Дождь поливал двух беглецов, как назло, со всей щедростью: даже в трех шагах из-за густоты его струй невозможно было различить ни одного силуэта. Стены и трубы выскакивали перед Рипли неожиданно, но по сравнению со скрывающимися под ногами ямами и решетками это было детской забавой; как она не сломала обе ноги, можно только гадать.
Ступни скользили по гладким пузырям крыш, время от времени налетающий ветер сбивал ее с ног. Скейлси держалась, но могла передвигаться только ползком, прислонив к шершавой трубе-путеводителю нежное еще брюхо. «Сколько мы еще выдержим этот дождь?» – кусала губы Рипли, в очередной раз выкарабкиваясь из выемки новой крыши, уже вогнутой. Ноги скользили, уцепиться руками было не за что. Уже почти в отчаянье Рипли пробовала впиться в проклятую крышу ногтями и вскрикнула от боли: ноготь сломался.
– Мама! – захлебываясь от бьющих в морду струй простонала Скейлси, – Что с тобой?
«Бедный ребенок… И она даже сейчас думает обо мне…»
– Все в порядке, моя девочка! – кое-как отплевавшись, ответила Рипли, чувствуя нежность к этому доброму существу. Нет, не время для нежности, не время…
Но почему? Если его нет сейчас, то когда оно еще будет? Сколько раз она уже говорила это себе – и упускала, может быть, самые ценные мгновения своей жизни. Кто мешал ей по-настоящему хоть раз приласкать Ньют? Тоже «не время»? Но разве стоит бороться за жизнь, в которой из-за вечной борьбы для любви не остается места?
Подумав об этом, Рипли сильней рванулась вперед, и – чудо: ей под руку попала скоба, позволившая подтянуться и оказаться на макушке гладкого пригорка.
– Скейлси!
– Да? Я слушаю, мама, – судя по бульканью, вмешавшемуся в ее голос, говорить «девочке» стало трудно.
– У тебя все в порядке? Тебе не холодно?
– А мне уже можно мерзнуть?
– Конечно, – ответ Скейлси задел Рипли за живое. Неужели девочка настолько ей доверилась, что совершенно забыла о себе?
– Да. Мне холодно и немножко хочется есть. Но если ты скажешь – надо потерпеть, я потерплю.
– Бедная ты моя… Ну, давай доползем до ближайшей новой решетки: может, там для нас найдется сухой уголок… Как ты считаешь, мы уже миновали тот магазин?
– Конечно. Он неширокий и идет только в глубину, этажами. И выход наверх у каждого здания может быть только один, кроме взлетных площадок…
Скейлси хотела сказать что-то еще, но вместо этого неожиданно завизжала. Еще ни разу Рипли не слышала от нее крика столь отчаянного. Она сама не поняла, как ухитрилась перелететь с «пузыря» на «пузырь» и очутиться по ту сторону трубы, на которой сидела Скейлси. «Девочка» вжалась в трубу и смотрела куда-то в дождь. Рипли проследила за ее взглядом и обмерла: на них сквозь дождевые струи смотрели круглые светящиеся глаза.
«Может, это фары какого-то «челнока» или катера?» – с надеждой подумала Рипли – но нет, темнеющий за ними силуэт был слишком странной для машины формы. Кроме того, высота красных светящихся точек менялась, а темная громада росла. Тяжелый запах мокрой шерсти сообщал, что в дожде прячется зверь, забивший тревогу инстинкт кричал, что это – хищник.
Глухое рычание раздалось со стороны таинственного врага.
Рипли сделала шаг вперед. Будь что будет – лишь бы Скейлси успела сбежать…
– Беги! – крикнула Рипли, делая первый шаг навстречу зверю.
Страх сковывал ее руки и ноги, но она заставила себя шагнуть еще раз, потом еще…
Может быть, возникшая прямо перед ней лохматая морда и была в чем-то симпатичнее создавших этот город цивилизованных монстров – но зверь был похож на зверей земных, против которых работала запечатленная издревле «программа страха».
Как иногда вид обыкновенной мыши может оказаться для человека более страшным, чем готовая раздавить его машина – так и это существо пробудило в Рипли самые глубокие инстинкты. Черно-желтые полосы, изогнутые белые клыки…
«Ну нет, я не побегу!» – сжала зубы Рипли, делая навстречу уродливому тигру – ей было не до поиска других аналогов – еще один шаг.
– Ну, что ты стоишь? – крикнула она. – Вот же я!
«Тигр» закрыл пасть и попятился. Его инстинкт говорил о том, что жертва должна удирать – а раз она осмеливается идти на него так нагло, лучше не считать ее добычей.
«Интересно, Скейлси уже добралась до ближайшей решетки или нет? – думала Рипли, с вызовом глядя в красные отсвечивающие глаза. – Так… А что я могу сделать с этим зверем? Говорят, волков в древности иногда хватали за язык…»
– Что молчишь, тварь? – спросила Рипли страшную морду.
Зверь попятился.
– Так ты что, боишься меня? – продолжала идти на него Рипли. – Ну так бойся! Бойся! А то я тебя!..
Почти не помня себя, она замахнулась на лохматое тигроподобное чудовище. Инстинкт зверя сработал по извечной программе: огромный хищник, которому, может быть, достаточно было одного удара лапой, чтобы смести напавшее на него человеческое существо, повернулся и огромными прыжками помчался вперед, подальше от Рипли и жмущейся где-то Скейлси.
Только после его бегства Рипли поняла, что дрожит от страха всем телом. Неужели снова случилось чудо?
– Скейлси! – позвала она.
– Я тут, мама! – судя по вновь вернувшейся чистоте звука, Скейлси вырвалась из-под гадких струй.
– Оно ушло.
– Я видела… Ты самая лучшая мама в мире: он так тебя испугался…
– А ты уверена, что он не пошел за своими собратьями?
– Он? Да ведь его даже называют Одиноким… Он никогда не будет охотиться вдвоем, даже когда дружит с самкой!
– Ну, дай Бог, – вздохнула Рипли, перебираясь через трубу к открывшемуся чердачному люку. – Иди сюда…
Покрытая водой мордочка Скейлси показалась ей сделанной из стекла – настолько она была холодной и гладкой.
– Что, мама?
– Ничего… хорошая ты моя девочка… – обняла ее Рипли.