- Так... Ты почему не в палатке?! – Громкий голос Старого в полной тишине прозвучал оглушительно. – Я тебе что сказал? Сидит тут, как бомжонок... Вот экстремал хренов на мою голову!
- Можно чуть потише? – Ершик чувствовал себя неважно, громкий звук вызывал еще и головную боль.
- А ты думаешь, тут кто-нибудь спит?! – Старый рявкнул еще громче, - Затихарились по своим норам, а мальчишка один на платформе ночует! А еще коммунисты, свобода, равенство и бл...ство!
Ну и развоевался гражданин Самарин! Полог одной из палаток приоткрылся, луч фонарика осветил кусочек платформы, потом пополз к ним.
- Зачем же вы так? Здесь дети.
- Вот именно, что дети... – Старый хотел еще что-то добавить, но заметил за спиной мужчины маленькую фигурку. Дети уже присутствовали во множественном числе, это удержало его от дальнейших комментариев к политическому строю вообще и порядкам на станции в частности, он быстро поднял Ершика с пола за шиворот, вытер его лицо какой-то тряпкой. Тот успел подумать, что Старый обращается с ним в точности, как со своим маленьким сыном, когда он измажется чем-нибудь, нет для него сейчас никакой разницы, свой ребенок или чужой, пятнадцать ему или пять лет... – Если вылез, смелый такой, пусти к себе мальчика до утра. Мне надо возвращаться. И фонарь выключи!
До того, как погас свет, Ершик увидел: Старый надвинул на глаза свои очки с батарейками и быстрым шагом направился к краю платформы. Фонарик был выключен, он хотел крикнуть вслед: осторожнее, там уже рельсы, но услышал не звук падения, а тихий стук резиновых подошв, Старый даже в темноте передвигался бегом, скоро ничего уже не было слышно.
- Ну, надо же, прибор ночного видения у наемника. Сколько ему платят за работу? Нехорошо считать чужие деньги, но это просто удивительно! – Голос принадлежал немолодому мужчине, он слегка подтолкнул Ершика ко входу в палатку. – Заходи побыстрей внутрь, в дом эти твари еще ни разу не заглядывали... – Хозяин положил включенный фонарь на самодельную тумбочку, - давайте знакомиться, пока батарейки не сели.
- Ерофей. – Ершик протянул руку, после того, как Старый вытирал ему нос, хотелось выглядеть взрослым и солидным человеком. – Ерофей Павленко с Рижской.
- Георгий Иванович. А это моя дочь Майя.
Девчонке было лет тринадцать, Ершик обрадовался, что наконец-то и он сможет смотреть на кого-то сверху вниз. А она намного симпатичнее Ритки. Хотя, если вспомнить, что Старый говорил о женщинах, не всё в этом сложном вопросе определяется внешностью...
7. "Нас утро встречает прохладой..."
Георгий Иванович был расстроен и сердился на Ершика, хорошо еще не завернул матом похуже Старого, не такой он человек. Слышали бы они маму! Хотя, нет, пожалуй, у Старого голос погромче будет...
- Оставить тебя на платформе одного, это для меня непростительно! Я же учитель. Но я сам видел, как ты заходил к начальнику станции...
- Вот как зашел, так и вышел.
- Страшно было?
- Еще как... – Притворяться храбрецом было бесполезно, Майя все равно видела, как он не смог на ноги встать самостоятельно.
- Говорят, что смелый не тот, кто страха не знает, а тот, кто его преодолел.
- Так ведь тварь-то не я убил, а Старый. Он и раньше мне говорил, что страх потерял.
- Расскажи о нем, кто он, откуда взялся?
Ершик задумался, можно ли пересказывать откровения Старого, с одной стороны, он раньше жил на «красной» линии, жители станции сами обратились к нему за помощью, зная, что он из себя представляет. С другой стороны, знает-то руководство, а рядовые граждане его опасаются, а вдруг что ему в голову взбредет? Не получится ли, что он сплетни распускает? Так ведь его ж никто не заставляет всё рассказывать.
- Фамилия его Самарин...
- Стоп, дальше можешь не продолжать! Фрунзенская... Он расстрелял пленных без суда, за это партийное собрание постановило выгнать его с «красной» линии. Недисциплинирован, не придерживается линии партии, политически и экономически бесполезен... Я протокол заседания читал и удивлялся, что они побоялись его самого поставить к стенке. Потом узнал его второе, забытое уже прозвище – Берсерк – понял, что в живых оставили не просто так из милосердия. Не плюй в колодец...
Ершик и Майя в один голос спросили:
- А что такое «берсерк»?
Ершик улыбнулся, только сейчас прекратилась эта нервная дрожь, смех девчонки разрядил обстановку. А Георгий Иванович сел поудобнее.
- Поскольку спать все равно никто не собирается, а до утра еще много времени, я вам расскажу о варягах, а заодно о норманнской теории и Рюрике...
Никогда еще Ершик не слушал такой увлекательной лекции, сна не было ни в одном глазу. Настоящей школы на Рижской не было, обучали только письму, чтению и арифметике, до остального доходили своим умом. Кто хотел, конечно. Если поспрашивать людей, многие могли рассказать о географии: народ собрался из разных мест, каждый рассказывал о своей родине. Вот только если карту рисовать с их слов, получился бы, как шутил Сан Саныч, глобус Украины. А также еще отдельно глобусы Азербайджана, Таджикистана и Китая, хорошо, что настоящая карта мира нашлась в одной из книг и все расставила по своим местам. Но никакая карта не могла заменить живого рассказа.
«Нас утро встречает прохладой,
Нас ветром встречает река!..»
Ершик подскочил от неожиданности, у них на станции такого общего будильника не было. Песня звучала из динамиков оповещения. Он огляделся по сторонам, поспать удалось не больше часа, а хозяин дома и его дочь уже взяли в руки полотенца и собрались куда-то идти.
- А теперь переходим к водным процедурам.
- К чему? – Он еще недостаточно проснулся, чтобы вникать в странные фразы Георгия Ивановича.
- Умываться.
- Что, всем вместе? – Ершик представил себе три десятка человек в очереди к одному корыту. Ополоумели совсем? Или здесь это как-то по-другому?
Очередь действительно была немаленькой, так всегда происходит, если собрать одновременно всех сразу к четырем умывальникам. Ершик, зевая, думал, что стоило поднимать народ в три смены, и не пришлось бы досыпать еще минут по пятнадцать стоя. А как это сделать? Объявлять по громкой связи: первая смена – подъем! Вторая... Уборщица как раз замывала шваброй последние следы ног Старого, что-то бормотала под нос, потом нацелилась шваброй на столпившихся людей.
- Ходят тут, потом за ними грязь убирай. – И метко мазнула мокрой тряпкой по ногам правому краю очереди, не пропустив ни одного.
- Пробовал уворачиваться – бесполезно! Старая школа. – Вздохнул Георгий Иванович, видно эта еще одна утренняя традиция ему тоже не нравилась. – А как у вас на станции? Расскажи, все равно время есть.
- А у нас каждый сам по себе, всех к умывальникам не загоняют. А зачем, ведь столько времени зря уходит?
- Зато в коллективе. Ты меня не спрашивай, лучше сам расскажи.
- Ну, работы у нас полно, сейчас вот освещение в тоннеле проводим к Алексеевской. Я тоже провода тянул. А вы думали, что я только книжками торгую? – Все-таки гнездился в душе червячок сомнения, а мужское ли это дело? Пока и так сойдет, успеет еще стать таким, как Старый. Да, весь седой в сорок лет, один свет в жизни – сын Пашка, а остальное – темень непроглядная. – Блокпост у нас есть, сборный с трех станций. Только он не боевой, а почти таможня: с Проспекта Мира в Содружество ВДНХ за чаем идут. Правда, если надо, будут и оборону держать.
Вода была очень холодной, но сейчас никакая другая сон не прогнала бы. Впрочем, увидев, выходящих из темного тоннеля разведчиков, Ершик и забыл, что не спал. Уборщица выругалась и понеслась к ним со своей шваброй наперевес.
- Ну, как там?
Старый отмахнулся: не сейчас. Пока только было ясно, что весь отряд вернулся на станцию, не потеряв ни одного бойца. И, если до этого к наемнику никто близко не подходил, то теперь мнения разделились: одни сочли его хорошим бойцом несмотря на то, что он «гражданин», а не «товарищ», и держались рядом, а другие с нескрываемым ужасом смотрели ему в спину. Ершик легко мог вообразить, что их так напугало, Георгий Иванович толково объяснил значение слова «берсерк».
- И все грибы-то, небось, передавили, черти косолапые! – Уборщице было виднее, что разведгруппа притащила на своих сапогах.
- Георгий Иванович, а там в депо – плантация шампиньонов?
- Да, и очень большая. Станция-то называется Красносельской, очень подходящее наименование, у нас здесь колхоз, по всей линии наши грибы развозят. Стратегический объект.
- Где же ваша армия, если стратегический объект в опасности?
Георгий Иванович махнул рукой, повторив движение Старого: