Они очутились на темном и пустынном в этот поздний час Рождественском бульваре.
— Обмыть бы надо это дело! — сказал Акопов, помахивая бумажником. — Душа горит.
— Поддерживаю, — сказал Мирзоев. — Голосую двумя руками.
— Ну, не знаю… — сказал Седлецкий. — Я за рулем.
— Ничего, — сказал Толмачев. — Возьмем разгонную машину.
— Я — пас, — вздохнул Небаба. — И так желудок в узел сворачивается. На одних нервах столько времени… язва, ети ее мать! Так что без меня, без меня. Считайте, мысленно с вами.
Он пожал всем руки и поплелся к метро «Цветной бульвар».
Помолчали, проводили взглядами сутулую фигуру старшего дознавателя. Седлецкий, колеблясь, сказал:
— Двенадцатый час… Куда мы ополночь пойдем?
— Свинья грязь найдет, — засмеялся Акопов.
— Все, — сказал Толмачев — Беру командование на себя. Народу осталось как раз на один кузов. Ждите!
Через минуту он махнул из затормозившей «Волги»:
— Загружаемся!
И поехали они в бар к Юрику… Там, как и год назад, выли барды из динамиков, ритмично колыхались волны табачного дыма, а старичок-лошадник обмывал очередной выигрыш на бегах. Юрик выскочил из-за стойки, чтобы обнять Толмачева.
— Ну, Коля! Сто лет не видел. Где тусовался?
— Отдыхал. — Толмачев сложил из пальцев решеточку. — Вот, пришли с корешами обмыть возвращение.
Юрик оглядел сподвижников Толмачева и зябко поежился:
— Крутые мужики…
— Крутые — спасу нет. За каждым — мокруха… Так что мы у тебя посидим, Юрок. Не обессудь, если задержимся. Не обидим.
— Какие разговоры, Коля! — взмахнул Юрик салфеткой. — Да хоть до утра заседайте. Идите в уголок. Тут мне японского виски завезли…
— Японского не надо, — поморщился Толмачев. — Найди-ка русской водки, брат!
Оставшись с Савостьяновым, начальник Управления подмигнул своему заместителю:
— Еще пьешь «Эгрисси»?
— По такой жаре… Из бумажных стаканчиков? Не откажусь.
Но выпить им не дали. Забренькал телефон правительственной связи. Начальник Управления покосился на часы, пожал плечами и нажал кнопку громкой трансляции.
— Добрый вечер, Виктор Константинович… Это Мостовой говорит.
— Слушаю вас, Владимир… э… Степанович, — поморщился генерал-полковник.
— Савельевич я, — вздохнул Мостовой.
— Ну, извините.
— Ничего. Начнем плотнее общаться — вы не станете пугать меня с премьером…
— А вы полагаете — начнем? В смысле — общаться? Да еще и плотнее?
— Начнем. Хочу поставить вас в известность, Виктор Константинович… Сегодня указом президента я назначен первым заместителем председателя правительства. Буду курировать экономику. Кроме того, президент ввел меня в Совет безопасности в качестве номинального заместителя секретаря. Хотя такой должности формально не существует, но… сами понимаете.
— А что вы собираетесь курировать в Совете безопасности, Владимир Савельевич? Или это секрет?
— От вас у меня нет секретов. В Совете безопасности я буду работать с силовыми структурами. В том числе с вами.
— Поздравляю, — без энтузиазма в голосе сказал генерал-полковник. — А общаться когда начнем?
— Прямо сегодня, — сказал Мостовой. — Вы знаете, где находится запасной командный пункт Московского округа? Ну, на Каширке? Впрочем, у кого я спрашиваю… Жду вас, Виктор Константинович, на ЗКП. Достаточно часа, чтобы добраться? Да, еще… Прихватите и вашего заместителя. Того генерала, который курировал спецоперацию. До встречи.
Коньяк они все-таки выпили — без тостов и восклицаний. Восклицать почему-то не хотелось.
— Поехали, куратор, — вздохнул начальник Управления. — За какое место тебя прихватить?
— Мне нужно минут десять, — поднялся Савостьянов. — Переодеться хочу. Давненько не хаживал к высокому начальству в мундире.
— Как знаешь, — сказал начальник. — А я поеду в джинсах. И в сандалетах. Наглецов сразу надо ставить на место.
«В ситуации, когда система государственной власти в России находится в расшатанном состоянии, любой акт применения военной силы может быть чреват неожиданностями. Политическая обстановка меняется столь стремительно, что принятие решений в применении карательных санкций может быть осуществлено в одних условиях, а их реализация будет происходить уже в других. Поэтому силу оружия нужно использовать как можно более осмотрительно, не допуская излишней жестокости, а главное, необходимо находить при этом поддержку хотя бы одной из противоборствующих сторон.
В таком случае применение войск будет оправдываться в массовом сознании не только ссылками на закон, но и необходимостью восстановления справедливости. Самое же главное — и этому учит опыт истории — заключается в последовательности действий: если принято решение о применении силы, то оно должно быть выполнено любой ценой. Громкие заявления политиков, за которыми не следуют реальные действия, наносят непоправимый урон авторитету государственной власти…»
Шоссе довольно оживленно и ночью, особенно в районе станции метро «Каширская». В тусклом свете редких фонарей несутся навстречу друг другу два автомобильных потока, где, словно крупные бревна, проплывают автобусы и грузовики. Если едешь от центра города, то видишь, как за «Каширской» от шоссе в сторону Царицына протянулся Пролетарский проспект. Трасса сразу же ныряет в широкую пойму речки Чертановки, пологие берега которой заросли редким чахлым кустарником. Саму речку перед Пролетарским проспектом завели в коллектор, и она, пройдя долгий путь под новостройками и дорогами, выныривает из-под земли, только чтобы влиться в полноводную Москву.
Тут и днем не на чем остановиться взгляду — тянется и тянется унылое, сирое пространство. Сплошные задворки. Вдалеке на горе белеют дома у Каширского шоссе. Здесь же — пустыри, поделенные на большие и маленькие загоны. В одних поднимаются ржавые трубы, в других торчат, похожие на трухлявые грибы, склады и сторожки. В третьих вообще ничего нет, кроме огороженной пустоты. На первый взгляд захватил кто-то кусок земли, обнес его высоченным забором из бетонных плит с колючей проволокой поверху, а теперь размышляет — то ли начинать строиться, то ли картошку сажать.
К одному из таких участков и подкатила бронированная «Волга» начальника Управления. Полукилометровое асфальтированное ответвление от дороги упиралось в серые металлические ворота. Едва машина подъехала к ним, ворота чуть раздвинулись.
Вышел сержант в камуфляже, заглянул в салон и удивился. На переднем сиденье застыл, словно перед фотографом, худой генерал-майор в летней форме со щитом из орденских планок. А на заднем сиденье… Перечитав удостоверение в третий раз, сержант убедился, что хипповатый пожилой дядька и есть тот самый инспектор Министерства обороны, на машину которого был заказан пропуск. Сержант вернул удостоверение и открыл ворота на роликах. «Волга» проехала еще с полсотни метров и очутилась перед длинным металлическим ангаром.
За ним в темноте проступал частокол мачт с растяжками — антенное поле.
Еще одни ворота, еще один удивленный сержант — и машина въехала в ангар. Здесь горели бестеневые ртутные лампы и было светло, как днем.
Половину ангара занимали коробки воздуховодов, энергоблоки и мастерские. На другой половине располагалась автостоянка. Кроме нескольких армейских «КамАЗов» с пеленгаторными станциями, видны были престижные иномарки с правительственными номерами.