Поужинали. Выпили еще, решили, что чего-то не хватает. Ну, а чего может не хватать для полного счастья двум полным сил мужчинам? Разумеется, любви и ласки.
Любовь в большом городе — вещь доступная. Вот и в Элине есть целый квартал, где живут покладистые и умелые девочки. К ним мы и направились.
Моралисты, разумеется, зашипели бы, что я должен был отговорить Артена, но я не моралист. С какой стати он должен отказывать себе в простых радостях только потому, что его угораздило жениться? Да и не измена это, а так… Кроме того, кто поручится, что его благоверная уже не наставила ему рога?
Уличных девочек, настойчиво вешающихся на шею, я всегда обхожу стороной: берут они дешево, зато проблем потом не оберешься. В таких делах экономия чревата 'дурными болезнями'. Видел я заживо гниющих мужчин и как-то не горю желанием пополнить их ряды.
Посему ярко накрашенные потасканные пташки с улиц Эдина остались без внимания.
Но вот мы уже сидим на мягких диванчиках в комнате с приглушенным освещением в компании из пяти очаровательных девочек. Они на любой вкус и кошелек — в борделе у каждой своя цена. Мне понравилась пышногрудая блондинка с по-детски чистыми и невинными глазами. Эх, тянет мужиков на невинность, вот и сам туда же!
Сунул Матушке оговоренную плату и увел блондиночку наверх.
Она смущенно улыбнулась, указала на кровать, спросила, не нужно ли мне чего-нибудь. Я покачал головой. Тогда она распустила волосы и потянулась к шнуровке корсажа. Платье мягко зашуршало и упало к ее ногам. Переступив через него, блондинка подошла ко мне и потупила взор. Я взял ее за подбородок, заставил посмотреть себе в глаза.
Интересно, сколько ей? Еще молоденькая. Шестнадцать? Восемнадцать?
Ее пальчики коснулись моей шеи, робко, будто в первый раз. Мои руки ответили поглаживанием ее спины, постепенно спускаясь все ниже.
Она целует меня и расстегивает рубашку. Невинность обманчива — девочка знает свое дело. По телу растекается горячая волна, а ее пальчики все не останавливаются.
Не выдерживаю и стягиваю с нее сорочку. Она услужливо помогает мне, отбрасывает ногой бесформенную груду материи в сторону.
Привлекаю ее к себе, начинаю ласкать, уделяя особое внимание высокой пышной груди.
От ее кожи пахло ванилью. Сама такая гладкая… Руки с удовольствием скользили по изгибам, мяли, тискали.
Когда ласки мне наскучили, мы переместились на кровать, где девочка избавилась от последнего предмета одежды, впрочем, как и я.
Со знающей толк в науке любви всегда хорошо, вот и сейчас я беспрекословно позволял этой блондиночке делать со мной все, что она хотела. Наши желания совпадали, поэтому мы не скучали, сменив, наверное, поз десять, пока девочка не начала тихо постанывать. Я этим стонам особо не верил: наверняка, для каждого клиента такое представление устраивает, — но все равно приятно, заставляет действовать еще активнее, чтобы крики стали громче.
До пика наслаждения оставалось совсем немного, я уже предвкушал его и тот всплеск невыразимого удовольствия, который он принесет, когда ощутил слабый ментальный зов. Кто-то звал на помощь, испуганно так, протяжно. Решив, что мне показалось, снова занялся блондинкой и получил-таки то, что хотел, но проклятый голос настиг меня снова, когда я с облегчением откинулся на подушки. Теперь он стал громче, и я смог разобрать, что принадлежал он женщине.
Нахмурившись, я отстранил шлюху, прикорнувшую у меня на груди, сел и уставился в пустоту, целиком сосредоточившись на странном зове. Вот он повторился снова. В нем столько страха, отчаянья… и боли. Не физической — душевной, будто на ее глазах убивали кого-то, кто был ей дорог.
И голос этот принадлежал Одане.
Я шумно выдохнул, прижал пальцы к вискам, пытаясь понять, каким образом эта девушка могла послать ментальный зов. Правда, однажды она уже это сделала, но тогда я находился немного не в обычном пространстве, не совсем в своем теле… Неужели опять? Ну да, это возможно, оргазм обостряет чувства, восприятие некоторых вещей, поэтому-то я и услышал.
Значит, она в Эдине — такое на большое расстояние не передается, особенно не имеющими магических способностей и необходимой подготовки.
Велев блондинке убираться (беглая библиотекарша отбила желание еще раз покувыркаться с этой красоткой), я прикрыл глаза, ища Одану. Когда увидел, понял, что ТАК кричала она не напрасно.
Не знаю, то ли это проснулась моя совесть, то ли что-то другое, но я, ругаясь, оделся и, покинув гостеприимное гнездышко любви за деньги, отправился блуждать по улицам в поисках жертвы номер один одотьера Ассана Дер'Коне. Я почему-то не смог бросить ее в беде. Если уж докричалась, то, так и быть, вытащу тебя из загребущих лап смерти. Раз уж мы оба в Эдине.
Одана
Осторожно выглянув из повозки, я с интересом разглядывала толпы людей и скопища подвод, теснившихся у ворот Эдина.
Мы пристроились в хвосте очереди, терпеливо дожидаясь, пока проедут те, кто впереди нас. Справа покачивался на муле между двумя корзинами с рыбой какой-то крестьянин, слева весело щебетали на телеге какие-то девчушки. Чуть подальше — подводы купеческого каравана, груженые холщовыми мешками; спереди и сзади — охрана. Наемники. Выглядят, как бандиты. Я присмотрелась к всадникам и возницам, пытаясь понять, есть ли среди них маг. На первый взгляд нет, но ведь волшебники ничем не отличаются от обычных людей, я это на своем опыте знала. Хотя, с другой стороны, вычислить их все же можно: они не обвешаны сверху донизу оружием и держатся особняком от спутников.
До ворот мы добрались где-то через час, за это время я успела составить портрет всей этой разношерстной толпы, спешившей на ярмарку (нужно же было чем-то себя развлечь и отвлечь), и убедиться, что не все приезжие обладают одинаковыми правами. Что я имею в виду? Да то, что в очереди толпились лишь купцы и простой люд, щеголеватых же всадников пропускали по первому слову. Разумеется, им неприлично томиться в ожидании рядом с нами.
Торговец, которому маг поручил довезти меня до Эдина, любезно довез меня до шумного, напоминавшего муравейник, постоялого двора, попрощался и оставил на растерзание суете ярмарочного города.
Первым делом я поела, с трудом найдя свободный уголок в переполненном трактире. Пристроилась между семейной парой соанов и веселой компанией любителей пива. То ли моя внешность стараниями волшебника стала столь непрезентабельной, то ли хмельного напитка было выпито мало, но никто из посетителей не пытался ко мне приставать, даже ни одной сальной шуточки не отпустили. И это в таком-то заведении, где собирались отнюдь не уважаемые горожане! Зато тут вкусно и дешево кормили.
Хотя, думаю, безразличие к моей особе объяснялось намного проще — меня просто не заметили. И слава Светоносному!
Благополучно окончив обед, я решила пройтись по ярмарочным рядам. Знаю, идея не самая лучшая, но, увы, ничего не смогла поделать с известным женским любопытством и страстью к покупкам! Тем более, что я собиралась купить не какую-то безделушку, а что-то полезное. На таких ярмарках иногда торгуют всякими зельями и амулетами ведьмы, я бы не отказалась от 'отведи глаза'. Легально, конечно, его не купишь, но из-под полы вполне возможно. Отдам за него большую часть своих скромных сбережений, зато перестану шарахаться от стражи и прятать лицо за воротником пальто. Кстати, надо будет еще разжиться накидкой, любой, лишь бы с капюшоном.
Боюсь, разорит меня эта ярмарка, но ведь мертвецам деньги все равно не нужны. А за жизнь нужно платить.
Передвигалась я крайне осмотрительно, стараясь держаться в середине толпы, чтобы спрятаться за десятками спин, плеч и голов. Когда замечала блюстителей порядка, предупредительно отворачивалась или наклонялась, будто бы поправляя шнуровку на стоптанных ботинках. Меня толкали — я молчала, позволяли, воспользовавшись толчеей, потискать — делала вид, что не замечала, хотя было неприятно. Один раз, правда, не выдержала и дала нахалу каблуком по ноге, но он вел себя уж слишком развязно. А так я старалась не привлекать внимание к своей особе: мне и мелкой ссоры, любого громко сказанного в мой адрес слова в присутствии прогуливавшихся по ярмарке солдат хватит для того, чтобы оказаться в руках правосудия Наместника.
Накидку я купила, недорогую, с опушкой из собачьего меха, но мне в самый раз. А 'отведи глаза' не нашла. Даже не у кого было спросить — не у светлых же магов, проверявших подлинность амулетов, которыми торговал седовласый старичок в длинном синем одеянии. Он утверждал, что в них заключена сила Сахрен, а волшебники заподозрили, что он мошенник, порочащий имя богини.
Я обошла их сторонкой и, убедившись, что день клонится к закату (в ноябре темнеет рано) с замирающим сердцем направилась к гостинице, возле которой назначила встречу Садереру. Я бывала в Эдине лишь однажды, еще с родителями, и мы останавливались в этой гостинице. Если письмо дошло, и мой ангерец приехал, то должен был оставить для меня (вернее, для несуществующего человека, от имени которого я писала) записку.
Скрестив пальцы под накидкой, я шла, мысленно шепча: 'Пусть он будет здесь, пусть он будет здесь!'.
К гостинице я подошла уже в сгущающихся сумерках: я плохо ориентировалась и пару раз свернула не туда, попутно едва не став жертвой ограбления. Но моя подозрительность и быстрые ноги уберегли от финансового краха. Без денег мне в пору было бы стащить где-нибудь веревку и повеситься.
Гостиница, даже постоялый двор, приютилась в одном из торговых кварталов, ближе к окраине. Здесь уже попадались только мелкие лавочки, дома стали непригляднее и обшарпаннее, появились знакомые сточные канавы для помоев. Редкие кустики давным-давно облюбовали пьяницы для справления своих естественных надобностей. Но мне не привыкать, мой родной квартал почти такой же, чистота и порядок — удел фешенебельных центральных улочек. Зловонья нет — и то хорошо.
В заведении под вывеской с пузатым кабаном было многолюдно. Чувствую, с крышей над головой у меня будут проблемы, а я-то рассчитывала снять тут комнатку по приемлемой цене.
Хозяин меня обрадовал. Увы, не номером, а запиской Садерера. Оказалось, что он, как и я, приехал в Эдин сегодня утром. Мое письмо застало его не дома, а у друзей, живших неподалеку от границы. К счастью, в Ангере своя собственная, отличная от нашей, система поиска адресатов, а то бы я напрасно проделала этот долгий путь. Но все сложилось, как нельзя удачнее, и ангерец оказался в городе раньше, чем я планировала.
Предвкушая радостную встречу, я поспешила в кабачок, в котором было назначено свидание; Садерер писал, что будет ежедневно ужинать там и сидеть до второй стражи. Сейчас было время первой.
Глупо, наверное, но я забыла обо всем на свете, будто перенеслась в далекое прошлое, вопреки поговорке, вступив в одну реку дважды, вновь переживая всю гамму эмоций нетерпеливого сердца. Моя голова вмиг лишилась разума, я не заботилась о конспирации, я хотела лишь поскорее добраться до того кабачка, толкнуть забрызганную грязью дверь, потемневшую от дождей, и увидеть его. Будто один его вид мог отогнать от меня морок неприятностей.
Запыхавшись, я держалась за кольцо, не решаясь войти. Совсем как юная невинная девушка, спешащая на свидание с первой любовью. Нет, это не про меня, я тороплюсь на свидание с прошлым. Народная мудрость права: вода в реке никогда не бывает той же, как не оставляют неизменными людей годы.
А вдруг он до сих пор любит меня?
А я?
Странно, но за последние недели я ни разу не вспомнила о Шезафе, а ведь мне казалось, что я влюблена в него. Но нет, я думала о ком угодно, даже о бросившем меня темном маге, но не о любовнике.
А Садерер… Желала я того, или нет, но я подсознательно сравнивала всех моих немногочисленных мужчин с ним. Видимо, поэтому так и не нашла своего женского счастья: соперничества с романтическим идеалом юности не выдерживал никто.
Пару раз глубоко вздохнув, я откинула капюшон и толкнула дверь.
Его красно-коричневые, с темно-синими прядями волосы ярким пятном выделялись среди десятка других склоненных к тарелкам голов. Помнится, именно их цвет меня когда-то и заинтересовал — необычная разновидность традиционного каштанового. Вкрапления синего — это не от природы: ангерцы любят красить волосы, подчеркивая контрастными цветами отдельные прядки. Обычно они еще в раннем детстве выбирают 'свой цвет' и остаются верны ему на всю оставшуюся жизнь.