28 января 1918 мне исполнилось девятнадцать лет.
Совсем взрослым стал…
Смешно…
Смешно и грустно одновременно! Интересно, как теперь определять мой истинный возраст? Сложить предыдущие тридцать три и нынешние девятнадцать? Биологический возраст тела и психологический возраст личности складывать не получается, как и килограммы с километрами. И на гипотетические пятьдесят два года я себя не ощущаю. Слава Богу, что хоть для себя определил, кто я такой есть на самом деле.
Разрешите представиться: Барон Александр Александрович и еще раз Александрович фон Аш-Валерьянов — единственный и неповторимый.
А отчество и фамилия двойные, потому что жизнь у меня двойная… В честь, ныне покойного, Александра Валерьянова. Ибо таковым, каким был, он быть перестал. Умер и переродился, практически, как в 'Песенке о переселении душ' Высоцкого:
— Быть может, тот облезлый кот, был раньше негодяем, а этот милый человек был раньше добрым псом!
Хорошо, хоть баобабом не родился!
Нет, вы ничего 'такого' не подумайте — с самосознанием у меня все в порядке. С целостностью личности проблем нет, и разделение на 'я' и 'не я' — тоже имеет место быть.
И это мое новое 'я', не старше тридцати четырех лет. Из которых только последний год — местный. Ну, почти что год… В мае будет.
В общем — с Днем Рождения!
* * *
Кстати, самого факта празднования дня рождения, я немного побаивался. Точнее ощущал смутное беспокойство.
Причина банальна — предполагался набег родственников, знакомых и прочих по списку. Как уже упоминалось, я периодически скрывался из дома на время визита матушкиных подруг, дабы не потворствовать гипотетическим матримониальным планам в отношении моей скромной персоны.
Нет, конечно, я не боялся, что меня женят. Все же ценз для вступления офицеров в брак, хоть и был снижен до 25 лет, но до этого еще дожить надо!
Проблема в ином! Помолвка, по местным понятиям, дело архисерьезное, с далеко идущими последствиями. Благодаря моему благоприобретенному социальному статусу, о подобных событиях тут в газетах пишут. А расторжение помолвки — это вообще скандал! Все как в книгах и кинофильмах из жизни высшего света! Помолвка ведет к построению новой системы межродовых и межличностных отношений, как с социальной, так и с экономической точки зрения.
Вах! Хорошо сказал! Самому понравилось!
Не подумайте, что в нашем благородном семействе кто-то кого-то к чему-то принуждает, но матушка считает, что я обязательно должен иметь хотя бы платонические отношения с девушкой из хорошей семьи, потому что так должно.
Но даже это — не главное.
Если быть до конца откровенным, даже с самим собой, я просто не хотел быть объектом всеобщего внимания и восхищения, свойственного таким светским мероприятиям, как день рождения сына статского советника, занимающего заметную должность в Военном Министерстве.
Это же все будут ходить и умиляться, какой я молодец… Как вырос! Какой герой! И так далее и тому подобная хрень.
Все приглашенные просто обязаны будут засвидетельствовать свое почтение подобным образом, в соответствии с теми условностями, принятыми в обществе.
И если для девятнадцатилетнего подпоручика оное сюсюкание слегка утомительно, то для меня — просто кошмар!
Ведь никто не ведет себя так с мужиками 'чуть за тридцать', а я именно такой и есть, пусть мне снаружи всего девятнадцать!
В общем, хреновый был праздник…
Даже, несмотря на то, что пришло всего-то три десятка гостей, с трудом сдерживался, чтобы не сбежать куда-нибудь подальше от этого великосветского фарса в миниатюре. Одно радует — эпоха балов уже практически закончилась. Иначе бы — точно что-нибудь учудил…
Победив в себе 'светского труса', весь вечер боролся с желанием стать 'светским пьяницей'.
Впрочем, небезуспешно!
И даже не напился после того, как все разошлись, хотя и было такое желание. Однако усталость моральная и физическая была столь велика, что я рухнул на кровать и мгновенно заснул с мыслью:
— Скорей бы уже на службу!
В батальоне произошли большие перемены — теперь у нас три роты вместо четырех. Жандармерия вычистила из части 'сорную траву', а первая рота, была полностью расформирована и распределена по маршевым подразделениям. Для того чтобы упорядочить нумерацию, мою четвертую роту переименовали в первую.
Так что, прошу любить и жаловать!
Начальство у меня теперь тоже новое. Подполковник Озерковский, вследствие последних событий, заполучил очередной нервный тик, и был отправлен в отставку.
Нынче комбатом у нас подполковник Михаил Никифорович Чернявский — фронтовик, только что после госпиталя. Лихой и суровый дядька: одноглазый и с палочкой. Слуга царю, отец солдатам…
Собственно из-за этой самой одноглазости Чернявского я и стал командиром первой роты. Точнее, из-за того, что новый батальонный командир нос к носу столкнулся с моим Савкой.
— Эге, братец! Видать, я не один тут кривой? — возрадовался подполковник, выслушав уставное приветствие моего денщика. — Ну-ка, рассказывай, откуда ты тут таковой взялся?
Выслушав бесхитростный доклад, и задав пару наводящих вопросов, Чернявский Савку отпустил. А потом, через несколько дней, ознакомившись с положением дел в батальоне, взял да и переназначил номера рот.
Необычность была в том, что тем самым был нарушен обычный порядок назначения. Поручик Пахомов, командир второй роты, был старше меня и по званию и по выслуге, а, следовательно, именно он должен был стать начальником роты под номером один. Причем независимо от того, какой именно роте этот самый номер был бы присвоен.
Чернявский решил иначе, так что, теперь приходится соответствовать высокому званию.
Пахомов, кажется, сильно обижен данным назначением и, последнее время, стал гораздо менее приветлив в общении со мной. Подпоручик Сороковых, напротив, мне только посочувствовал — понимал, что все не просто так.
Свет на темное дело моего назначения пролил всезнающий и ироничный Юванен:
— Миха-и-ил Ники-и-форофитч о-отшень саинтересова-а-лся ва-ашей биограф-фи-ей! И та-аше, сте-елал не-есколка зфо-онкофф! И есчо-о, о-он смо-отрел, ка-ак фы санима-аетесс с кренатё-орами на пла-атцуу!
— Все равно — ничего не понимаю! Помилуйте, Андрей Бенедиктович, причем тут моя биография?
— А-а прито-ом, что коспоти-ин потполко-офник исфо-олили упомяну-утть, мо-ол мне-е не-е па-артчук, а нача-алник на-а ро-ту на-адопен!!!
— И чем ему Андрей Ильич не угодил? Подумаешь 'барчук'…
— Те-ем, что по-ороху не-е нюха-ал. А-а мо-ошет есчо-о че-ем. Несна-аюу!
Короче, тайна сие великая есть! Хотя, я, кажется, догадываюсь, в чем тут дело — на днях Чернявский зверски вздрючил Пахомова при всем честном народе 'за неуместную праздность и отсутствие прилежания в занятиях с подчиненными'.
Ну, что тут скажешь?
Служба!!!
* * *
5 февраля было подписано 'Всеобщее перемирие' между всеми воюющими сторонами с целым списком взаимных обязательств.
В нашей истории я такого удивительного документа не припоминал — там все закончилось в штабном вагончике маршала Фоша с учетом 'четырнадцати пунктов' от президента САСШ Вудро Вильсона.
Что характерно, тут не только не было послания к конгрессу с перечислением вышеупомянутых 'пунктов' — в этом мире Вильсон и вовсе не был президентом! Вот такие, понимаете ли, гримасы истории.
А 20-го февраля в Париже открылась мирная конференция.
На год раньше… Учитывая реальный расклад сил в Великой войне на настоящее время, в этом не было ничего удивительного. Ничуть не сомневаюсь, что согласование всех условий мира и здесь займет как минимум год!
Первая Мировая Война закончилась… И хотя еще трудно судить об окончательных результатах, одно можно сказать точно — Россия победила!
И пусть победа далась нелегко, но мы сумели отстоять государство в прежних границах и с устоявшимся внутренним строем. Сейчас я еще не готов уверенно сказать хорошо или плохо то, что сохранилось самодержавие — не было времени и повода к глубокому изучению этого вопроса. Однако в одном я уверен точно — призрак гражданской войны отступил и теперь Россию ждет иное будущее.
А что это будет за будущее — посмотрим.
Дай Бог, чтобы не хуже!
По столь знаменательному случаю, я пригласил Генриха отужинать в ресторане и вообще приятно провести вечер.
Поскольку я не без оснований рассчитывал на гостеприимство Мулата Томаса, то не удивительно, что для моих целей вполне подошел ресторан-кабаре 'Максим', что на Большой Дмитровке.
Зарезервировав столик в 'ложе', мы с Литусом явились задолго до начала основной программы, ибо с утра мне нужно было быть в батальоне.
Генрих, находясь на домашнем излечении, откровенно изнывал от скуки, а поэтому несказанно обрадовался моему предложению.
Выпили, обсудили международную обстановку. Сообща пришли к выводу, что разрядке напряженности нет альтернативы.
А потом, как-то сам собой разговор зашел о нашем ближайшем будущем.
— Я твердо намерен подать в отставку! — Заявил Литус. — В войсках от хромого калеки толку мало, особенно в мирное время.
— Сейчас начнется активная демобилизация и тех, кто сам не уйдет, об этом настойчиво попросят. Необходимость в многомиллионных армиях отпала, и в первую очередь будут увольнять именно офицеров 'военного времени'. И пускай таковых почти четыре пятых, но критерии отбора будут довольно жесткими.
— Возможно, ты прав, Саша.
— Я в этом абсолютно уверен!
— Пусть так! А что ты думаешь о своем будущем?
— Ну, я уже не раз упоминал, что военная карьера меня не прельщает. Особенно в мирное время! Поверь, Геня, такой бардак, что я наблюдаю в запасном батальоне, и вообразить трудно. А уж когда весь полк станет условно 'запасным' — война-то кончилась, от такого счастья надо бежать подальше, пока не догнало! Учиться пойду… На юридический, скорее всего.
— Что ж, тебе виднее… Хотя, мне всегда казалось, что ты просто создан для военной службы!
— Вот уж не знаю…
— Там на войне ты, Саша, всегда был так категоричен, уверен и немногословен! — Литус сделал паузу, подбирая нужные слова, — Я бы даже сказал, что ты был органичен! Как будто всегда знал, что нужно делать. И тебе всегда хватало решительности поступить именно так, как необходимо. Поверь, многие наши старшие офицеры тебе просто поражались и жестоко завидовали Казимирскому.
— Ты заставляешь меня краснеть! — Я с деланным азартом набросился на доставленное официантом жаркое.
Будем объективны, господа хорошие? Ну, сами подумайте, как я должен был себя вести? Как восемнадцатилетний отпрыск хорошей фамилии с патриотическим туманом в голове? Так ведь, не знаю даже, каково это выглядит со стороны! И вел я себя сообразно опыту былых тридцати трех лет. Продумывал каждый шаг, как разведчик-нелегал на враждебной территории. Вживался!
А получается, все равно — облажался!
Убедить — убедил, но создал о себе ненужное мнение…
— Геня, давай лучше обсудим твои планы на будущее!
— Планы мои просты и незатейливы. Собираюсь поступать на медицинский! — Генрих с некоторым вызовом посмотрел на меня.
— Если ты ожидаешь, что я буду тебя отговаривать или осуждать — и не надейся! Только один вопрос — 'почему'?
— Потому что, считаю, что врачевать раны — занятие куда как более почетное, чем эти самые раны наносить! Я видел, как работают врачи в госпиталях! Это тяжелый и нужный труд, направленный на благо людей. Созидательный труд! — глаза у Литуса горели, словно он произносил эту речь с трибуны.
— Поздравляю! Достойный выбор! Хотя, я уверен, что общение с доктором Финком не в значительной степени повлияло на твое решение! Неважно! Давай-ка, лучше выпьем за то, чтобы 'доктор Литус' влился в ряды тех замечательных медиков, чей пример подвиг его на стезю Гиппократа! Ура!
— Ура!
* * *
Каюсь! Я не до конца был честен с Генрихом!
На самом деле, никакой уверенности в выборе карьеры у меня нет! До сих пор мучаюсь вопросом — 'что же дальше'?
Теперь вот лежу без сна, разглядывая лунную дорожку на полу своей комнаты, и думаю о том, куды бедному барончику податься?
Да — мне крупно повезло, что я стал тем, кем стал! Мое сознание могло занести в тело какого-нибудь дикого бушмена или монгола. В пожизненного каторжанина, наконец! Но судьба сложилась иначе…
Благодаря моему общественному положению — все дороги открыты! И эпоха подходящая — все же не раннее средневековье!
'У меня растут года, вот уж — девятнадцать! Кем работать мне тогда? Чем заниматься?'
Ну, про военную карьеру тут уже много сказано. И, что характерно — ничего хорошего. Не люблю строиться, хотя понимаю необходимость 'держать руки по швам'. Награды, слава, генеральское звание — меня абсолютно не прельщают. Да и возраст не тот, если брать 'истинное' количество прожитых лет. В общем, есть такая профессия — Родину защищать! Но это — не мое!
Что еще?
В медицину, подобно Литусу, я точно не пойду! Резать живого человека я могу только с целью сделать этого самого человека мертвым — нервы не те!
Податься в инженеры? Прогрессором заделаться?
Спорно… Нет, я конечно в технике разбираюсь, но все ж — гуманитарий по образованию. Техническое мышление у меня не настолько развито, чтобы стать кем-то большим, нежели инженером средней руки. Даже немного зная историю техники, я абсолютный профан в столь специфических дисциплинах, как технология и конструирование. Так что изобрести автомат Калашникова, как это принято у 'попаданцев', у меня не получится даже в том случае, если я получу техническое образование. Пусть я и знаю устройство АК наизусть! Максимум на что я способен — 'гениальные' озарения в присутствии людей действительно разбирающихся в инженерном деле. А вот показаться бессмысленным прожектером — очень не хочется!
Стать чиновником?
Не знаю… Не уверен! На чиновничьей службе я со скуки подохну или прибью кого-нибудь 'особо одаренного до воровства'. Характер не тот.
Значит выход у меня только один — идти по проторенной дорожке. В юристы! Дело знакомое, привычное. Вот только корпоративное право, в котором я большой специалист, тут еще в зачаточном состоянии. Остается нотариат, имущественные споры и уголовка… Вот только, ни то, ни другое, ни третье — меня не прельщает.
Плагиатить стихи, песни или книги из несбывшегося будущего ради того, чтобы заработать славу классика современности — это уже совсем стрёмно. Во-первых, совесть не позволяет! Во-вторых, придется всю жизнь изображать из себя того, кем на самом деле не являюсь. А мне и так кривить душой нелегко, особенно перед близкими людьми! В-третьих, не хочу я в творческие интеллигенты! Как там Лев Николаевич Гумилев сказал? 'Я не интеллигент, у меня профессия есть'?
И очень хочется эту самую профессию получить!
Что там еще осталось?
Дипломатическая служба? Где тут у вас в дипломаты набирают? Ах, МГИМО еще не построили? Тогда извините…
Я бы в Бэкхэмы пошел, пусть меня научат! Так ведь и профессиональный футбол на Руси еще не прижился, а до Мутко с Абрамовичами с их миллионными вложениями еще жить и жить!
Куда ни кинь, всюду клин!
Гениальное озарение настигло меня, когда я заполнял ротную книгу, сидя в гордом одиночестве за столом в штабной комнате казарм.
Музыкой навеяло.
Сижу я, стало быть, высчитываю остаток по кассе подотчетного подразделения и тихонечко напеваю себе под нос.
Настроение хорошее… Не успели еще испортить!
Начальство — в штабе гарнизона, подчиненные — на плацу под присмотром фельдфебеля… Тишина, покой…
Как-то так получилось, что напевал я мелодию из замечательного польского фильма 'Ва-Банк'.
Тара-та… Тарара-рара-та… Тарара-тара-та…
Ва-Банк… Ва-Банк? Ва-Банк!
А не пойти ли мне ва-банк и попробовать выйти на контакт с теми веселыми людьми, что так лихо изменили здешнюю реальность?
Время, кажись, подходящее: Россия выиграла войну. Я тоже, в некотором роде, перелистнул эту страницу своей жизни, однако все еще не могу определиться с планами на будущее.
Так что же? Быть может, стоит узнать, какие планы у попаданцев?
Судя по тому, насколько и в какую сторону изменилась судьба этого мира после их вмешательства — нам явно по пути!
* * *
Чтобы наладить контакт, для начала, нужно обратить на себя внимание. И лично я вижу только один способ это сделать — средства массовой информации.
На данный момент времени — это пресса.
Можно написать какую-нибудь статейку на научно-техническую тему, с тонким намеком на толстые обстоятельства.
Например, про синхрофазотрон!
Не-ет! Это я не потяну…
Тогда, может быть, про великое будущее глобальных информационных сетей или про то, какие автомобили будут ездить по дорогам через сто лет?
Или же просто тиснуть в нескольких газетах объявление: 'Продам компьютер 'Интел Селерон'. Недорого'? Или же: 'Куплю. Недорого…'?
А что? Это — мысль! Точнее, это даже не мысль — это уже ИДЕЯ! Что-то подобное было в одной фантастической книге, которую я когда-то читал. Там для установления контакта в газете было опубликовано биржевое объявление на фоне атомного взрыва. Отличный вариант!
Кстати, как альтернативное послание можно запустить какую-нибудь песенку. Только вот для того, чтобы эта песенка широко распространилась, нужен большой потенциал в смысле 'легкоусваиваемости' ее местным населением. Что-нибудь простое, понятное, но в то же время явно указывающее на меня.
Какую песню выбрать?
Это зависит от того, как развивалась история в той реальности, откуда пришли попаданцы. Если анализировать известные мне факты, то аббревиатура 'МГБ' и 'Государственная Тайная Полиция' в структуре этого самого МГБ, явно намекают, что у них там был СССР, Третий Рейх и Мюллер с Меркуловым!
Пожалуй, вполне подойдет что-нибудь из Утесова. У моего деда была целая коллекция его пластинок.
Сделаем очередной подарок Мулату Томасу! Врежем джаз в этой дыре!
Я разгладил чистый лист бумаги, обмакнул ручку в чернильницу и, высунув от напряжения кончик языка, вывел заголовок:
'Все хорошо, прекрасная маркиза…'
На самом деле, я решил обратить на себя внимание всеми тремя упомянутыми способами.
Написал две статьи в журналы "Наука и Жизнь" и "Автомобиль" — о думающих машинах для вычислений и роботах (думаю, что Карел Чапек не обидится), и об автомобилях будущего соответственно.
Разослал в крупнейшие газеты объявления с изображением ядерного взрыва: "Продам картины "Малыш из Хиросимы" и "Толстяк из Нагасаки" работы г-на Оппенгеймера". И подпись: "Джон Леннон".
Ну и, естественно, осчастливил одного известного московского театрального антрепренера новым хитом. Пришлось даже несколько раз присутствовать на репетиции оркестра господина Пухлевского, прежде чем композиция была доведена до совершенства. "Прекрасная Маркиза" в исполнении уже знакомого мне А.Д. Кошевского и мадам Ручьевой имела бешеный успех в обеих столицах, после того, как труппа "Аквариума" посетила с гастролями Петербург.
Теперь оставалось самое трудное — ждать!
От долгого ежедневного ожидания и постоянного внутреннего напряжения человек способен "перегореть". Так бывает перед сложным экзаменом или же важным матчем — наступает некое душевное опустошение. Стресс…
Так случилось и со мной. Я замкнулся в себе. Отгородился от внешнего мира стеною общих фраз и лаконичных ответов.
Жил на автопилоте: дом-служба, служба-дом…
А по ночам мучился от неразрешимого вопроса: правильно ли я поступил?
Стоило ли заявлять о себе? Может быть, нужно было и дальше сохранять инкогнито и жить "чужой" жизнью?
А если пресловутые попаданцы не заинтересованы в контакте со мной? Вдруг я окажусь тем самым человеком, который "слишком много знал" и теперь мне грозит опасность?
К черту! К черту все это! Поступить иначе я не мог!
Будем посмотреть, какая у меня планида!
* * *
— Сашенька, ты заболел! — безапелляционно заявила мама.
— Нет! Я абсолютно здоров!
— Ну, я же вижу, что это не так! И будь любезен, не перечить матери. Я уже пригласила Андрея Михайловича, чтобы он тебя осмотрел.
В этом — вся мама. Обычно тихая и скромная, она буквально преображается, если что-то происходит не так, как "должно". В это понятие входит длинный список догматов определяющих ее мировосприятие в равновесии с окружающим миром. Матушка у меня ретроград и хранитель традиций.
Батюшка же, напротив — демократ. Он считает, что каждый должен сам набивать шишки и в процессе этого учиться жизни. Вмешивается папа, только в том случае, если ситуацию надо подкорректировать, или же под давлением мамы.
Доктор, осмотрев мою скромную персону, отметил ее неудовлетворительное состояние и назначил мне лечение. Слава Богу, что в 18-ом году нет антидепрессантов и психотерапевтов, иначе бы меня обкормили всякой химией и заплели мозги до полной потери соображения. Все обошлось настойкой валерианы, зверобоя и рекомендациями кушать мед для укрепления организма.
Распрощавшись с любезным Александром Михайловичем, я с облегчением удалился в свою комнату.
Мед, это конечно хорошо, но лучше всего меня успокаивало и отвлекало только чтение.
"Три мушкетера" в оригинальном издании 1894 года с великолепными иллюстрациями Мориса Лелуара для этого подходили как нельзя лучше. Все-таки иностранные книги лучше всего читать на том языке, на котором они написаны. В переводе теряется оригинальность изложения, та самая изюминка, которая иногда увлекает сильнее самого сюжета.
Я взял книгу и завалился на диван — почитать.
В дверь постучали, и в проеме возник Савка:
— Алексан Алексаныч, там посыльный вам письмецо доставил. Стало быть, вот оно — денщик протянул мне плотный голубой конверт.
Так, что тут у нас?
"Подпоручику барону А.А. ф. Аш. В собственные руки". Почтовый штемпель отсутствует.
Посмотрим…
В конверте оказалось два вложения: пропуск на мое имя в здание Министерства Государственной Безопасности Российской Империи "Апреля 22-го 1918 г. 12 часов ровно.7-ой подъезд. 703-ый кабинет" и записка.
"Уважаемый Александр Александрович. Ваше предложение насчет картин г-на Оппенгеймера нас очень заинтересовало. Готовы обсудить условия сделки".
Здание МГБ расположилось на Всехсвятской улице, на том самом месте, где в Москве из моего мира находится знаменитый "Дом на набережной".
Надо сказать, что по монументальности министерство мало уступало памятнику сталинской архитектуры, зато значительно превосходило его с архитектурно-эстетической точки зрения.
В положенное время я вошел в 7-ой подъезд, выходивший на Болотную Набережную.
На проходной дежурный офицер проверил у меня документы, отметил пропуск и пояснил, что искомый кабинет находится за углом направо.
Постучав в высокую двустворчатую дверь с медной табличкой "703", я вошел и оказался в маленькой приемной, обставленной просто и функционально.
За столом сидел молодой жандармский подпоручик в черных канцелярских нарукавниках поверх мундира и сосредоточенно чинил карандаш.
— Подпоручик барон фон Аш, — откозырял я. — Мне назначено на двенадцать.
— Подпоручик Одинцов! — жандарм вскочил и коротко поклонился. — Вас уже ожидают! Вы можете раздеться вот в этом гардеробе. Оружие и амуницию необходимо оставить там же.
— Благодарю!
Воспользовавшись предложением подпоручика, я неторопливо разоблачился, подтянул китель, пригладил волосы и, сдерживая волнение, сообщил:
— Я готов!
— Проходите. — Одинцов отворил массивную лакированную дверь.
* * *
В небольшом квадратном кабинете за столом, застеленным сукном "государева цвета", сидел худощавый жандармский подполковник.
— Подпоручик барон фон Аш. Прибыл согласно полученному пропуску.
Окинув меня внимательным взглядом холодных почти бесцветных глаз, офицер указал мне на стул.
— Присаживайтесь. Подполковник Черемисинов. Седьмой Департамент. Необходимо, чтобы вы ответили на несколько вопросов.
— Хорошо!
— У вас продается славянский шкаф? — внимательно глядя мне в глаза, вкрадчиво поинтересовался жандарм.
— Что? Простите? — сказать, что я удивился — это ничего не сказать. Я просто ОХРЕНЕЛ.
— У вас продается славянский шкаф? — терпеливо повторил подполковник.
— С тумбочкой? — мозг включился и заработал на полную катушку, вытаскивая из глубин памяти нужные слова и фразы.
— С тумбочкой!
— Шкаф продан. Осталась никелированная кровать. — Может быть, я цитировал и не дословно, но, по крайней мере, близко к тексту.
— Оч-чень хо-ро-шо! — по складам произнес подполковник.
Пока ваш покорный слуга пребывал в шоке и недоумении, мой собеседник снял телефонную трубку, постучал пальцем по бронзовым рожкам аппарата, дунул в микрофон и гаркнул так, что уши заложило:
— Коммутатор!!! Коммутатор! Алло-алло! Да? Номер пятьсот! Срочно! — подполковник недовольно покосился на меня и продолжил. — Алло-алло! Это Черемисинов! Гость пришел! По первому варианту! Да! Да! Так точно! Слушаюсь, ваше высокопревосходительство!
Этот кабинет был значительно больше предыдущего. Примерно в десять раз.
Стены, затянутые в ткань изумрудно-травяного цвета, украшали картины в золоченых рамах, среди которых выделяется ростовой портрет Государя-Императора Александра IV, размером два на три метра. С белого сводчатого потолка отделанного лепниной и императорскими вензелями свисала на цепях монструозно-помпезная люстра, размером чуть меньше, чем в Большом театре.
Посреди всего этого великолепия за громадным столом орехового дерева сидел седоватый дядечка в очках и с приветливым любопытством разглядывал мою скромную персону. Голубой жандармский мундир хозяина кабинета был богато украшен наградами и, главное, золотыми эполетами и аксельбантом генерал-адъютанта.
Сомнений быть не могло, передо мной — Министр Государственной Безопасности граф Василий Илларионович Белоусов.
Я браво промаршировал до середины кабинета, вытянулся во фрунт и, щелкнув каблуками, отрапортовал:
— Подпоручик барон фон Аш 3-й по вашему приказанию явился!
— Проходите! Присаживайтесь! — Граф жестом указал на резной колченогий стул. — И рассказывайте, господин подпоручик, как вы дошли до жизни такой?
— ???
— Эка вы побледнели! Шучу! Признаюсь честно, я высоко оценил вашу смекалку в столь щекотливом вопросе, как предложение к сотрудничеству, особенно "Прекрасную маркизу".
— Весьма польщен, ваше высокопревосходительство!
— Можете называть меня по имени-отчеству! Итак, давайте начнем с того, кто вы и каким образом оказались в данном времени и реальности?
— Я Александр Михайлович Валерьянов 1975 года рождения. Москвич. Холост. Юрист в области корпоративного права. Здесь оказался по причинам мне абсолютно непонятным. 16 февраля 2008 года, я ехал домой с работы и попал в ДТП. Очнулся в теле прапорщика фон Аш 10 мая 1917 года, будучи контужен близким разрывом бомбы с немецкого "Цеппелина".
— Что ж! Рад познакомиться с вами еще раз! А теперь, расскажите о себе, о своей прошлой жизни. Начните с биографии. Давайте пообщаемся в режиме собеседования. По ходу вашего рассказа я непременно буду задавать дополнительные вопросы, какими бы странными или неуместными они вам не казались. И поорошу быть со мной максимально откровенным!
— Хорошо…
* * *
Собеседовались мы почти два часа.
К тому моменту, когда граф удовлетворился своими расспросами, я был выжат как лимон. Заметив мое, мягко говоря, помраченное состояние, Белоусов вызвал адъютанта и приказал подать "по пятому номеру".
Пока я пребывал в недоумении, адъютант вернулся с серебряным подносом, на котором стояли графин и две резных хрустальных рюмки.
— Павел Николаевич, распорядитесь подать обед на две персоны.
— Слушаюсь, ваше высокопревосходительство! — Офицер коротко поклонился и бесшумно исчез за дверью.
— Давайте-ка, батенька, выпьем по рюмашке, для снятия стресса! Да и за знакомство не помешало бы… Коньяк употребляете?
— С удовольствием! — я немного расслабился.
— В таком случае, для начала, я тоже представлюсь по-настоящему, дабы это самое знакомство состоялось. Разрешите представиться, полковник в отставке Кошкин Александр Сергеевич, Управление "В2" КГБ СССР. Можете считать это тостом! — Поднял свою рюмку хозяин кабинета.
— Ура!
— Ну вот и ладно! Сейчас откушаем, чем Бог послал, а потом я постараюсь дать ответы на ваши вопросы, за некоторым исключением.
После обеда разговор продолжился. На этот раз на вопросы отвечал граф Белоусов.
— Как в этот мир попали вы?
— Почти так же, как и вы. Мгновенным переносом сознания в тело реципиента. Учитесь задавать правильные вопросы, батенька!
— Я, право, немного растерялся… Извините, Василий Илларионович, ощущения такое, как будто открылась большая халява, даже не знаешь что выбрать!
— Тогда, давайте я сам расскажу всю историю и предысторию, а вы в случае чего не стесняйтесь переспрашивать.
— Всенепременно!
— Итак. Все началось с того, что двое молодых ученых физиков открыли новый эффект, который теоретически позволял визуализировать прошедшие события. То есть, открытие позволяло графически спроецировать на электронно-лучевую трубку положение частиц в любой предыдущий момент времени. Это все равно, что посмотреть видеозапись какого-то события. Идею развили, дополнили и творчески переработали, да так, что в итоге получилась установка, дающая возможность видеть прошлое, как будто смотришь кинохронику. Меня, в то время еще подполковника, назначили куратором проекта. Первый удачный запуск произошел в апреле 1983 года, однако при этом обнаружился главный недостаток установки — она показывала только те события, которые происходили в месте ее физической фокусировки. Вооружившись результатами испытаний, ученые засели за теорию и, в конце концов, додумались, как это ограничение обойти. Нужна была точка отсчета — некий центр координат, который позволял бы фокусировать установку в произвольном месте в пределах магнитного поля Земли. Вот только энергия, проходящая через эту точку должна быть порядка одного гигаватта.
— Ого!
— Вот именно, что "ого"! Тем не менее, таковые мощности имелись, а в качестве излучателя нулевой точки решено было использовать антенное поле в подмосковном поселке Радиоконтроль.
— Так это же…
— Именно то самое место, где вы попали в аварию. Но об этом чуть позже! С вашего позволения, я продолжу. На доработку установки и подготовку к новым экспериментам ушло три года, и следующий запуск был осуществлен в июне 1986 года. В целом же, установку запускали еще несколько раз, выбирая различные временные и территориальные параметры. А дальше все произошло в полном соответствии со следствиями из Закона Мэрфи: "Все не так легко, как кажется", "До поры до времени" и "Изо всех возможных неприятностей произойдёт именно та, ущерб от которой больше". Во время определения максимально возможного периода прямого наблюдения, то есть, по сути "наработки на отказ", случилась авария. Из-за внезапного неконтролируемого волнообразного нарастания нагрузки произошел взрыв и последующий пожар. Установка полностью вышла из строя, дежурный наблюдатель впал в кому. Последней полученной информацией была запись наблюдения покоев Императрицы Марии Федоровны от 13 апреля 1870 года. Запись обрывалась в момент, когда второй сын четы Романовых — Александр, мирно почивал в люльке, оставленный без присмотра.
— Александр Александрович Романов? Александр IV?
— Он самый! Дальше было просто, после "разбора полетов" дорогостоящий проект закрыли, аварию списали на ошибку в теоретических построениях. Меня перевели на другую работу, а когда в 1991-м власть переменилась — выперли на пенсию, за "нелояльность".
* * *
Промочив горло минералкой, Белоусов продолжил:
— Вышеизложенное — это все преамбула. Теперь, собственно, фабула: по прошествии восемнадцати лет, в 2004-ом году, новое руководство РФ решило возобновить проект. Подредактировали теорию, восстановили и модернизировали установку в соответствии с веяниями нового времени, и начали баловаться. В конце 2007-го года повторили "местный" эффект визуализации прошлого, а потом замахнулись на повторение главного эксперимента. Меня достали из-за шкафа, отряхнули от пыли, обласкали и назначили консультантом. Понадобился, значит…
— Прошу прощения, а что вы подразумеваете под "повторением главного эксперимента"? Наработку на отказ?
— Хороший вопрос! Нет, под "главным" я подразумеваю визуализацию прошлого без ограничения радиуса действия установки. Итак, 16 февраля 2008 года в 16–00 произошел пробный запуск. — Заметив, как я вскинулся при упоминании даты, граф остановил меня жестом. — Не надо так волноваться! Сейчас я все разъясню и поясню.
— Я весь внимание!
— С самого начала предполагалось, что объектом наблюдения станет убийство Императора Александра II на набережной Екатерининского канала 1 марта 1881 года. Настроили установку, запустили запись и стали наблюдать исторические события вживую. Тут и настал тот самый час "Ч", когда наступил полный "П", и некоторые оказались глубоко в "Ж". Началась та же самая ерунда, что и в прошлый раз — неконтролируемое волнообразное нарастание нагрузки. Последнее, что помню — огненный шар, окруженный голубоватым свечением… Очнулся уже здесь в теле коллежского секретаря Департамента общих дел МВД Российской Империи Василия Белоусова. 22 октября 1890-го года.
В дверь постучали, и в кабинет бесшумно просочился адъютант:
— Ваше высокопревосходительство, к вам генерал-майор Зубатов с экстренным докладом!
— Зовите через пять минут!
— Слушаюсь!
— Мне жаль, что нашу беседу прерывают, но дела государственной важности не терпят отлагательств! — Белоусов мгновенно преобразился. Ироничную расслабленность сменила суровая сосредоточенность.
— Я понимаю…
— Тогда, будьте так любезны, обождать у меня в гостиной! После продолжим! Павел Николаевич, проводите господина подпоручика.
Гостиной оказалась небольшая, по сравнению с кабинетом, комната по соседству. Жестом указав на пухлый кожаный диван, штаб-ротмистр сухо сообщил:
— Поскольку разговор у его высокопревосходительства предполагается долгим, располагайтесь поудобнее. Я распоряжусь насчет чая с вареньем!
— Благодарю!
Когда адъютант графа удалился, я погрузился в размышления, переваривая полученную информацию.
Как говорил Штирлиц, запоминается всегда последняя фраза. Поэтому я мысленно прошелся по личности шефа Государственной Тайной Полиции Сергея Васильевича Зубатова — он и в нашем мире был заметной фигурой в политическом сыске и талантливым администратором. Здесь же он возглавлял самый одиозный из департаментов МГБ. Судя по всему "дела государственной важности" слишком серьезны, если он явился к шефу "экстренно".
Ладно! Подожду, подумаю, чаю попью… С вареньем!
Пока что из нашего с Белоусовым общения я почерпнул три ключевых даты, которые следовало бы проанализировать.
Первая дата — это перенос 16 февраля 2008 года. Судя по всему, кроме меня и графа, в этой реальности есть и другие попаданцы. Даты нашего проявления в новых ипостасях не совпадают абсолютно — май 1917-го и октябрь 1890-го. Можно предположить, что и другие "товарищи по несчастью" могли провалиться в разные времена.
Вторая дата — март 1870 года. И младенец Александр, который должен был через две недели умереть от менингита. Тут вмешательство явное, но пока непонятное. Надо будет порасспрашивать Василия Илларионовича, если сам не расскажет.
Третья дата — март 1881 года. Несостоявшееся убийство Императора Александра II и состоявшееся — его внука Николая. Тоже явное вмешательство, с далеко идущими последствиями. Да еще такое заковыристое — целая интрига с подменой жертвы. Жутко любопытно, как они это провернули?
* * *
Погрузившись в раздумья, я благополучно забыл про чай и пришел в себя, когда меня пригласили обратно в кабинет графа.
— Итак, на чем я остановился?
— На вашем переносе в 1890-й год.
— Тогда продолжу. Как я вживался и легализовывался в новой ипостаси — это разговор особый. Мне очень помог мой предыдущий опыт.
— В каком смысле?
— До того, как меня перевели в Управление "В2", я долгое время работал в первом Главном Управлении КГБ. Управление "К" — контрразведка.
— Понятно…
— В ходе адаптации я обнаружил, что это не наше прошлое, а прошлое иного мира. Прошлое, отличное от нашего сразу по нескольким ключевым эпизодам. Не обязательно быть историком-профессионалом, чтобы заметить расхождения, которые бросаются в глаза. Начав расследование, я через некоторое время обнаружил, что отличия происходят из-за вмешательства в исторические события или даже в исторический процесс. Это могло означать только одно — я не единственный, кто перенесся в прошлое.
— Я уже догадался. Пока вы встречались с Зубатовым, размышлял на эту тему.
— Вот и отлично! Тогда опустим подробности моих поисков и перейдем, собственно к личностям. В момент проведения повторного эксперимента, непосредственно в аппаратной, нас было четверо: я, дежурный оператор, куратор из ФСБ и специалист по компьютерам.
— Системный администратор?
— Да, именно! Я никогда не различал специфические тонкости, да и уже забывать начал. Значит, мы четверо и составили первую четверку переселенцев…
— Попаданцев. В литературе тех, кто перенесся в иной мир или иное время, как телесно, так и ментально, называют "попаданцами".
— Давайте не будем отвлекаться на уточнения терминов?
— Молчу-молчу!
— Я продолжу. Одновременно с нами, установка воздействовала еще на нескольких человек. Тех, кто случайно оказался рядом с антенным полем поздним вечером возле поселка Радиоконтроль. Случайная авария привела к непоправимым последствиям. Столкнувшись с вами, фура пробила забор и въехала на антенное поле. Вашу "Хонду" отбросило на автобусную остановку, где погибли еще три человека. Произошел прорыв энергии проходящей через "нулевую точку". Очевидцы описывали событие как взрыв шаровой молнии.
— Очевидцы? А откуда…
— Об этом потом. Сейчас мы говорим о наших "товарищах по несчастью", не так ли? Судьбе было угодно, чтобы помимо вас, батенька, и водителя того злосчастного грузовика в вихре времен сгинули еще трое: врач с подстанции скорой помощи, студентка-востоковед и учитель истории старших классов. Отличная компания, не правда ли?
— Надо сказать, что "вихри времен", это не фигура речи — это наиболее точное описание процесса. И нас и вас раскидало по разным эпохам, будто ураганом. Напрямую переносу подверглись только операторы установки в 1986-м и в 2008-м годах соответственно. Эти, без сомнения деятельные люди, внесли весомый вклад в изменение истории этого мира. Начнем с того, что капитан Рыбак из 1986-го перенесся в тело десятимесячного Великого князя Александра. Каким именно образом внедрение иной личности излечило ребенка от менингита — неизвестно, но факт!
— Как же этот ваш Рыбак с ума не сошел? Попасть в тело грудничка — это же полный… Я, считай, по грани прошел после переноса! А тут…
— Не волнуйтесь так, батенька. Последствия переноса мне знакомы не понаслышке! А что касаемо ныне царствующего Императора и капитана Рыбака в одном лице, то перенесенное сознание не проявлялось до момента повторного контакта с нашей установкой. Как я уже упоминал, Рыбак впал в кому. Видимо, благодаря этому процесс остался незавершенным. Осознание себя произошло непосредственно 1-го марта 1881-го года, когда система снова заработала. В тот же момент врачи констатировали смерть Рыбака, тело которого лежало в медицинском центре КГБ-ФСБ двадцать два года. На основе имеющихся данных, я утверждаю, что полный перенос сознания возможен только после физической смерти тела. Причем, исключительно в тело человека находящегося без сознания или в состоянии сна.
— Возврата нет?
— Увы и ах!
— А второй оператор?
— Майор Плетневский пришел в себя Великим князем Сергеем Александровичем Романовым. Установка пошла в разнос еще на стадии наведения, и на момент переноса фокус проходил через спальню Великого князя в Зимнем Дворце. Забавные совпадения, не так ли?
— Да уж… Хотя, если учитывать, что в обоих случаях наблюдали за семейным гнездом Романовых, это — неудивительно. Но придворных и лакеев в Зимнем все же больше, чем представителей царствующей династии.
— Согласен с вами, батенька! Тем не менее, вышло именно так…
— Василий Илларионович, меня терзают смутные подозрения по поводу удивительных событий 1-го марта 1881-го года. Я имею в виду трагедию на набережной Екатерининского канала.
— Хвалю за сообразительность! Дело в том, что операторами установки, в соответствии с приказом начальника Управления "В2", становились исключительно бывшие оперативники. И капитан Рыбак и майор Плетневский, осознав перенос, и, главное — дату переноса, независимо друг от друга предприняли некоторые действия для предотвращения известного им исхода. Им, конечно, немного помогли, но об этом, опять же, поговорим позже. Понятно, что опытные опера ни за что не стали бы вмешиваться в ситуацию, но они находились под воздействием эмоционального шока, связанного с совмещением личностей. Вам ведь это знакомо?
— Знакомо…
— Ну, тогда давайте не будем пускаться в рассуждения о мотивах их поступков. И так все понятно. Ну а в частности, Великий князь Сергей Александрович на своей карете поехал с Александром II в Зимний по набережной реки Мойки. А Великий князь Александр Александрович отправил своего старшего брата Николая на дедушкиной карете на набережную Екатерининского канала. Каким именно образом, был достигнут желаемый результат — это тема отдельного разговора.
— А дальше что?
— А дальше, они нашли друг друга и жили долго и счастливо. И до сих пор живут! И, слава Богу!
— И, слава Богу! — согласился я.
— Может быть, чайку? А то у меня в горле пересохло, с полудня только и делаю, что разговариваю да разговариваю. — Белоусов откашлялся и нажал кнопку вызова адъютанта.
* * *
Мы пили чай в полнейшей тишине.
Граф делал вид, что полностью увлечен процессом, а я внезапно задумался о причинах его откровенности.
С чего бы это? С какой стати он все так подробно мне рассказывает? Ведь мы только сегодня познакомились?
Безусловно, Василий Илларионович подробно меня расспросил не только о моей прошлой и нынешней жизни, но и постоянно интересовался мотивами моих поступков и логикой поведения.
Но, на мой взгляд, этого мало. Тут что-то еще…
Заметив мою задумчивость, Белоусов демонстративно глубоко вздохнул и, глянув на меня с эдакой хитринкой в глазах, поинтересовался:
— Что, батенька, задумались? Не можете понять, почему это я тут перед вами соловьем разливаюсь?
— Как вы догадались?
— Ну-у-у… У вас такое лицо сделалось, что и дворник бы понял, о чем вы думаете. А я, все же, контрразведчик с двадцатилетним стажем!
— Вы правы…
— Тогда, позвольте развеять ваши сомнения в чистоте моих намерений. Все не просто, а очень просто! Вы уже почти месяц "под колпаком" у Седьмого Департамента. Донесения о вашем времяпрепровождении ежедневно ложатся мне на стол, а подробнейшие характеристики от ваших сослуживцев, командиров и просто знакомых и незнакомых вам людей я имел счастье изучить за несколько дней до того, как вас пригласили на встречу.
— Э-э-э… Да-а-а… — только и смог вымолвить я.
— И, наконец, я читал вашу "Секретную тетрадь". Удивлены?
— Теперь — уже нет… Принял, как данность!
— Вот и ладно!
— Вам, наверное, не терпится узнать судьбу остальных "попаданцев"?
— Сгораю от любопытства!
— Тогда, слушайте дальше, расскажу о тех, кто был перенесен с антенного поля. Первый по номеру и по значимости для истории России — это Юрий Семенович Бородин. Учитель истории средней школы № 156. Человек глубоко преданный своей профессии, славянофил и радетель православия. Интересная характеристика, не так ли? А уж история его появления в этом мире — еще интереснее. Представьте себе: 13 июля 1826 года, кронверк Петропавловской крепости. На эшафоте с веревками на шеях пятеро декабристов. Представили?
— Неужели?
— Именно так, батенька. Едва только сказаны последние слова… Барабанная дробь и под приговоренными открываются люки в эшафоте! Перенос происходит, когда под тремя из пяти несчастных обрываются веревки — они проваливаются внутрь эшафота и в полузадушенном стоянии извлекаются на свет Божий… Да… И в этот момент Кондратий Федорович Рылеев приходит в себя совсем другим человеком, в полном смысле этого слова!
— Охренеть!
— Не то слово! Как вы помните из истории, их повесили повторно, нарушив обычай. Но тут все пошло наперекосяк: Рылеев-Бородин с разбитой головой, в кандалах, со связанными за спиной руками начал читать Молитву Вознесению Господню. Громко и с выражением… Я внимательно изучил все доступные источники: абсолютно все сходятся на том, что над головой у молящегося был явно видно золотое свечение. Возможно, таковы были последствия переноса на столь значительный промежуток времени или же чисто физический эффект, но свидетели уверяли, что это был нимб! Надо сказать, что и в реальной истории среди представителей карающей стороны не было единодушия — и Бенкендорф, и Чернышев, и Дурново перенесли экзекуцию очень тяжело и были бы рады поступить "по обычаю". Тогда все решил Голенищев-Кутузов, а в этот раз у него решимости не хватило! Тем более, что солдаты разволновались, народ наблюдавший за экзекуцией с Троицкого моста пришел в смятение, а священник Мысловский крикнул "Господь явил чудо…" и потерял сознание.
— Да уж…
— Казнь отменили до особого распоряжения. В Зимний был отправлен нарочный с докладом о происшествии. А пока Император Николай I решал, что следует делать, Рылеев молился, молился, молился… В итоге тройку выживших вернули в камеры Петропавловской крепости, а Государь впал в глубокую задумчивость.
— Было от чего! Такое представление или, может быть, предзнаменование?
— Вот! Вы, батенька, уловили самую суть. Николай был в смятении, многие из его окружения вспомнили о "покаянии" и "прощении", не говоря уж о деятелях церкви! Тем паче, что Рылеев в камере написал пространное письмо на духовно-философскую тему, каялся, упоминал об открывшейся ему истине. Ведь еще до подселения к нему еще одной "истинно христианской души" Кондратий Федорович раскаялся и проводил время в молитвах. А тут такое… В общем, всем троим: Рылееву, Муравьеву-Апостолу и Бестужеву-Рюмину, наказание было изменено на пострижение в монахи и ссылку в отдаленные монастыри, дабы провести остаток жизни в молитвах.
— Подозреваю, что "отдаленный монастырь" — это мягкая формулировка. И куда же его законопатили?
— Туруханский Свято-Троицкий монастырь. Это в устье Нижней Тунгуски в тридцати верстах от самого Туруханска.
— Ого!
— Ни в коем случае не подумайте, что принятие схимы и ссылка смогли остановить столь деятельного человека, как Рылеев-Бородин. Будучи пострижен в монахи и, приняв имя Симеон, он, среди молитв и трудов праведных, находил достаточно времени для сочинительства. Нынче "Откровения святого праведного Симеона Туруханского" можно найти в любой книжной лавке. Да и кроме "Откровений" из-под его пера вышло немало значимых произведений. Основатель и главный идеолог "Подвижничества", суть которого заключается в "преподавании, через отречение от сословных привилегий, блага для народа, путем его просвещения". Именно благодаря ему мы имеем широкое распространение начального трехклассного образования. Кроме того, эта идея в значительной степени потеснила "народничество", особенно его революционные и анархические течения. А уж как он повлиял на русскую литературу! У того же Льва Николаевича Толстого библиография почти на треть изменилась из-за того, что он ударился в "Подвижничество". В итоге Кондратий Федорович Рылеев прожил 95 лет и умер как раз в тот год, когда меня забросило сюда, а в 1900 году — канонизирован.
— Что тут сказать? Как глаголет древняя мудрость: "Величие человека определяется по делам его и наследию оных дел…"
— Врач скорой помощи Алла Петровна Старикова, оказалась в сентябре 1852 года в теле семнадцатилетней воспитанницы Сиротского Женского Института Анны Николаевны Кранц. Отец реципиентки — поручик Кранц, пал в Ичкерийском сражении в 1842 году, мать умерла годом позже. Анна как раз оканчивала Высшие курсы института и готовилась стать учителем. Старикова-Кранц, оправившись от шока, не стала вести никакой активной деятельности, а старательно вживалась в новую среду. Летом 1853 года вышла замуж за штаб-ротмистра конной артиллерии Георга Лемке и вместе с ним уехала к новому месту службы мужа в Казань. Но счастье их было недолгим — грянула Крымская война, и 20 сентября 1854 года Георг был убит в сражении на Альме.
— Нелегко ей пришлось… Остаться вдовой в девятнадцать лет!
— Да — нелегко, но она справилась! Вернулась в Петербург и стала преподавать теперь уже в Николаевском Сиротском Институте. Чтобы не сойти с ума, Анна начинает записывать все, что помнила о медицине ХХ века. В 57-ом году вновь вышла замуж, на этот раз за капитан-лейтенанта Иванова, родила ему троих детей и почти двадцать лет вела тихую жизнь домохозяйки. Ведь тогда для женщины быть врачом было неуместно и непозволительно. В 1872 году одной из первых, несмотря на возраст, поступила на Женские Медицинские Курсы, которые успешно закончила четыре года спустя. С началом Турецкой войны уехала вслед за старшим сыном в Болгарию и работала там, в армейском госпитале при штабе армии в Горно-Студенах. Там она познакомилась с Николаем Ивановичем Пироговым и с этого момента начала активную учебно-медицинскую деятельность. Практически, Анна Николаевна создала современную школу неотложной помощи. Основатель и бессменный директор Женского Медицинского Института в Петербурге, автор нескольких фундаментальных работ по медицине. Умерла в 1899 году. Замечательная была женщина, нас познакомил Великий князь Сергей Александрович в 95-ом году.
— А он-то, как ее разыскал?
— Ну, князюшка у нас меценат и благотворитель! Анна Николаевна была представлена ему, как лучший специалист Мариинской больницы. А дальше — дело техники, он ее вычислил и вышел на контакт.
— Почему же она сразу стала вести свои записи, ведь это бесценный материал?
— Я однажды спросил ее об этом. А она грустно так улыбнулась и сказала, что пыталась убежать от судьбы…
* * *
— Что касается водителя того злосчастного грузовика, из-за которого вы все здесь оказались, то его следы обнаружились совершенно случайно. — Белоусов встал, подошел к инкрустированному золотом комоду и извлек оттуда удивительный экспонат: модель тягача с прицепом из светлого дерева на темной подставке. — Вот! Из березы вырезано и на деревянных шпильках и рыбьем клею собрано.
Я наклонился, чтобы рассмотреть получше. Сделано было весьма искусно с большим вниманием к деталям, вплоть до зеркал заднего вида. На решетке радиатора вырезана надпись "Scania", а на бампере табличка с номерным знаком…
— Откуда это у вас, Василий Илларионович?
— Из Холмогор! Это работа поморского корабела Касьяна Шергина. Старик умер двенадцать лет назад, а модель я у его сыновей выкупил — сам ездил в Холмогоры, разузнать подробности. У них такого добра много — машины, самолеты, корабли, здания. Насколько я понял, перенос случился в 1839-м или 40-ом году. Коч, на котором поморы шли на промысел, попал в шторм и его выбросило на камни. Молодому Касьяну перебило обе ноги — по тем временам тяжелейшая травма. Однако он очень быстро оправился, хотя так и остался хромым на всю жизнь. Старики вспоминали, что парень странно переменился, замкнутый стал, говорил непонятно, но это списали на последствия "болезни". В море Касьян ходить уже не мог и его взяли подмастерьем к плотникам-корабелам. Так он всю жизнь и прожил в Холмогорах, женился, родил шестерых детей, внуками обзавелся. Уважаемым человеком был, но с одной только странностью — любил из дерева мастерить поделки непонятные и удивительные.
— Действительно удивительные! Просто чудо какое-то!
— Талант у него был! И немалый! В 1908 году, когда я со следственной бригадой появился и стал про него расспрашивать, мне вручили старую тубу из вощеной кожи — старик завещал отдать, ежели будет таковой случай! А в тубе было письмо от Руслана Сергеевича Захарченко, 1968 года рождения — крик души человека, заброшенного в иное время…
— А как вы на него вообще вышли? В Холмогорах-то?
— Мне из Архангельска один из сотрудников привез сувенир: Спасскую башню московского Кремля, вырезанную из дерева и со звездой вместо орла на шпиле… То ли старик, когда мастерил этот шедевр, напутал что-то, то ли — намеренно сделал не так как есть, а как могло бы быть. Не знаю…
— Понятно, а сувенир где?
— Дома у меня стоит, в библиотеке…
— Теперь наступила очередь тех, кто вместе со мной находился в момент переноса в аппаратной. Больше всего я опасался за одного из моих коллег — того самого куратора от ФСБ. Мутный человек, хоть мы и были знакомы около месяца, но очень уж он мне не по нраву пришелся. Чутье знаете ли… Этот был не из оперов, а из породы сотрудников новой формации, как он сам хвастался: "Я — не убогий держиморда! Я — эффективный менеджер". На самом деле, только и знал, что бюджет пилить и победные реляции наверх отсылать… Тьфу… Да еще и интересовался время от времени об "экономических выгодах" проекта!
— Неприятный тип…
— Не то слово! Ну да, история нас рассудила, не дала ему шанса "развернуться".
— В каком смысле?
— В самом прямом! Помер он быстро… Уж как я землю рыл, чтобы хоть какую-то информацию о нем найти — словами не передать! Аж, с бессонницей начал маяться! Но мои поиски увенчались успехом: следы нашего "менеджера" отыскались в записках лекарского помощника Мелантия Лопухова. 26 августа 1812 года в лазарет с Багаратионовых флешей был доставлен раненый солдат Одесского пехотного полка Власий Козлов. Автор записок уверен, что ранения его были смертельны, но человек без правой руки и вырванным боком, каким-то чудом был еще жив! То и дело бедняга впадал в беспамятство, а приходя в сознание, каждый раз спрашивал: где он находится, какое сегодня число и какой год? В бреду, он назывался "Полковником Малышевым из Выизбы", твердил, что "они не знают, с кем связались" и "песец яйцеголовым"! Раненый умер спустя несколько дней от заражения крови и был похоронен на Бородинском поле.
— Сурово… А "Выизбы" — это что?
— Видимо, Лопухов так интерпретировал незнакомую ему аббревиатуру "Фэ-Эс-Бэ"!
— Ну да, конечно… Мог бы и сам догадаться!
* * *
— Последним в нашем списке, но не последним по значению, я считаю нашего системного администратора Павла Померанцева. То, что с ним произошло, заслуживает отдельного разговора. Итак, в момент аварии установки трое из четверых присутствующих в аппаратной, в том числе ваш покорный слуга, были переброшены мгновенно, а вот дальше стало происходить нечто странное. Центральная часть помещения оказалась заключена в полупрозрачную сферу, которая просуществовала еще трое суток, после чего схлопнулась в себя, вместе со всем содержимым. Таким образом, перенос Павла был сопряжен с удивительным эффектом, который, в конечном итоге перебросил в 12 марта 1801 года в Михайловский Замок, в спальню, где на измятой кровати лежало мертвое тело Императора Павла I. Точнее в момент начала переноса Его Величество был еще жив, но поскольку процесс оказался растянут во времени, то к его завершению реципиент уже скончался.
— Ого!
— То ли еще будет! Перенос в его "классическом" виде, не состоялся, зато благодаря уникальному стечению обстоятельств, лейтенант-стажер Померанцев не получил материального воплощения.
— Это как?
— А черт его знает! Но факт! Как он сам говорит: "Я энергетическая форма жизни"!
— Простите, кажется, я чего-то не понимаю…
— Я, батенька, понимаю еще меньше вашего, но это не мешает мне с ним общаться. Отличный парень, юморист… Людям непосвященным он известен, как "Призрак Инженерного Замка".
— Призрак?
— Такова его планида. Видимым он может быть только в пределах здания, а учитывая что, материальные объекты не являются для него препятствием, никак иначе называться он не может. Тем более, что этот умник взял моду показываться в мундире покойного Императора.
— Действительно — юморист!
— Люди пугаются до обмороков и заикания, а Пашу это забавляет. Все время изобретает что-то новенькое.
— Охренеть! Ну, а как он себя чувствует в новом качестве?
— Замечательно! Говорит, что за все сто семнадцать лет своего существования ни разу об этом не пожалел. Мол, есть и другие способы развлечения, кроме "радостей телесных"! Конечно, прошло довольно много времени, прежде чем он научился хоть как-то взаимодействовать с окружающим миром. Сначала получилось стать видимым, потом Паша почти десять лет учился издавать звуки, а уж взаимодействовать с материальными объектами вышло только через полвека… Он парень упрямый и терпеливый.
— А каким же образом ваш Павел вышел на контакт?
— Элементарно! Явился к Великому князю Сергею, поболтать! Короче, если он вас так заинтересовал, поезжайте в Петербург, сами с ним пообщаетесь на метафизические темы. А мне недосуг!
— Так сложились судьбы всех известных нам на данный момент попаданцев. Пока что, мы не имеем никакой информации только о студентке, которая вместе с вами была переброшена с антенного поля. Если рассматривать возможные гипотезы, то их всего три. Первый вариант — она сгинула не оставив каких-либо материальных следов своего пребывания. Второй — попаданка еще жива, но полностью адаптировалась и от того до сих пор не выявлена, либо находится в труднодоступном месте. Хотя и тут возможны частные случаи развития ситуации. И, наконец, третий вариант — ее перенос еще не осуществился. Именно его я и мои коллеги считаем самым вероятным. Павел, на основе созданной им математической модели, прогнозирует, что переселение произойдет в период с 1928 по 1942 год, в особь женского пола, проживающую на территории Великого Княжества Финляндского где-то между Николайштадтом и Улеаборгом. Более того, область ее попадания достоверна на 99 %, даже если мы ошибаемся, и перенос уже состоялся.
— Откуда такая точность?
— Не вникал, но его выводы кажутся мне логичными, хотя и небесспорными. Этот вопрос, несомненно, подлежит обсуждению, но как-нибудь в другой раз. Тем не менее, как только он обосновал свою теорию, я немедленно отправил в указанный район следственную группу. Места там малонаселенные, так что результаты будут через пару недель.
* * *
Мы стояли у огромного окна, выходившего на Берсеневскую набережную.
Темнело. Контуры кремлевских башен смутно различались в слабом свете немногочисленных фонарей. Мерцали огни домов на том берегу Москвы-реки, таяла в сумерках громада Храма Христа-Спасителя
— Ну что же, о прошлом мы с вами поговорили, пришла пора говорить о будущем! — граф медленно заложил руки за спину. — Прежде всего, о вашем будущем.
— И каким вы его видите, Василий Илларионович?
— А это, батенька от вас зависит! То, что военная карьера вас не привлекает, я уже понял. Посему, хотел бы услышать, какую стезю вы намерены для себя выбрать?
— Знаете, а ведь я не так давно над этим размышлял! Все думал, куда же себя применить? И пришел к неутешительному выводу, что ничего полезного я делать не умею, а просиживать штаны ради жалования, мне совесть не позволяет. Для начала, решил поступать на юридический, а там видно будет!
— Тогда давайте вернемся к вопросу о причинах моей откровенности! — Белоусов вопросительно вскинул бровь, поощряя меня к ответу.
— Бесплатный сыр?
— Ну, если считать предложение поступить на службу в Министерство Государственной Безопасности приглашением в мышеловку, то — да!
— А всю предыдущую беседу можно считать вербовкой… — задумчиво проговорил я.
— Я уже и так знал о вас немало, а наш разговор лишь подтвердил мою убежденность в том, что вы нам подходите. В вашем исходном состоянии, как юрист Александр Валерьянов, вы были бы мне совершенно не интересны. А вот нынешняя ваша личность меня вполне устраивает — Саша фон Аш передал вам свою целеустремленность, находчивость и тягу к приключениям. Аналитические способности у вас весьма примечательные, мыслите вы остро и авантюризм вам не чужд! Боевая подготовка очень даже на уровне, поднатаскаем в оперативном мастерстве, и вперед! Так что, как будущий подчиненный вы мне вполне подходите.
— Так будет легче меня контролировать?
— Несомненно. Кроме того, мне нужны ваши знания и жизненный опыт, а главное свойственная людям компьютерной эпохи, способность обрабатывать большие объемы информации.
— А образование?
— Ну, одно высшее юридическое у вас уже есть, а второе получите экстерном. Не думаю, что это будет для вас большой проблемой. В крайнем случае, позанимаетесь с репетитором.
— Возможно, вы правы, но…
— Никаких "но"! Это — то самое предложение, от которого невозможно отказаться. После получения диплома, звание поручика Корпуса Жандармов вам обеспечено.
— Меня смущает возможная реакция моих родителей на столь неожиданный выбор профессии! Престиж вашей службы невелик, и МГБ скорее боятся, чем уважают!
— Это я возьму на себя!
— Гм… Все как-то неожиданно!
— Знаете, Саша, — Белоусов впервые обратился ко мне по имени, — сомневаться надо было раньше! Еще до того, как вы затеяли всю эту авантюру с выходом на контакт. Так что, выбор вами уже сделан, а я просто предлагаю вам наиболее продуктивный способ сотрудничества.
— Я согласен!
— А я и не сомневался!
— А я не сомневаюсь, что вы не сомневались! — отшутился я, снимая напряжение, царившее в комнате.
— Тогда, предлагаю отметить наше соглашение! — граф подмигнул, и кивнул головой на оставленный на столике графин…
Глядя, как играет свет, на гранях хрустальной рюмки, расцвечивая коньяк всеми оттенками темного янтаря, Василий Илларионович произнес:
— Анна Николаевна, как-то сказала, что пыталась убежать от судьбы… — он помолчал. — От судьбы не надо бежать! Надо идти ей навстречу! Только тогда тебе откроется все многообразие возможностей, все шансы стать творцом своего будущего! Того будущего, каким его видишь ты! И если судьба выбрала нас, подарила новую жизнь и новые перспективы, значит, мы должны достойно ответить на этот вызов! Так выпьем же за то, чтобы наше будущее нас не разочаровало!!!