Клавдия еще разок выглянула: да, ей не примерещилось. Русалка держалась сильными руками за перила, ограждающие террасу, ибо на рыбьем хвосте стоять в полный рост вне пузыря с водой без опоры не могла. Основатель усилием воли и остатками магии приклеил к своим губам две дольки мягкого овоща, похожего на помидор. И таким вот образом у этой парочки получалось лобызаться, игнорируя хвост одной и бестелесность другого партнера. Причем оба отдавались затянувшемуся поцелую самозабвенно. Впрочем, что им еще оставалось? Обнять друг друга нормально не получится, Основатель же говорил, что может одновременно удержать только один небольшой предмет. Вот на губах из помидора они и сосредоточились.
Клаве вдруг стало их обоих ужасно жаль, до слез. Это ж как директрису угораздило втюриться в занудного покойника? Неужто других кандидатов в мужья не нашла, посвежее? Хотя Основателя жаль не меньше: всю жизнь потратил на науку и магию, а чувства настигли только в посмертии!
Промокнув глаза рукавом, Клава вспомнила, зачем собственно пришла. Согнувшись в три погибели, пробралась к холодильнику, благо тот был низенький и свет из воровато приоткрывшейся дверцы с террасы влюбленные не заметят. Потом по-утиному, почти на корточках, с бутылкой молока суккуба покинула кухню.
В спальне ее на мгновение ослепил свет одного бра. Флавиан сидел на постели, ссутулившись, опершись локтями о колени, взъерошенный, сумрачный.
— Молока? — предложила Клава. Забравшись под одеяло и устроившись с комфортом, откупорила бутылку.
— Нет, спасибо.
Клава пожала плечами — и жадно выдула пол-литра, не отрываясь. Закончив, довольно крякнула и облизнулась.
— Наверное, мне лучше уйти, — подумал вслух Флавиан, не глядя в ее сторону. — Инициация прошла успешно, нам больше нельзя…
— Нет! Останься, пожалуйста! — вскинулась Клава. Торопливо придумала причину, пригрозила: — Если ты сейчас уйдешь, я разревусь! И буду рыдать до утра.
— Тебе настолько не понравилось? — не поверил он.
— Не знаю, мне не с чем сравнивать, — уклончиво заявила она.
— Всё прошло не так, как ты об этом мечтала? Хранила свою девственность до первой брачной ночи, как подарок на свадьбу? Извини, что спутал твои планы.
— Да нет, не совсем. То есть, пока была маленькая и глупая, так и мечтала. А потом вроде бы и рада была согрешить, но как-то не складывалось. Все девочки ведь мечтают о принце на белом коне, чтобы поцеловал, подвел к алтарю, а дальше — хлоп! — куча детишек, совместная счастливая старость, смерть в один день и общий камень на могиле. Когда становишься старше, понимаешь, что сказок не бывает. Да и сама далеко не принцесса, без полкоролевства в приданом никто не посватается.
Флавиан, выслушав, поежился:
— Надо Пуму спросить, она, как некромантка, уж точно должна была мечтать именно о двойном надгробии с надписью «жили долго и счастливо».
Клава рассерженно пихнула его кулаком в плечо.
— Ай, больно. Чего дерешься? — констатировал инкуб. Актер из него был никудышный, Клаве так и захотелось стукнуть еще разок, побольнее, чтобы сбросил маску напускного безразличия.
Но вместо этого она спросила:
— Сирена была твоей первой женщиной?
— Угу.
— Она же рыба! Рыбам положено метать икру.
— Ну, она тоже иногда мечет.
— Что, правда?!
— Угу. Раз в сезон. Так я пойду?
— Нет, сиди. То есть, лежи.
— Послушай, нам нельзя влюбляться друг в друга… — начал он снова.
Но Клава перебила:
— Кто это тут в тебя собирается влюбиться? Ничего подобного! Но раз уж ты инкуб, а я теперь суккуба, то мы просто обязаны поддерживать друг друга. Так что побудь со мной, как друг, а не как любовник.
— Ты хочешь… — растерялся Флавиан.
— Я другого и не прошу, — проворчала Клава. На донышке бутылки скопился целый глоток молока, она выпила последнее, запрокинув голову. И добавила: — Впрочем, если ты предложишь провести с тобой ночь во взаимной тренировке для повышения квалификации, я не откажусь.
Флавиан усмехнулся. И, заметно расслабившись, улегся обратно.
— Эй, а кто будет светильник выключать? — возмутилась Клава.
— Ты, — заявил нахал. — У тебя ведь крылья, значит, ты легче на подъем.
— Еще бы я знала, где у этих кристаллов выключатель!
Хмыкнув, инкуб щелкнул пальцами, и свет плавно затух.
— Спокойной ночи, — прошептал Флаф.
— Спасибо, — за всё сразу поблагодарила Клавдия.
6
— Мамуль, спишь?
Нос и щеку Клавы пощекотали пушистые усы, шершавый язык лизнул в подбородок.
— Еще минуточку, Персик… Ну, не надо лизаться!.. — Клава всё никак не могла заставить себя проснуться. Ощущения были такие, будто на дворе первое января, и всю ночь ей не давали заснуть фейерверки и пузырьки шампанского. Хотелось проспать сутки, не меньше. — Лапуль, я сейчас… Иди, похрусти на кухне сухариками, ты знаешь, где пакет с кормом…
— Я уже завтракал! — Довольно мурча, кот плюхнулся рядышком, ощутимо привалившись теплым боком к бедру хозяйки, как будто собрался спихнуть ее с кровати. — Пумочка меня покормила вкусненьким мясом. Я хорошо покушал и хочу поваляться с тобой! Ночью ведь ты променяла меня на того парня, я обиделся. Так что теперь гладь меня всего!
С этим заявлением он, невзирая на упитанность, ловко вывернулся из позы «клубочек с ушами» в позу «сарделька с лапками», растянулся вдоль Клавиного бока кверху пузиком, а ей под ухо подставил две своих длинных «лыжи» с розовыми пяточками.
— У-у, зайка, не пинайся… — пробурчала Клава, с трудом разлепляя глаза. Протянула руку потеребить пяточки. Но так и замерла. Захлопала глазами.
Персик не дождался привычной утренней игры «Не смей трогать мои лапки!». С недоумением поглядел на задумавшуюся хозяйку, для чего пришлось слегка напрячь пресс и приподнять ушастую голову. Затем снова лениво откинулся, растянулся — и с истинно кошачьим пофигизмом принялся вылизывать пушистые кулачки.
Клава вспомнила всё, что происходило с ней накануне. И попаданство, и «переквалификацию» в суккубу. Покраснев, она забарахталась, при этом стараясь не помешать коту, сдвинулась на самый край постели и откинула одеяло.
— Мамуль? — недовольно подал голос Персик, оказавшийся внезапно накрытым с головой.
— Извини, я просто проверила, — отозвалась Клава, вернула одеяло на место. Задумалась еще крепче.
Кровавых пятен, что обожали описывать в любовных романах, на простыне не нашлось. Вообще всё постельное белье выглядело так, словно только что из прачечной — пахнет свежестью, хрустит, как накрахмаленное, ткань белее снега. Неужели Флавиан, прежде чем сбежать от нее утром, поменял белье, и при этом умудрился ее не разбудить? Чудеса! Кстати, почему это он сбежал, не простившись? После всего, что было! Клава обиженно надула губы.