– Вставайте, мы нашли! – радостно сообщила Шеди на следующее утро – даже не разбираясь в интонациях и мимике, Рипли уловила ее эмоции.
– Что? – сдержанно спросила Рипли. Она уже твердо решила только наблюдать за событиями, пока что-нибудь не прояснится.
– Горячая вода в большом сосуде, в котором можно удобно лежать. Вы его просили, врач сказал, что это хорошо влияет на нервы. Да?..
«…А может, зря я думала о них так плохо? – подумала Рипли, растягиваясь в ванне, похожей на большую пиалу. – Лечат, заботятся… пытаются удовлетворять мои капризы… Может, действительно вся беда была в тех загадочных «диких детях»?»
– К сожалению, мы не поняли вашей второй просьбы, – наклонилась к ней Шеди, яркие колечки поблескивали на солнце и шевелились от легкого ветерка. – Это что-то из еды?
– Да. Это шутка. Неудачная шутка, – серьезно ответила Рипли. «Так как все же к ним относиться? Как к врагам? – Рипли поняла, что после этой ванны вряд ли сможет делать это. Но – не считать же их друзьями! После того, что произошло… Рипли отрицательно помотала головой. Немотивированный жест напугал не обладавшую телепатией Шеди.
– Что с вами?
– Ничего, – мрачно ответила Рипли. Она запутывалась в своих мыслях все сильнее – ничто не подсказывало, как правильно себя вести.
Не враги, не друзья – кто? Как можно им верить? «Я же их совсем не знаю!» – подумала Рипли – и удивлялась: они тоже не знали ее, когда помогали, но даже не сделали попытки расспросить ее… Или просто не успели? А может, для их целей это и не нужно? Но тогда зачем они научили ее своему языку? И, кстати, как? Гипнопедия? – Рипли все больше увязала в этих вопросах без ответов.
– Вы обеспокоены. Чем? Воспоминания?
– Да. Для чего я вам нужна?
– Что? Я не понимаю! – приподняла хвост Шеди. – Вы бы погибли – и вы, и девочка. Патруль подобрал вас обеих. С ребенком тоже все в порядке. Скоро вы увидитесь.
– Увижусь… с кем? – приподнялась Рипли.
– С вашей маленькой падчерицей. Она еще больна, но ей уже лучше. После того как вы упали в вулкан, малышка обожглась, для нее это было большим потрясением, но я надеюсь, что ласка быстро сделает ее нормальным, здоровым ребенком. Так что выздоравливайте скорее: она жаждет вас увидеть.
– Шеди, – от удивления Рипли назвала чудовище по имени и даже не заметила этого. – Объясни мне, что это значит. Я ничего не понимаю. Совершенно ничего!
– Не волнуйтесь. Вам нельзя волноваться.
– Шеди, я прошу вас! – решительно потребовала Рипли.
– Все ясно и так. Что вам объяснять?
– О каком ребенке идет речь? У меня никогда не было… – Рипли хотела сказать «ребенка», но мелькнувшее в памяти короткое имя «Ньют» заставило ее переключиться на ходу, – никакой падчерицы. На меня напали, ваши. Я защищалась. Потом в меня отложили яйцо – или как оно там у вас называется… Это все, что я знаю. Почти все мои друзья погибли. Ты понимаешь это, Шеди? Как после этого я могу не требовать объяснений?
– Если все было действительно так… – Шеди замялась. – Объяснять придется слишком долго.
– Нет, давай сейчас.
– Тебе тяжело без этого, да?
– Я без этого могу сойти с ума, – нахмурилась Рипли. Неужели чудовище сможет ей отказать?
– Вы очень непохожи на нас, да? – спросила Шеди.
– Зачем ты об этом спрашиваешь?
– Я не спрашиваю. Я констатирую. Если бы вы были похожи, тебе бы все было ясно. На нашей планете есть двуногие. Есть мы. Мы всегда жили вместе. У вас на планете есть такое явление – симбиоз?
– Да, – Рипли вздохнула. Похоже, объяснение действительно обещало быть долгим. Только симбиоза и прочих не относящихся к делу подробностей ей сейчас и не хватало.
– Мы живем в симбиозе. Мы – ухаживаем за двуногими; до того, как окрепла цивилизация, мы защищали их – но наши дети могут вырасти только с помощью их гормонов. У нас когда-то были очень плохие условия. Плохая природа. Понятно? Нужен был сложный жизненный цикл и у них, и у нас. Вот так и вышло, что у каждого нашего ребенка по две матери – настоящая и вторая, из двуногих. И очень часто вторая становится более родной, чем первая. Ребенок с ней дольше был в физическом контакте, так что и родства между ними больше. Настоящей матери у твоей дочки нет, так что она полностью твоя – и только.
– Она? Это чудовище? – Рипли передернуло.
Языки пламени, боль в груди и солнечном сплетении, страшная, нечеловеческая боль – и выскочившая светлая головка с рядами страшных зубов… Они сошли с ума: это – ее ребенок?!
– Это ребенок, – жестко ответила Шеди, и Рипли почувствовала ее обиду. – Если и ты бросишь ее, повторится то же, что и с ее бабушкой. Или
– того хуже – она станет «диким ребенком».
– Что это значит?
– Вы действительно другие, – смягчился голос Шеди. – У вас дети рождаются разумными, да? Их не надо учить быть ЛЮДЬМИ?
– Нет… мы их воспитываем. Долго, – наморщила лоб Рипли. Она начинала уже кое-что понимать, но боялась себе поверить.
– Понимаю. У двуногих дети взрослеют дольше. У нас – быстро. Так что важен каждый день. Если не учить – получаются дикие дети, и хуже всего – из Простых. Они и так всегда глупее, с ними очень трудно. Девочки – лучше всего, но их надо учить любить. Нужно, чтобы они доверяли тебе и не боялись. Настоящее разумное существо может быть собой, только если его любят… – в переводе Рипли «разумное существо» прозвучало как «человек».
– Значит, моих друзей уничтожили ваши «дикие дети»? – содрогнувшись от внезапной боли, проговорила Рипли.
Как ей хотелось верить в слова Шеди… нет – как ей хотелось НЕ ВЕРИТЬ!
– Они не понимали, что делают. Если нет воспитания – есть только инстинкты. Наесться. Выжить. Отложить яйца и найти для новых детей вторых матерей. Если «человек» не получает человеческого духа, он становится хуже зверя – потому что умнее его. А Простые – те и так почти звери. У нас всегда существовало это разделение. Даже если они вырастают дикими у нас, а потом их находят – обычно ничего не удается изменить.
– Ты уж извини, Шеди, но меня с души воротит, когда я сравниваю свои воспоминания с твоими рассказами о «голодных детях»…
– Так нельзя, – Шеди тряхнула головой, и колечки на ее гребне чуть слышно зазвенели.
– Не знаю, – Рипли уставилась на какое-то растение, похожее на клубок спутанных зеленых ниток, и ее лицо снова начало застывать.
– Так ты примешь свою девочку? Моя мать была сестрой по двуногой матери ее бабушке… значит, и мы с тобой сестры… Помоги ей.
– Вот ты и помогай! – грубо отрезала Рипли и тут же почувствовала, что ей стыдно. В самом деле, разве лично Шеди виновата в том, что ей пришлось пережить? Почему она должна выслушивать обиды из-за слабости самой Рипли, не способной перешагнуть через свой кошмар.
«Не надо! – возразила Рипли сама себе. – Чего я добьюсь, притворившись, что все в порядке? Все пережитое – во мне, и я все равно никуда его не дену. Так что лучше – правда… если так ее можно назвать».
– Рипли, у тебя есть то, что можешь дать только ты. Никто и никогда не мог заменить ребенку настоящую мать. Когда моя двуногая бабушка погибла, ее дочь – та, о которой я говорила – осталась без матери, и может быть, если б не это, ничего бы и не произошло.
– Чего бы не произошло?
– Твоей беды… Блеклая не верила в себя, боялась других – и сделала большую глупость, понимаешь?
– Нет.
– Она была одинокой и рано загуляла. А потом ей надо было нести яйца, но она не решилась признаться в своем несчастье и совершила преступление. Я не хочу рассказывать подробности – это была очень большая беда. Она пробралась на чужой корабль – думала, Чужие не станут докапываться, чьи это дети, и позаботятся о них. А вышло совсем не то: у них, как и у тебя, все устроено неправильно. Вместо матки – дыхательный орган, и так далее… Короче, та цивилизация хочет объявить нам войну. И все из-за одной глупой девочки, которой в свое время не хватило ласки.
– Так не бывает, – тупо возразила Рипли. Она пыталась разобраться, все ли нитки-листья одинакового цвета и только солнечное освещение делает светлее одни из них, или они действительно разные. Эта глупая головоломка помогала ей выдержать абсурдную, не лезущую ни в какие ворота информацию.
– Но, к сожалению, это случилось, – поникла Шеди.