119104.fb2
Я был устал и измучен. Со времени похищения Лейлы я почти не спал. В ту ночь я провалился в тяжелый сон.
Я проснулся от звука выстрела и выбежал на кухню.
У стола лежала Лейла, в ее руке был мой пистолет, дуло “стечкина” она держала во рту, голова была прострелена, изо рта сочилась кровь.
Здравствуй, Динька. Представляешь, как раз сегодня я нашел твое письмо. Нес сжигать старые газеты и журналы, сохранившиеся в отцовском доме со времен моего детства, и нашел этот конверт. Наверное, тогда я вложил его в один из журналов. “Ровесник”. Или “Техника – молодежи”.
Обратный адрес – Безмеин, Туркменская ССР. Есть даже улица и номер дома. Я подумал: что, если написать туда?
Иногда со мной случаются вещи и похуже. Я думаю: что, если позвонить по номеру Ильи, умершего в лондонском хосписе год назад? Что, если кто-то поднимет трубку на том конце? Мне кажется, раз в год можно услышать голос с той стороны, набрав правильный номер. У меня есть правильный номер. Я только не знаю, в какой день можно звонить.
Ты пишешь, что в армию тебя еще не берут – тебе нужно закончить техникум. Тебя возьмут, возьмут, Динька. Еще про фильмы, которые ты посмотрел на видео. И заканчиваешь: “Меня тут пытались женить. Но я вовремя простудился”.
Очень трогательно. И вполне в твоем духе. Я улыбнулся.
Вот, опять громыхнуло. Каждые сутки, днем или вечером, они делают несколько залпов. Где-то в стороне Ведено. Выстрелы такие, что вздрагивает земля. Гаубицы там, что ли? И куда они стреляют? Зачем?
Слушай, Динька, спроси у них, в кого они стреляют? Ты же служил вместе с ними. Тебе будет легко – слетать на позиции. Обернешься за пару минут. Как ты вошел ко мне. Хотя я запирал все двери. И железные ворота на тяжелый засов.
Теперь тебе все легко.
Так почему они стреляют? И по чему? Чему-кому?
Все ведь уже кончилось. Никого не осталось. Я знаю, я сам сдал последнего.
А они все стреляют.
Может, просто чтобы не заржавели пушки?
По мне, так хоть бы они и заржавели – невелика беда. Даже лучше было бы, если бы заржавели.
Вот бы напустить на них Великую Ржавчину! На пушки, минометы, танки, бронетранспортеры, чтобы ни единого пистолета не осталось! Чтобы навечно заклинили все автоматы Калашникова в мире. Призываю тебя, о, Великая Ржа! Ржа-Джа!
Джа-джа.
Тогда все оружие выкинули бы на свалку. Горы металлолома. И мы бы играли на этих свалках.
Помнишь, мы любили свалку металлолома – из подземного пункта связи выкидывали хитрые платы, отслужившие приборы и лампы. И мы сооружали из всего этого свои космические корабли. Мы отправлялись покорять просторы Вселенной.
Если бы на нашу любимую свалку выкинули пару танков и самолетов, мы бы и им нашли применение, ты знаешь! Мы тогда так хотели улететь в космос. И вот, ты уже улетел. Как оно там, в межзвездном пространстве? Интересно, если я напишу тебе письмо в Безмеин, его перешлют по адресу ближайшей к тебе кометы?
Динька, мой корабль пока не взлетает. Но он взлетит, обязательно. Рано или поздно мы все улетим в космос.
Куба, Куба! Куба либре. Что это? Коктейль. Рецепт почти не отличается от рецепта коктейля Молотова. Или я опять все путаю?
Здесь очень много Кубы по телевидению. Репортаж о встрече боксеров с острова Свободы, прилетевших ради дружеского турнира. На музыкальном канале по нескольку раз в день ставят клип “Ночных Снайперов” – “Куба”.
“А в моих ботинках до сих пор кубинский песок…”.
И сразу за ним: песня убийственно красивой кубинской певицы, на испанском языке, посвященная команданте Че Геваре. В клипе на фоне деревень и плантаций сахарного тростника идут длинноногие девушки-латинос, в белых платьях, с детьми на руках и автоматами Калашникова за плечами.
Это очень красиво. Романтично. Но какое мы имеем к этому отношение?
Создается стойкая ассоциация: Чечня – Куба. Чечня – остров свободы.
Неправда. Чечня – это не Куба. А Че – не бригадный генерал.
Легко снова затуманить сознание молодых, глупых. В телечате на местном канале ники: “Шахидка”, “Талибан”.
Они думают, что это смешно.
Значит, все опять запутается.
Я предлагаю ввести новый предмет в корпус военно-теоретической подготовки: боевые действия в условиях телевизионной реальности.
То, что произошло – этому уже никогда не будет не только объяснения, но и полного, достоверного описания. Попробуйте изучить любые источники. Вы найдете все что угодно, кроме системы фактов в их последовательности и внутренней взаимосвязи. Не работает закон причины и следствия, отброшен принцип историзма. Клипы, клипы, только клипы.
Официальная версия событий: ложь, громоздящаяся на другую ложь, совершенно не заботясь не только о правдоподобности, но даже и о согласованности второго сообщения с первым. Каждый выпуск новостей начинает историю с сотворения мира. Одно и то же событие, вчера поданное так, сегодня будет освещено совершенно иначе. И это нормально. Вчерашний день умер, и его правда умерла вместе с ним. Достаточно каждому дню своей правды.
Книги независимых журналистов, претендующие на историзм, на поверку оказываются компиляцией репортажей. Собственные впечатления, душераздирающие истории, нравственный и политический комментарий – но не складывается, общая картина не складывается. Клипы.
Художественные творения российских солдат: с большим или меньшим мастерством выписанные истории из ненормального быта антитеррористической операции. Поехали на БТРе за водкой на базар и подорвались на мине. Самый популярный сюжет.
Пожалуй, только мемуары генералов похожи на связный последовательный отчет. Но едва ли непредвзятый.
Мирные чеченские писатели, члены союзов и академики, начинают издалека – “когда динозавры были маленькими…”. И получается хорошо, исторично. До самого конца двадцатого века получается исторично. Потом, в двух последних главах, посвященных собственно войне, повествование рассыпается на осколки.
Совершенно особая вещь отчеты моджахедов. Там вообще все выглядит как мистический триллер: сплошь ангелы чудесным образом уничтожают кафиров целыми дивизиями, выводя воинов джихада практически без потерь из любого столкновения. И как они умудрились при таком покровительстве проиграть войну? Остается непонятым.
Но самое удивительное – рассказы очевидцев.
Чаще всего оказывается, что никто из очевидцев ничего не видел собственными глазами. Они с серьезным видом пересказывают документальные фильмы, показанные по НТВ. Если же видели, то в ограниченном мире каждого оценка события совершенно непредсказуема и зачастую неадекватна.
У человека прямым попаданием бомбы разрушило дом. Он думает, что только он оказался таким несчастным. Ему неизвестно, что в один час сотни людей остались без крова. Или наоборот: случайная мина залетела на огород. А человек уверен, что вся республика была подвергнута массированному обстрелу, перепахана взрывами. И в живых никого не осталось. Только он.
Когда включают электричество, люди бросаются к телевизорам, чтобы узнать: что же произошло на самом деле?! В отсутствие телекартинки реальность коллапсирует, сужается, втягивается, как свет в черную дыру.
Люди не помнят, когда что происходило. Если не было электричества – не работало телевидение – они забывали, какое сегодня число, день недели и даже месяц. Но путают не только даты. Путают последовательность событий.
А раньше я думал, что это только я такой безумный.
Я долго пытался связать факты, склеить отрывки, выстроить единую непротиворечивую цепь событий. Я понял, что это невозможно. История этой войны не может быть написана. Потому что у этой войны не было истории.
У нее было телевидение.
Все, что происходило, редко попадало напрямую в сознание и память. Нет. Но – через телевизор.