— Конечно. Любопытная складывается цепочка.
— Вот Савостьянов когда-нибудь подергает за цепочку. А сейчас такой вопрос, Сергей Федорович: сможем ли мы держать счета под контролем, не возбуждая подозрений?
— Без проблем. Толмачев, тебе слово.
— Да, в нашем отделе соответствующую методику разработали, — подтвердил Толмачев, откладывая ложку.
— В каком — вашем? — сварливо спросил Савостьянов. — Ты где уже месяц работаешь, голубь?
— Отстань от парня, — попросил генерал-полковник. — А ты, Толмачев, хорошенько жуй. Жуй и рассказывай.
Начальник Управления выслушал пространные объяснения Толмачева и засмеялся, поигрывая стопкой:
— А отдел, значит, называется — по борьбе с преступлениями в сфере экономики? Юмористы у тебя сидят, Грищенко… Прекрасно! Александру Яковлевичу будет не до юмора, когда мы ему краник перекроем.
Обед закончили в молчании. Генерал-полковник приказал референтам подождать на улице.
Разомлев от фирменных угощений и холодной водочки, Толмачев покуривал в тенечке, повесив пиджак на сучок. Вдалеке перекликались гудками электрички, а над головой возились птицы. С сосны упала старая разлапистая шишка. Кабышев дремал на заднем сиденье машины. Никуда бы отсюда не ехать, подумал Толмачев. Зачем люди дерутся, подличают и подставляют друг другу ножки, когда жизнь коротка, а лето быстротечно?
Между тем в светелке за столом разговор шел серьезный.
— Когда едешь в Поваровку? — спросил начальник Управления у Грищенко.
— Завтра. Думаю, это будет серьезное сборище.
— Да, мне уже доложили, как МТБ обеспечивает его безопасность. Передашь Ткачеву план оперативных мероприятий. Кстати, замечательный документ — даже с визой старика.
— Не понял, Виктор Константинович… Ведь мы собирались подсунуть Ткачеву другой план!
— А это и есть другой. Я его подменил перед тем, как дать старику на подпись. Оперативник должен знать такие фокусы.
— Но тогда настоящий план остался без визы?
— Ты не поверишь, Сергей Федорович, но рыдать по этому поводу я не намерен. Проведем операцию — дай команду осторожно готовить к скупке участки, которые мы наметили в прошлый раз.
А ты, Савостьянов, прикрой контакты Грищенко.
— Хорошо. Под какой крышей вести скупку?
— Никакой крыши! Хватит. Это наша земля, земля Управления. Мы, дорогой Сергей Федорович, просто возвращаемся. Первых христиан, если знаешь, тоже гоняли — триста лет с чем-то подряд.
Пока император Константин… Впрочем, Константинов у нас нет. К сожалению. Остались одни «серые кардиналы». Ладно, пусть они пока думают, что мы крестимся исключительно под их скучные проповеди. В преферансе, друзья, главное — держать вежливую морду. И набирать взятки, набирать!
— Можно задать один деликатный вопрос? — спросил Савостьянов. — Александра Яковлевича мы… потом когда-нибудь… повесим или расстреляем?
— Зачем? Ты же культурный человек, Юрий Петрович, в галстуке ходишь, книжки читаешь… Не будем мы ущемлять старика, не будем. Достаточно восстановить Музей Ленина, а Александра Яковлевича посадить его директором. Конечно, элемент садизма в таком варианте есть, но по крайней мере никто не упрекнет нас в людоедстве.
«11 августа в префектуру Северного округа были вызваны главные начальники подразделений милиции и внутренних войск… Им были даны указания — развернуть на милицейских базах иногородний батальон из числа оперативного резерва МВД.
Всего в округе будет размещено несколько тысяч личного состава оперативного резерва…
Первые подразделения внутренних войск начнут прибывать в Москву в понедельник 16 августа.
Размещение иногородних батальонов внутренних войск планируется и в других префектурах.
Местом их дислокации станут казармы Московского округа МВД. Командующий этим округом Аркадий Баскаев это никак не комментирует…
10 августа г-н Ельцин пообещал, что в сентябре проблема власти в стране будет решена. Кем?»
Земля, украшенная цветущим разнотравьем, раскручивалась за окном электрички. Ветер, пропахший теплом полян и перелесков, проносился по вагону, теребя газету, которой Толмачев прикрывался от яростного света. Еще не было девяти часов, а солнце уже ощутимо прижигало даже сквозь замызганное стекло.
Он ничем не отличался от прочего вагонного люда, который в это утро покидал Москву. Толмачев был обряжен в выцветшие джинсы с бахромой на брючинах, в распашонку в серую клетку и синий американский картузик с длинным козырьком. На коленях он держал старый коричневый рюкзак с заскорузлыми кожаными лямками, а на рюкзаке, небрежно сложенная, валялась выгоревшая куртка из тонкого зеленого брезента, какие любят носить изыскатели, строители и лесники. Довершали наряд коричневые башмаки на ребристой подошве — «траки». Их-то, башмаки эти, дольше всего искали на складе группы внедрения, потому что у Толмачева дома не оказалось никакой туристской обуви, кроме чугунных кирзовых сапог, годных лишь для осенних грибных походов.
Да, опять он уносился в неведомую даль, в легкое и светлое лето, уносился, как и год назад, когда скрывался от службы безопасности Управления.
Мог ли он тогда хотя бы в шутку подумать, что через год будет работать в этой наводящей душевный озноб службе, да еще далеко не последним человеком?
Опять он летел над землей в железном снаряде, полном крепких запахов разогретого металла, людского пота, пластиковой обшивки и табачного дыма, волнами плывущего из тамбура. Толпа рассосалась лишь в Подольске и на следующих ближайших станциях — остальные дачники поехали дальше.
Напротив освободил ось место, которое целеустремленно заняла высокая блондинка в голубом спортивном костюме. Она села точно и грациозно, как большая кошка. Сходство с этим своенравным домашним животным подчеркивали удлиненные зеленые глаза и высокие скулы. Две объемистые сумки блондинка поставила в проходе, прямо на ноги Толмачеву.
— Ох, извините! Ф-фу… Я уж думала, придется стоять до конца, до самого Серпухова. Извините.
— Не переживайте, — благодушно сказал Толмачев, осторожно вытаскивая ноги из-под тяжелых сумок. — Кирпичи везете, если не секрет?
— Зачем? — удивилась блондинка.
— На дачу, — объяснил Толмачев. — Если вот так, по две сумки каждый день… лет за пять можно навозить на целый дом. И еще на курятник останется. А если воровать кирпичи на стройке…
— Да ну вас! — засмеялась блондинка. — Продукты везу. Крупу и все такое.
Она с интересом посмотрела на Толмачева, задержала взгляд на оттопыренном кармашке распашонки.
— Вы, кажется, курите? Не угостите сигаретой?
А то бежала на электричку — не успела купить.
— Ради Бога, — сказал Толмачев, поднимаясь. — Могу составить компанию.
Они вышли в тамбур, где в одном углу маялся дедок с угрюмым кобелем на поводке, а в другом углу смаковал дешевое пиво толстяк в панамке.
— Подвинься, дядя, — скомандовала блондинка, и толстяк безропотно вжался в стену.
Она прикурила, придержав руку Толмачева со спичкой, искоса взглянула на него. Около тридцати, подумал Толмачев. И веснушки у носа, словно у девчонки…
— Сейчас все курят, — доложил толстяк в пространство и вытер с губ пивную пену. — И мужики курят, и бабы. А по мне — лучше лишний раз выпить. От табака только вред.