11905.fb2
– Пошто?
– Буди давай!
Слышно было, как караульный, шаркая босами, проходил на корму в жилое мурье. На борту появлялся старый прикащик, гладко зевал в непроглядную темень и окликал: [37/38]
– Кто там? Чего там?..
– Сафрон Маркелыч, яви божеску милость, выстави по чарочке... Зззадрогли!
– Не припас, не обессудьте.
– Ну, хошь полупивца по ковшику, погреться.
– Не наварил, не прогневайтесь.
Бурлаки снимали шапки.
– Удобрись.
– Зззадрогли!..
– Выкати хошь бочонок квасу пьяного.
– И квасу не наквасил, не взыщите.
– Што ж, пропадать?
– А вы, глоты, зачерпните водочки из-под легкой лодочки да вскипятите, вот вам и грево.
– Эх, рядил волк козу .................................................................................................
Сафрон Маркелыч, выслушав их богохульную брань, сплевывал, мочился прямо за борт и, дернув, уходил к себе в мурье.
– Вишь, распирает черта. С хозяином поди гороху наперлись, а нас на рыбке держит. – Бурлаки кутались в лохмотья и рогожи, гнулись на холодном песке, кляли белый свет...
Чуть зорька – гусак поднимал:
– Хомутайся!
Укачала уваляла,
Нашей силушки не стало.
Дубинушка, ухнем!
Зеленая сама пойдет...
Идет
пойдет...
Идет
пойдет...
Идет
пойдет...
Сама пойдет...
Дернем
поддернем...
Дунем
грянем...
Да еще разок
У-у-ухнем!..
Солона ты, слеза бурлацкая!
Приходили до места, – мясо на плечах ободрано до костей, деньги забраны и прожиты, лапти стоптаны, рубахи вшами съедены.
Вязали плот и опять сплывали на низ.
По Волге, Каме и Оке
по Дону, Днепру и Волхову
шли бурлаки, погрязая в болотах,
утопая в песках, дрожа от холода и задыхаясь от жары. По всем рекам русским, подобна надсадному храпу, кружила песня да трещали хребты бурлацкие... [38/39]
Летела Волга празнишная да гладкая...
На стрежне играли солнечные скорые писанцы. Ветришка по тихой воде стлал кошмы, гнал светлых ершей. На перекатах взметывался жерех, гоняя мальтявку. Там и сям, как рыжие бычьи шкуры, были раскиданы песчаные отмели.
Над Волгой город
в городе торг.
Лавки меховые с растянутыми на рогатках звериными шкурами, прилавки с сукнами и белеными холстами, да межлавочья заезжих купцов и ремесленников.