Мы с Федором Терентьевичем с дороги уже и в бане помылись, и по рюмочке приняли, а костыги всё не было.
— Крепка советская власть, — сделал заключение атаман.
— Крепка… — склонился я к тому же мнению.
Гостей, как Федор Терентьевич велел, самогонкой угощали. Причем, настоянной на курином помете. В селе считали, что помёт напиток чистит от всего вредного, а ещё и крепость ему придаёт. Не знаю, как насчёт чистки, а запах самогона после этого менялся не в лучшую сторону.
Ну, самогон, это — не тебе духи. Его не нюхать, а пить надо. Нос зажал и проглотил залпом. Вот все и дела.
Не дождавшись костыги, Федор послал к бывшему фельдшерскому пункту мальчоночку. Тот, одна нога здесь, а другая там, быстро обратно вернулся.
— Ну, что? — был задан вопрос, когда парнишка на пороге появился.
— Поют, — прозвучало в ответ.
— Крепка, крепка советская власть… — сказано это было Федором Терентьевичем с уважением.
— Что, поют-то? — влез я в разговор.
— Ворона, — отчитался мальчонка.
Ворона… Пробило что-то продотрядовцев на русскую классику. «Черного ворона» унтер Веревкин даже чуть раньше, чем Молчанов свой романс, написал.
— Хорошая песня, душевная, — одобрил репертуар гостей Федор Терентьевич.
Душевная. Ещё и с большим смыслом. Не знаю, как дома, а тут, где я сейчас, Черный Ворон — это священник Нарада, отпевающий павших воинов. После боя Нарада в своем черном одеянии с гуслями ходит по полю и решает судьбу лежащих на нём. Кто только ранен, тех в лагерь, на лечение. Кто ранен тяжело, уже не жилец, у того он последнюю волю выслушивает, чтобы потом её передать родным и близким. Только после этого и придёт черед отпеть всех павших…
Федор Терентьевич даже напевать начал. Мне тут и вспомнилось, что любил он эту песню.
Да, что-то не больно весёлые песни поют продотрядовцы. Не всё хорошо на душе у них. Понимают, чем они занимаются. Но, люди они сейчас подневольные…
Где-то через полчаса и костыга появился.
— Замолкли, — доложил костыга атаману.
— Ну, пошли потихоньку. — Федор Терентьевич махнул мне рукой.
По дороге к фельдшерскому пункту атаман ещё троих мужиков позвал на помощь. Правильно, лишними они не будут.
Когда дошли до места, Федор Терентьевич сам обстановку в помещении бывшего земского медицинского учреждения проверил и нам отмашку дал.
— Выносим и грузим.
На чем вынести продотрядовцев имелось — Павел Павлович носилки к себе домой с фельдшерского пункта не утащил. Наркоз у бойцов продовольственного полка был крепкий, никто из них и не заметил, как они на телегах оказались.
— С зерном что? — поинтересовался один из мужиков.
— Оставим. Надо же им как-то перед начальством ответ держать.
Федору Терентьевичу, само-собой, тоже зерно было жалко, но приходилось жертвовать малым.
— С винтовками что? — не унимался тот же мужик, вопрос за вопросом задавал.
— Оставить. Разрядить только, — последовало распоряжение от атамана.
Мужик аж крякнул с досады. Такое богатство прямо из рук уплывало.
— Как за границу волости выедите, оставляйте их там. Как проспятся, пусть в уезд сами добираются.
Оказывается, этим троим мужикам Федор Терентьевич ещё и роль возниц уготовил. Они не спорили, без слов подчинились. С нашим атаманом — не забалуешь.
Телег было пять, а мужиков трое. Оставшимися двумя подшалимок и костыга будут править. Всем у Федора дело нашлось.
— Как вывезете их, сразу домой не идите. В кустиках затаитесь и дождитесь, чтобы хоть один из этих проснулся. Не надо нам, чтобы их сонных обобрали или порезали. Чистенько нужно дело сделать.
Да, всё Федор Терентьевич предусмотрел, о всём заранее подумал.
— Пошли, Ваня, спать. Дел с утра много…
Я давно уже позёвывал, время было третий сон видеть.
— Пошли, Федор Терентьевич, пошли.
Скоро уже петухи петь начнут, а мы ещё и не ложились…