик, метёлка из перьев, плойка, три розы, тонкая свеча и бокал пунша. Чёрт возьми, мон шер, хотел бы я оказаться сегодня на вашем месте! Но увы, не про меня расскажет Даня ещё не родившимся сопливым девчонкам. Однако ей будет что порассказать, не так ли?
Старикашка ткнул юношу локтем в бок, оба захохотали. Но юноша неожиданно погрустнел, вздохнул и сказал:
- А всё же, дед, я как-то... привязался к Мамочке, что ли. Она в самом деле была доброй и заботливой. И хорошо относилась... Мне действительно страшно жаль её, и я окончательно решился, лишь увидев тетрадку с записями.
На что старик лишь рукой махнул и неразборчиво пробормотал что-то вроде: "Ерунда, со временем привыкнете..."
Тёмные закрыли свои окошки в облаках и перемигнулись. Первый тёмный, тот, что стоял на коленях, мотнул головой в сторону светлых и с философским видом заметил:
- Переживают...
В это время первый светлый вздохнул, оторвался на миг от окошка и крикнул куда-то под ноги, в облака:
- Примите её подобающим образом!
- Что, в ад? - злорадно спросил первый тёмный. Светлые не удостоили его ответом.
- Да-да, а то куда же, - поддакнул второй тёмный. - Говорят, в отделении нефти насильники-рецидивисты из котла номер десять миллионов тридцать девять тысяч пятьсот пятьдесят один просили прислать к ним этакую толстопятую девицу лет сорока с небольшим.
- Попрыгунью под поезд! - добавил первый тёмный, и оба приятеля заржали, точно нетерпеливые горячие жеребчики при виде молодой кобылицы.
- Сто сорок семь лет чистилища, потом к нам, - обернувшись к тёмным весельчакам, холодно заметил второй светлый. Тёмные перестали смеяться и с озадаченным видом переглянулись.
- Не понял, братишка, - сказал первый тёмный.
- И я чего-то не понимаю, - сказал второй тёмный, и они заговорили наперебой:
- Разве она из вашей команды?
- Она что, принадлежит к вашей дурацкой Церкви?
- Хотя бы раз в какую-то церквушку при жизни сходила?
- Она же бросилась под поезд!
- Она швырнула под ноги толпы вашу великую книгу!
- Отправила туда же свои выкладки, жалкие потуги её скудного умишки!
- Усомнилась в Боге, в вашем главном!
- Усомнилась в вашем Иоанне!
- И заодно прокляла его, а он у вас в святошах ходит!
Оба тёмных дружно плюнули.
Первый светлый оторвал наконец взгляд от окошка и нехотя пояснил:
- За неверие и все грехи поэтому будет ей чистилище. Сейчас её ведут туда. А семь последних грехов она совершила в единую минуту отчаяния, которую ей подстроили, кстати, вы.
- И как вы можете!.. - с чувством сказал второй светлый.