— Ладно, мамуль, — легко согласился любимец.
— То есть ты не против пожить здесь? — удивилась она.
— Тут интересней, чем дома, — заявил кот. — Мне не нравится тот парень, который дрых с тобой сегодня вместо меня. Еще мне не нравится мрачный прозрачный мужик на кухне. А так всё замечательно, мамуль. Пумочка хорошая. Ты меня понимаешь и не переспрашиваешь по пять раз, о чем я тебе пытаюсь промяукать. Я даже как-то умнее стал, кажется. И лапки у меня…
— Что — лапки? — насторожилась Клава.
— Вот! — Персик гордо показал ей «пятерню» с растопыренными пальчиками и острыми коготочками. — У меня получилось вытащить кости из рыбки! Я сам всё сделал, не плевался и язык не уколол! А скоро вообще научусь кушать с вилкой и ножом, как Пумочка. Здорово, правда? Скажи, мамуль, я уже совсем большой котик, да?
Персик, довольный своими достижениями, прижался к хозяйке, требуя погладить по спинке, от загривка до хвоста. А Клаву до мурашек проняло осознание: коту здесь вправду лучше, чем в родном мире. Начать с того, что здесь в его распоряжении дом с садом. Да и весь городок выглядит безопасным — гуляй, сколько хочется, гоняйся за бабочками без страха попасть под машину. Дома ждет лишь запертая на целый день тесная квартира, скука и одиночество, пока Клава мается на работе. Снова мяуканье вместо осмысленной беседы? Клава и раньше не сомневалась, что Персик разумный зверь, но теперь он доказывает это на словах и на деле! Он и прежде любил изображать белочку, беря в лапки игрушку или наслаждаясь раздиранием ненужных бумажек. Но удержать столовые приборы?!
Вчера в разговорах она выяснила, что разумные звери в Академии, даже не превращаясь в оборотней, в среднем живут до сотни лет. Это еще относительно мало: маги-профессора могут похвастаться полутысячелетней биографией! Половину обычного кошачьего срока жизни в своем мире Персик уже прожил, а значит, самое большее через десять лет ей предстоит с ним попрощаться навечно. Так имеет ли она право стремиться вернуться домой — и тянуть его за собой? За него решать его жизнь, отказываться от предоставленного сказочно удачного шанса?
Да что говорить, они оба изменились! Они оба теперь совсем не те, что прежде. Причем «прежде» — это всего-то сутки назад. Ужас! Как они могут возвратиться к привычному существованию? Не получится делать вид, будто ничего не было!
Попытка осознать все изменения Клавиному мозгу не давалась легко, аж голова разболелась. «Всё равно пока я не могу вернуться, — решила она, досадливо плюнув на слишком сложные размышления. — Вот накоплю достаточно энергии — и опять подумаю хорошенько. Возможно, тогда я тоже, как Персик, поумнею и сумею найти лучший выход. Хотя это вряд ли, кот-то у меня всегда был умницей.»
Под ворчание любимца она всё-таки вылезла из постели, оставив кота вальяжно потягиваться то вдоль кровати, то по диагонали, и поспешила сперва в туалетную комнату, потом оделась и спустилась вниз.
Как объяснил Персик, искать мисс Пуму следовало в ее домашней лаборатории в подвале. Проголодавшись после бурной ночи, Клава, конечно, предпочла бы наведаться сперва на кухню. Вот только оставаться там наедине с призраком Основателя совершенно не хотелось. Потому, сбежав по лестнице со второго этажа в гостиную-холл, Клава сразу же юркнула в неприметную дверцу, за которой пряталась темная крутая лестница, ведущая в «некромантские подземелья».
— Там плохо пахнет, поэтому я не остался с Пумочкой, а пришел к тебе, — поморщился Персик, пока заботливая хозяйка, перед тем как уйти, устраивала ему уютное гнездо из одеял.
Клава фыркнула: вот и проговорился! Выходит, кот не собирался ее так быстро прощать, просто не хотел оставаться в одиночестве, пока «Пумочка» ушла заниматься своими делами. Вот ведь пушистый предатель!
Обоняние суккубы оказалось не таким острым, как кошачье, потому Клава ничего особенного в атмосфере подвала не учуяла. Немного химических запахов от банок и бутылей, стоящих плотными рядами на стеллажах. Довольно прохладно и не слишком светло: один тусклый светильник над лестницей, чтобы не пересчитать ступеньки, спускаясь вниз, и пара ярких ламп над низким рабочим столом некромантки.
Еще сверху, от двери, Клава заметила, что на столе лежит длинный большой предмет в рост человека, накрытый полотном светлой ткани. Сквозь материю просвечивали разноцветные огоньки, зажигаясь по очереди в загадочном строгом порядке. Поэтому Клава решила не доверять своим глазам, которые уверяли, что под покрывалом, судя по складкам и очертаниям, скрывается труп. Тем более запахом гнилого мяса не тянуло. Пусть Пума подрабатывает в морге — не станет же она брать работу на дом! Наверняка ткань укрывает от пыли какой-то редкостный аппарат, которым некромантка очень дорожит. Ну, или робота.
С усилием поборов в себе внутреннее инстинктивное отвращение, Клава спустилась — и с середины пролета окликнула Пуму. Та настолько увлеченно химичила над разноцветными колбами в дальнем углу подвала, что не услышала топающих шагов.
— Доброе утро!
От неожиданности золотисто-песочная шерсть на загривке большой кошки встопорщилась дыбом. Но оглянувшись и сдвинув на лоб устрашающего вида очки-лупу с автоматическим-магическим-лазерным наведением, мисс Пума коротко рассмеялась:
— А, это ты? Доброе! Говорят: «ранее утро добрым не бывает», поэтому сейчас добрее некуда — час дня на дворе.
— Ух ты! — смущенно пробормотала Клавдия. — Я проспала.
— По уважительным причинам можно, — снова посмеялась Пума. Вернулась к своему занятию, продолжая разговор: — Флавиан скоро вернется, обещал на обед сводить тебя в центральную столовую Академии.
— Ух ты! — снова повторила Клава.
Она понимала, что выглядит глупо, но не знала, ни как реагировать на такое обещание, ни куда можно деться в лаборатории, чтобы не помешать хозяйке. И куда смотреть в первую очередь, тоже непонятно. На столах были разложены всяческие таинственные инструменты. На нижних полках стояли рядком пузатые бутыли, соединенные трубками и проводами, где в разноцветных растворах плавали куски мышц, кожи, органы вроде глаза на ниточке, уха или даже целой руки с когтями. А еще здесь было множество книг: магическо-электронные досочки-планшетки с плывущим текстом, обычные учебники в глянцевых обложках, старинные гримуары и некрономиконы в окладах из тисненой темной кожи с металлическими пряжками и чеканными уголками. Клава даже не была уверена, что стоящая рядом на столе тарелка с бутербродиками — это заранее приготовленный перекус, а не часть огромного эксперимента. Впрочем, кусочки рогалика с ломтиками сыра выглядели слишком аппетитно для черной магии.
Пума, мельком глянув на свою растерявшуюся гостью через мигающую кристаллами-лампочками лупу, махнула лапой на одну из подушек, разложенных прямо на полу. Клава послушно уселась, подобрав под себя ноги.
— А обед в столовой во сколько? То есть мне пока не завтракать? — уточнила Клавдия.
— В столовой у нас обедать можно круглосуточно, смотря в какое время освободишься от занятий и проектов. Но лучше приходить туда голодной, а то местечка для десерта не рассчитаешь. Десерты там стряпают отменные!
Пума пододвинула ей тарелку, и Клава с благодарностью взяла бутерброд, принялась жевать, продолжая разглядывать диковинки. В ближайшей бутыли, примерно пятилитровой, обнаружилось шевеление. Стоило Клаве сесть рядом, как плавающий в растворе корявый человечек с белесой сморщенной кожей развернулся в ее сторону и принялся строить обидные рожицы. Клава продолжила невозмутимо уплетать бутербродики, благо на тарелке их было еще много. Только делать вид, будто никто перед тобой не вертит голой морщинистой задницей размером с кулак, становилось всё сложнее: от бесшумной возни соседа проснулись гомункулы в других бутылях — и присоединились к развлечению. От некоторых особо бесстыжих дразнилок Клава едва не поперхнулась.
— Суккубу учуяли, похабники, вон как оживились! — усмехнулась Пума. — Знают, что в тебе скоро накопится много живительной энергии.
— Какой-такой энергии?
— От секса же! Источник силы живительнее некуда. После трех-четырех мужиков сможешь из такого вот червяка, — она постучала когтем по одной бутыли, и человечек внутри сразу напыжился, сложил ручки на груди, — за одну минуту сделать вон такую громадину, как на столе там валяется. У меня, профи-некромантки, на его выращивание ушло пять лет!
Пума приподняла покрывало, и Клавиному взору открылась часть безжизненного тела, что привлекло ее внимание с первых минут в лаборатории. Вдоль локтя, покрытого синеватой кожицей, тянулась полоса индикаторов из мелких, ярко светящихся вживленных кристаллов, заменявших в этом мире диоды.
— Фу, труп! — невольно передернуло Клаву.
— И ничего не фу! — хохотнула некромантка. — Труп — это то, что умерло. А это никогда толком не было живым.
— Тебе виднее, — вздохнула суккуба.
— Жалко только, что даже тебе, даже после года практики, будет не по силам поднять этого крррасавца, — добавила Пума, явно гордившаяся своей работой. — Зараза жрет столько энергии, что Сирена меня скоро отключит от сетей Академии за растраты. Совершенствую его, улучшаю, а толку как не было, так и нет. Атомный реактор встроить в него, что ли? Да Совет попечителей не разрешит, эх.
Клава не решилась приподнять покрывало на лице большого гомункула. Судя по развитой мускулатуре и немалому росту, Пума лепила взрослого молодого мужчину человеческого вида. Наверняка и с лицом постаралась, супермена с квадратным подбородком наваяла. Посмотрит Клава — и мало ли, влюбится с дуру в недоделанную куклу? Лучше уж сдержать любопытство от греха подальше.
— А из чего ты своё чудище Франкенштейна сшила, если, говоришь, в морге у вас вечная мерзлота и пустота? — спросила Клава. — Откуда трупы берешь? У вампиров покупаешь объедки?
— Ты меня которым ухом вообще слушала? — слегка обиделась на глупое предположение Пума. — Во-первых, у вампиров своя лаборатория по синтезированию крови, они у нас тут почти травоядные, пацифисты. Во-вторых, у мертвой ткани свои заморочки: консервируй ее, да так, чтобы эластичность и регенерацию сохраняла, да сшивай от разных доноров, да угадывай, у какого исходника на что аллергия есть, а что для него яд чистой воды. И нет у нас в морге трупов, просто для проформы организовали холодильники, чтобы были, если от Министерства комиссия нагрянет с проверкой. Профессора помирать не спешат, они и в шестисотлетнем возрасте все бодренькие, как огурчики-корнишоны, все в бородавках. А если кто и помрет вдруг, себе на удивление — так тех после панихиды сразу на кладбище, зачем им долго лежать? Да и холодильники им не нужны, они все усушенные, как мумии, гнить нечему. Только и мне для ремесла взять с них нечего: кости ломкие, кожа пергаментная, тьфу!
— А студенты? — заикнулась Клава.
— Ты что! — возмутилась кошка-некромантка. — Если у нас студент окочурится, нас же Министерство следствием замучает! Нет-нет, никогда у нас такого не было. И не будет!
— Извини, я думала, некроманты именно по трупам, — повинилась Клава.
— Я практикую на чистой экологичной органике! — ударила себя в пушистую грудь лапой Пума. — Раньше даже приходилось самой материал собирать: в мужских туалетах вешала плакаты, ставила баночки, чтобы студенты спермой не разбрасывались, а сдавали для научных целей. Теперь хорошо Флавиан помогает, растолковывает парням, чтобы бережнее к сперме относились, не швырялись ценной субстанцией в канализацию.
— А… — смутилась Клава столь откровенных подробностей, но интересно было ужасно. — А с девочками как?
— С женскими клетками проблем никаких — Сирена в сезон размножения столько икры сбрасывает, хоть в банки закатывай! Впрочем, кое-кто впрямь солит. Потом, будет случай, свожу тебя попробовать — шикарная закуска к виски! Ты как к алкоголю, кстати, достаточно взрослая? Хотя о чем это я, была бы ты несовершеннолетняя, Флаф с тобой не связался бы.
Клава поморщилась:
— Разве это не каннибализм?
— С чего бы? Икринки-то неоплодотворенные.
— То есть директриса не замужем? — осторожно уточнила Клава, вспомнив ночную сцену на веранде за домом.
— Есть у нее любовник, тоже из водных полулюдей, — продолжала с удовольствием сплетничать Пума, не забывая между тем и делом заниматься. — Но свадьбы никто не ждет. Любовь у нашей Сирены безответная, на всю жизнь, представляешь! Так что в бассейне поплескаться с кавалером и икру в брачный сезон сбросить — это одно. А с фатой под венец — только с возлюбленным! А возлюбленный не из тех, кто букет лососей принесет в Междупланетный день Семьи и Брака.