— …не имеют ли тебя! — Закончил фразу Семен.
— Вот именно! — Согласился Никанор. — Ты что, Вань? Не видишь, что в стране творится? Ты действительно думаешь, что Лупайс самый трудолюбивый? Может Тутин с Медведковым самые справедливые? А народ, конечно лентяи! Поэтому и живут в нищете. А все, что в стране построено, освоено и запущено, это сородичи Диогена, по ночам сварганили. Тебя крестная из долины почто вытащила?
— Ну, внука Вольфовича найти. — Неуверенно ответил Иван.
— Не просто Вольфовича, а депутата Вольфовича! — Никанор для важности поднял палец вверх. — Ты понял? До чего их довели их же законы? Ты смотри, наблюдай. Пора из долины вылезать и наводить порядок. У тебя на руках что?
— Наручники. — Иван посмотрел на свои руки.
— Вот и проследи цепочку. Тебя задержали власти, отдали бандитам, ничего не объяснили. Просматриваешь систему?
— Нет. — Честно признался Иван.
— Да это же ясно, как божий день! — Воскликнул Брыня. — Общество поделено на пастухов, овец и волков. Пастухи — это властьимущие. Сами шашлыки жучат и волков подкармливают, чтобы создать видимость законности.
— Точно, Брыня! — Похвалил Никанор. — И пастухи, и волки, живут по одним и тем же законам, а овцы по другим. У первых только права, а у овец одни обязанности. А если овца недовольна, то должна пожаловаться пастуху. А пастух, если голоден, то сожрет, а если сыт, то может отдать волку, а может дать пучок клевера, чтобы овца не вякала. Таков, по демократическим меркам, закон. А на самом деле, Ваня, закон только один. Закон возмездия! И закон, Ваня, глух, слеп и нем. И наказывает он причину, а не следствие. Человек украл булку. Почему? Пенсии не хватает. Почему не хватает? Газ, свет, вода, квартплата и от пенсии остался пшик. Кто президенту сказал, что пенсия нормальная? Пупкин. Вырвать Пупкину язык. Заметь, Вань, не пенсионеру наказать экономить или переселяться в коммуналку, а Пупкину вырвать язык. Эти Пупкины считают, что они самые лучшие и ценные. Ты знаешь, Вань? А я тоже считаю себя самым лучшим. И Брыня считает себя самым лучшим. А Семен, так тот, вообще уверен, что он самый лучший.
— Ну, ты уж, слишком. — Смутился Семен.
— А вот на скромность народа, как раз и рассчитывают, эти Пупкины. — Продолжал Никанор. — С детства засоряют людям голову, мол, кто умнее, тот должен уступить. И вот, едет Пупкин с эскортом. Самый умный Пупкин. Самый лучший Пупкин. И орет в матюгальник, чтобы ему дорогу уступили. Ты меня извини, Ваня, но я считаю таких Пупкиных, вонью подрейтузной.
— И Вольфовича? — Спросил Иван.
— Пока нет. — Ответил Никанор, после некоторого раздумья. — Но, если мы не найдем его мальца, то ради спасения своего внука, он пойдет на преступление против совести. Потом узнает своего обидчика, но доказать не сможет. Потом, если не застрелится от бессилия, решит, что он не хуже других. Начнет по мелочи, а потом увидит, что это в нашей стране приветствуется, то так втянется, что даже твою долину на счетчик поставит. Такова система. Понимаешь, Ваня? Такова система, таковы законы. В гнилом картофеле, сколько ни копайся, все рано или поздно, но сгниет. А в здоровом картофеле, для сохранения урожая, достаточно выкинуть несколько гнилушек. А современные законы, Ваня, стоят на охране гнилушек.
— И ты хочешь стать гнилушкой? — Поинтересовался Иван.
— Гнилушки обижают тех, кто им не угрожает, а я собираюсь обижать тех, кто мне угрожает. — Никанор кинул в недра стены еще пару окороков. — Короче! Пора овцам отращивать клыки и самим защищать себя, а если пастухам и волкам это не нравится, то они могут подавать в суд. Тем более, что у них юристы содержатся на деньги овец.
— Это точно! — Согласился Брыня. — Тогда может быть, порядок настанет. Если бы мы в ментовке дали себя побить дубинками, то смогли бы мы доказать, что нас побили?
— Хрена с два! — Пропыхтел Семен, затаскивая еще один ящик водки в стену.
— А если будем овцами и чудом не сгинем, сможем мы доказать, что менты нас бандитам сдали?
— Хрена с два! — Ящик с пивом сгинул в стене.
— А примут в суд заявление на уважаемого депутата Экономиста?
Ответом Брыне, был истерический смех всей четверки, включая Ивана. Он был вынужден согласиться с доводами друзей. Может, они в чем-то не правы, но, в общем, все обстояло так, как они говорили. Правосудие в стране выглядело хуже хаоса. И раз уж они вырвались из долины, то должны показать пастухам, каково быть овцами. Тем более, что овцами в нашей стране не рождаются, а назначаются. И если овца не согласна, то подвергается жесточайшему преследованию. Так было. Но теперь, четыре овцы, решили сами преследовать нерадивых пастухов.
Все содержимое холодильника перекочевало в желудки пленников и в недра стены. Брыню снова связали ремнем. Торшер был спрятан в левый карман Никанора. Вся четверка решила вздремнуть, так как расследование вступало в решающую стадию, и надо было подкопить силы.
Через пару часов за ними пришли пятеро. Старший осветил пленников фонариком.
— Подъем! — Скомандовал он. — С вещами на выход!
Остальные охранники засмеялись. Друзей вывели из холодильника в подвальное помещение, подвели к стене и остановили перед нишей, выложенной из строительных блоков. Старший пошарил по кирпичной кладке рукой, нажал на что-то и блоки отъехали в сторону, открыв коридор, полтора на три метра. В конце коридора находилась металлическая дверь. Один из охранников подошел к этой двери, открыл ее и махнул рукой пленникам, чтобы заходили в помещение за дверью.
Помещение было довольно просторно. Оно имело прямоугольную форму, метров десяти или одиннадцати в длину и пять или шесть метров в ширину. Имелось две двери. Одна, через которую вошли друзья с охранниками, вела в подвал. Другая дверь, находилась на противоположной стене.
— Здорово у вас здесь все оборудовано. — Похвалил Никанор после непродолжительного молчаливого ожидания.
— Да! — Согласился Семен. — Даже жалко будет ломать.
— Заткнись! — Старший зло сверкнул глазами.
— О! Уже не жалко! — Улыбнулся Семен.
Старший открыл, было, рот, чтобы высказать все, что он думает о Семене, но тут дверь, ведущая неизвестно куда, открылась. Охранники быстро подтолкнули пленников к стене лицом и направили на них автоматы.
В помещение вошел Шкаф, неся в одной руке мягкое кресло. За ним вплыл среднего роста, одутловатый, с презрением ко всему и вся, мужчина. Шкаф поставил кресло недалеко от двери, в которую они вошли, и встал сзади. Мужчина сел с таким видом, словно делал это принудительно.
— Охрана нужна? — Спросил Шкаф, склоняясь к уху сидевшего.
— Нам лишние уши ни к чему. — Ответил тот.
Шкаф махнул рукой, и охрана удалилась в подвал. Мужчина внимательно разглядывал пленников. Пленники, с не меньшим вниманием, отвечали.
— С кого начнем, Экономист? — Спросил, не выдержав такого долгого молчания, Шкаф.
— Так ты, значит, Экономист? — Обрадовался Никанор. — У нас к тебе имеются вопросы.
Экономист со Шкафом застыли от такой наглости, а потом громко захохотали.
— Вопросы здесь, буду задавать я. — Уточнил Экономист, отсмеявшись. — А если ваши ответы мне не понравятся, то Шкаф будет выбивать из вас правильные ответы.
Никанор оглядел Шкафа и хмыкнул.
— А тебе не жалко его. — Спросил он у Экономиста.
— Кого? Шкафа? — Улыбнулся Экономист. — Первый раз слышу, что Шкафа надо жалеть. Обычно жалеют тех, кем Шкаф занимается.
— Это потому, что Шкафом никто не занимался. — Ответил Никанор.
— Шеф! — Попросил Шкаф. — Прикажи ему заняться мной.
Экономист сочувственно вздохнул и сделал приглашающий жест рукой.
— Прошу. — Выдохнул он.
Никанор повернулся к Шкафу. Тот стоял, чуть пригнувшись, расставив ноги и руки, словно собирался кого-то ловить. Он улыбался, предвкушая разминку. Разминка, в роли которой выступал Никанор, не заставила себя ждать. Наручники, которые стягивали запястья домового, упали на пол, словно находились на призраке. Шкаф разинул рот от удивления, но долго удивляться ему не позволил Никанор. Он врезал ногой в пах Шкафу. Все, кто находился в подвале, кроме Никанора и Шкафа, дико сморщились. Во взгляде Никанора, сквозила заинтересованность. Глаза Шкафа, наоборот, потеряли всякий интерес и медленно, но с достоинством, закатились. Сам Шкаф, очень быстро поймал что-то между своих ног, обеими руками. Потом он набрал полную грудь воздуха, и тоненьким голоском, на высокой ноте, запел девятиэтажную молитву.
Присутствующие затаили дыхание и ожидали чуда. И чудо произошло! На последнем куплете, молитва вернула глазам Шкафа, повышенный интерес к Никанору. Они зло сфокусировались на домовом, игнорируя все другие раздражители. Руки Шкафа отпустили то, что поймали и вытянулись в сторону Никанора, принимая образ дачных цапалок. Рот раскрылся, как пещера Али-Бабы, выставив на обозрение окружающим, залежи золотых зубов, и издал брачный зов лося. Сам Шкаф, ринулся на Никанора, со скоростью совершенно безумного носорога. Правда недавняя травма заставляла его семенить ногами, а низкий рост Никанора, заставил согнуться в три погибели. В остальном, Шкаф неплохо смотрелся со стороны.
Никанор наоборот, вытянулся во весь свой рост, корпус наклонился вперед, амплитуда ног держалась на грани разрыва штанов. В таком положение он и ввинтился в стену помещения и пропал.