Через день Рипли убедилась, что с ней больше не разговаривают. Ее кормили, даже ставили теплую ванну, но уже не помогали сесть и лишь перед сном включали свой аппарат. Меньше всего Рипли хотелось оставаться сейчас со своими мыслями наедине – но выбора ей не предоставляли. Не совпадали ли в их языке понятия «бездушный» и «неодушевленный»?
Вскоре Рипли поймала себя на том, что очень ждет, когда с ней заговорят; потом она пробовала сама начать разговор – но безуспешно. Лишь дня через три, обращаясь к ней, но глядя мимо нее, Шеди бросила с неприкрытым упреком:
– Скейлси заболела. Некоторые дети умирают от тоски.
– Шеди, где она? – нервно спросила Рипли.
– Зачем мне говорить об этом с тобой? – Шеди отвернулась и заковыляла прочь.
– Постой! – спрыгнула с кровати Рипли. – Ты хочешь сказать, что Скейлси заболела из-за меня?
– А то из-за кого же? – нехотя отозвалась Шеди.
– Но, Шеди… она же просто меня не знает…
– Она любит тебя, а ты ее оттолкнула. Все, разговор окончен.
Рипли прикусила губу. Такого резкого отказа она не ожидала. И все же в словах Шеди была доля правды. Стоило Рипли на секунду задуматься о судьбе маленького чудовища, как она почувствовала жалость.
В самом деле, малышка ведь не виновата…
Недолго думая, Рипли подошла к двери и впервые сама взялась за рычажок замка. Сразу же замигала лампочка, возвещая о ее попытке, но дверь открылась. За ней зеленел овальный коридор с неравномерными светящимися пятнами плоских ламп.
– Шеди! – позвала Рипли, осторожно ступая на пол коридора – почему-то он пружинил.
Вместо Шеди навстречу ей выскочила Сэд.
– Что ты делаешь – тебе запрещено выходить!
– Неважно, – решительно возразила Рипли. – Я должна видеть Скейлси.
– Ты? – оба рта Сэд приоткрылись от удивления.
– Ей плохо, да? Если она действительно нуждается во мне, ты меня отведешь сейчас к ней. Ясно?
– Да, но… – Сэд попятилась.
– Никаких «но». Я сказала – ты меня сейчас к ней проводишь.
«До чего странное существо, – поразилась Сэд, – то она отталкивает ребенка, как какую-то гадость, то готова броситься на меня, чтобы его увидеть… ничего не понимаю».
– Ну хорошо, – после недолгого колебания согласилась Сэд.
– Так, и объясни мне, что я должна с ней делать.
– То есть?
– Как за ней ухаживать, как ласкать, и все такое прочее.
– Ты что, хочешь сказать, что не умеешь делать это сама?
– Если тебе так проще – считай, что не умею. – Рипли не была склонна вдаваться в подробности и вообще долго разглагольствовать на эту тему. Собственный порыв уже казался ей нелепым – зачем она решила ввязаться в это дело?
«Неважно. Оно – ребенок. Ему плохо. Я могу помочь – вот о чем надо думать».
…Скейлси лежала в мягком гнездышке, как показалось Рипли, сделанном из травы, и тихо поскуливала. Маленькие глазки тускло смотрели в одну точку, чешуя поблекла. При виде маленького несчастного существа Рипли отбросила все свои сомнения.
– Ну что же, дурочка? – ласково спросила она, трогая гладкую жесткую головку.
– Мама… – всхлипнула Скейлси и вдруг прижалась к Рипли всем телом, повторяя все то же короткое слово – «мама».
«Только бы не заплакать», – приказывала себе Рипли, лаская веселевшую на глазах малышку – но не могла удержаться. Горячие слезы потекли по ее щекам, падая на гладкий рыжий хитин.